Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон

Но допускать его въ кабинетъ мой между четырехъ глазъ, такъ часто какъ я писать къ тебѣ хочу; чтобъ я только водила его перомъ; какъ между тѣмъ матушка будетъ полагать, что я начинаю къ нему привязываться не на шутку; и сдѣлать его обладателемъ не только моихъ чувствованій, но даже моего сердца, когда я къ тебѣ пишу; нѣтъ, моя любезная, того не будетъ. Естьли бы я вышла за перваго человѣка въ Англіи, то не сдѣлала бы ему чести сообщеніемъ моихъ переписокъ. Нѣтъ, нѣтъ, для какого нибудь Гикмана довольно величаться званіемъ нашего повѣреннаго, и видѣть на надписяхъ имя свое. Не беспокойся о немъ, со всею скромностію, онъ будетъ умѣть воспользоваться такими титлами.

Ты меня безпрестанно порицаешь въ маломъ великодушіи моемъ къ нему и въ злоупотребленіи моей власти. Но я тебѣ божусь, что мнѣ не льзя иначе поступать. Изъ милости, позволь мнѣ распутать иногда мои крылья и приводить себя въ почтеніе. Теперь мое время, какъ ты видишь; потому, что такія преимущества не будутъ приносить чести, ни ему, ни мнѣ когда я имъ буду его женою. Онъ такъ радъ, когда я довольна бываю, что радость его уменшилась бы, естьли бы я его иногда не огорчала.

Знаешь ли ты, чему бы я была подвергнута, естьли бы не заставляла его дрожать? Онъ бы самъ старался дѣлаться страшнымъ. Все твореніе животныхъ, болѣе или менѣе, въ непріязненномъ положеніи между собою. Волкъ скрывающійся бѣгствомъ отъ льва, чрезъ минуту послѣ того поглощаетъ ягненка. Я помню, что однажды такъ было мнѣ досадно отъ одной курицы, которая била и клевала безпрестанно другую, (я воображала: вотъ бѣдной ягненокъ,) что изъ побужденія человѣчества, я велѣла нападчику свернуть голову. Чтожъ случилось послѣ такой казни? Какъ скоро избавилась другая отъ своего гонителя, то сдѣлалась сама нахальною, и въ свою очередь клевала одну или двухъ курицъ, которыя были ее безсильнѣе. Они стоятъ всѣ быть удавлеными, сказала я; или лучшебы было мнѣ простить и первую, ибо, повидимому таково есть свойство цѣлаго рода животныхъ.

Прости моимъ сумозбродствамъ. Когда бы я была съ тобою, то вырвала бы иногда пріятную усмѣшку изъ твоего важнаго вида; какъ мнѣ уже не разъ случалось. Ахъ! мой другъ, зачѣмъ ты не согласилась взять меня къ себѣ въ товарищи? Но ты противишся всѣмъ моимъ предложеніямъ. Берегись! ты меня разсердишь, а когда я сердита, то не дѣлаю ни къ кому пощады. Мнѣ столько же невозможно оставить свою неуступчивость какъ и перестать быть твоимъ вѣрнымъ другомъ.

Анна Гове.

Письмо CXXXI.

КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.

Въ Пятницу 21 Апрѣля.

Г. Ловеласъ сего утра сообщилъ мнѣ новое предпріятіе моего брата, которое онъ узналъ отъ своего повѣреннаго. Я имъ весма довольна, что онъ имъ не уважаетъ, но напротивъ говоритъ съ презрѣніемъ. Впрочемъ, естьли бы ты мнѣ уже о томъ не упомянула, я бы могла то счесть за новую выдумку, что бы ускорить мой отъѣздъ, ибо онъ самъ давно желаетъ быть въ Лондонѣ. Онъ мнѣ прочиталъ содержаніе полученнаго письма, которое довольно согласно съ свидѣтельствомъ дѣвицы Клоидъ, какъ ты ко мнѣ писала. Прибавленіе состоитъ только въ томъ, что предпринимающій такое дерзкое дѣло, есть Капитанъ корабельный по имени Синглетонъ.

Я видѣла того человѣка. Онъ былъ два или три раза въ замкѣ Гарловъ подъ видомъ пріятеля моего брата. Онъ имѣетъ видъ нахальный, и я думаю, что намѣреніе такое вышло отъ него; потому что братъ мой, безъ сомнѣнія, говоритъ всему свѣту про мой безумный поступокъ. Смотря по прежнему его недоброжелательству, онъ не можетъ пропустить такого случая.

Етотъ Синглетонъ живетъ въ Лейтѣ. И такъ, по видимому, они намѣрены меня отвезти на дачу брата моего, которая не очень далеко отъ сей гавани.

Сличая всѣ такія обстоятельства, я начинаю опасаться въ самомъ дѣлѣ ихъ расположеній, которыя сколько ни кажутся презрительными Г. Ловеласу, могутъ причинить пагубныя слѣдствія.

Видя его откровенность и неустрашимость, я спросила у него, что онъ мнѣ теперь посовѣтуетъ?

Позвольте мнѣ, сударыня, сказалъ онъ, спросить у васъ о вашихъ собственныхъ мысляхъ? Я потому вамъ дѣлаю такой же вопросъ, что вы желали сердечно меня удалить по пріѣздѣ въ Лондонъ, и что опасаясь вамъ не угодить, я не знаю, что мнѣ предлагать. Мое мнѣніе, я ему отвѣчала, что мнѣ должно скрыться отъ всѣхъ, исключая только дѣвицы Гове; и что ему должно удалиться отъ меня потому что его полагаютъ необходимо при мнѣ, и что удобнѣе открыть его слѣды, нежели мои.

Вы конечно не желаете, сказалъ онъ мнѣ, попасть въ руки брата вашего чрезъ такія чрезвычайныя средства васъ угрожающія. Я не намѣренъ броситься услужливо къ нимъ навстрѣчу; но естьли они будутъ имѣть причину думать, что я ихъ убѣгаю, не удвояться ли ихъ разысканія? И когда возгорится во мнѣ духъ для защищенія вашего, не буду ли я подверженъ такимъ обидамъ, о которыхъ даже мысли не можетъ стерпѣть честной человѣкъ?

О Боже! вскричала я, какія пагубныя слѣдствія нещастія моего, что я вдалась въ обманъ.

Любезнѣйшая Кларисса! перервалъ онъ съ нѣжностію; не приводите меня въ отчаяніе такими жестокими выраженіями когда вы сами видите по сему предпріятію, сколько они были наклонны къ первому. Нарушалъ ли я законы общества подобно, какъ братъ вашъ теперь хочетъ; и естьли онъ не изъ суетнаго честолюбія то предпринимаетъ, я ласкаюсь вамъ открыть явно, что ихъ умыслы бесчестнѣе и нахальнѣе моихъ; но сей послѣдній столь гнуснаго свойства, что онъ мнѣ кажется меньше способнымъ васъ тревожить. Я знаю совершенно вашего брата. Умъ его всегда занятъ Романическими предпріятіями, но голова столь тупа, что она всегда ихъ приводила въ замѣшательство; качества въ немъ, малое изобрѣтеніе, нерѣшимость, крайнее высокоуміе безъ всякаго дарованія приносить себѣ пользу, и безъ всякаго искуства причинять другимъ, кромѣ того зла, къ которому они собственнымъ своимъ безуміемъ подаютъ ему поводъ.

Вотъ, Государь мой, прекрасное доказательство! Но всѣ запальчивые люди весьма походятъ другъ на друга, покрайней мѣрѣ въ способѣ ихъ мстительности. Щитаете ли вы себя меньше виновнымъ, хотѣвши оскорбить все мое сѣмейство, естьли бы мое безуміе не отвлекло васъ отъ сей наглости и не избавило бы моихъ родственниковъ отъ обиды.

Дражайшая Кларисса! Не уже ли вы всегда будете упоминать о безуміи, о наглости или вамъ столько невозможно благопріятно думать о другихъ, сколько о вашихъ родственникахъ чтобъ заслужить вашу къ нимъ преданность и почтеніе? Простите меня, несравненная Кларисса! Естьли бы я не чувствовалъ къ вамъ такой любви, какой ни одна женщина никогда не увидитъ, я могъ бы казаться болѣе равнодушнымъ къ преимуществамъ столь явно оскорбляющимъ правосудіе. Но позвольте мнѣ спросить у васъ, что вы отъ меня претерпѣли? Какую причину подалъ я вамъ, что бы такъ сурово и съ такою недовѣрчивостію со мною поступать? Напротивъ, сколько вы были притѣснены отъ нихъ? Всеобщее мнѣніе мнѣ неблагопріятно; но въ чемъ можете вы мнѣ упрекать по вашимъ собственнымъ свѣденіямъ?

Сей вопросъ привелъ меня въ великое замѣшательство. Но я рѣшилась защищать себя.

Время ли, Г. Ловеласъ, теперь ли случай изъясняться вамъ такъ вольно съ молодою дѣвицею, лишенной всякаго покровительства? Вашъ вопросъ весьма страненъ; могу ли вамъ упрекать что нибудь по моимъ свѣденіямъ. Я вамъ отвѣчаю, сударь… и чувствую, что слезы перерываютъ мой голосъ, я хотѣла вдругъ встать съ мѣста и уйти.

Онъ ухватилъ меня за руку; заклиналъ меня не оставлять его съ неудовольствіемъ. Онъ мнѣ уважилъ свою страсть, крайную мою свирѣпость, пристрастіе къ виновникамъ моихъ бѣдствій, которыхъ мщеніе и новыя насильственныя предпріятія были предмѣтомъ нашего разбирательства.

Я почти по неволѣ принуждена была слушать.

Вамъ угодно было, любезная Кларисса, спросить мое мнѣніе. Весьма удобно представить вамъ то, что осталось дѣлать. Не смотря на ваши первыя повелѣнія, я надѣюсь, что въ семъ случаѣ вы не примите еще мое мнѣніе за обиду. Вы видите, что нѣтъ болѣе надежды къ примиренію съ вашими родственниками. Чувствуете ли, сударыня, малѣйшую склонность удостоить вашей руки того нещастнаго, которой не получалъ еще отъ васъ добровольной милости?

Какая мысль, моя любезная! какое уличеніе, или упреки! я не ожидала въ ту минуту ни такихъ вопросовъ, ни такихъ выраженій. Краска вступаетъ въ лице мое, когда я напоминаю мое смятеніе. Всѣ твои совѣты мнѣ пришли въ голову. Однакожъ его слова были такъ рѣшительны, и столь повелительный видъ. Мнѣ казалось, что онъ наслаждался моимъ замѣшательствомъ. Поистиннѣ, моя любезная, онъ незнаетъ, что такое есть любовь почитательная. Онъ на меня смотрѣлъ какъ будто бы желалъ проникнуть въ глубину дущи моей.

Чрезъ нѣсколько минутъ послѣ, его объясненія были внятнѣе, но какъ ты увидишь, они были почти принужденными.