Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий

А я заранее на все согласный.

— Так уже не взаправду будет, — хмыкнула я и потерлась щекой о его плечо.

— Взаправду, малыш, с тобой у меня все всегда взаправду, — Арсений легко встал и поднял меня. — Поехали, а? Я же без тебя, правда, загибаюсь.

— Мне без тебя тоже невыносимо, — легко призналась я.

Ехали мы молча. Арсений положил мою ладонь себе на бедро, накрывая своей, и убирал только тогда, когда переключал скорости. А я сидела и просто наслаждалась тем, как перекатываются под тканью его мощные мускулы, за игрой которых я украдкой подглядывала не так давно. Мы поднимались по лестнице в обнимку, и было такое чувство, что это обычное дело, будто мы уже делали это множество раз. Ни смущения, ни сомнений, ни вопросов.

— Душ? — спросил он, как только мы вошли.

— Иди первый.

Когда он ушел в ванную, я обошла всю квартиру, припоминая свой первый и единственный визит сюда. Не то чтобы я помнила много деталей, но диван уж точно был тем же самым. Войдя в спальню, я прислушалась к своим чувствам, ожидая, что внутри закопошится что-то при мысли, сколько же женщин были здесь до и после меня. Но ответом мне была тишина. Были стены, вещи и только два человека, но никаких призраков прошлого, ворующих ощущение моего покоя. Раздевшись, я вошла в ванную и тихонько прикрыла дверь. Арсений стоял с закрытыми глазами, подставив лицо под поток воды. Скользнув к нему, я прижалась к его спине и ощутила, как замерло его дыхание, а потом он протяжно выдохнул это сводящее меня с ума «Васю-у-у-у-унь». Кажется, каждая туго натянутая струна в моей душе откликалась, подпевала звуку этого его шепота. Он льнул к моей коже, как прикосновение, мгновенно делая ее неимоверно чувствительной. Я обняла Арсения, положив одну руку ему на сердце и утыкаясь лицом между его лопаток. Наслаждаясь тем, как мы делим один на двоих поток воды. Хочу делить с ним все: воду, воздух, время отныне и всегда. Я целовала мокрую кожу, дыша его запахом, и абсолютно отчетливо понимала, как же ощущается то самое загадочное счастье. В этом трепете от каждого касания губ, в этой дрожи и набирающих скорость ударах сердца, молотящего прямо в мою ладонь. В резком дыхании, переходящем в глухие стоны, стоило мне потереться всем телом о его.

— Васюнь, а ты будешь считать меня треплом, если откажусь от своего намерения просто поспать? — голос Арсения огрубел и стал ниже.

— Я буду считать тебя настоящим извергом, если ты этого не сделаешь, — фыркнула я и чуть прикусила кожу на его плече.

Он развернулся так резко, что я пошатнулась, но тут же была схвачена. Лишь мгновение было у меня на то, чтобы увидеть лицо Арсения, которое казалось мрачным. Один его стремительный взгляд на меня с ног до головы, и к тому моменту, как наши глаза столкнулись, я уже не просто вспыхнула, а полыхала, глухая и слепая от яростного рева и невыносимой яркости этого пламени. Мне не нужны были сейчас ни игры, ни прелюдии, только мой Арсений, наполняющий собой невыносимо болезненную пустоту внутри.

Запутав руку у меня в волосах, он заставил меня откинуть голову, второй стискивая до боли мою ягодицу и вжимаясь в живот обжигающей твердостью. Провел открытым ртом по шее от ключицы до подбородка, задевая зубами, и я всхлипнула, не в силах сдержать острый приступ дрожи, и вцепилась в его плечи, потеряв всякую почву под ногами.

— Как я обожаю твою шею, — пробормотал Арсений у моего рта. — Знаешь, сколько часов я проводил со стояком, стоило краем глаза увидеть, как ты откидываешь голову, потягиваясь или собирая волосы? Хотя так было всегда, не важно, что ты делала. Потому что я обожаю всю тебя, каждую твою часть.

Мгновение мой одурманенный мозг искал ответ на его слова, но потом Арсений захватил мой рот в настойчивом поцелуе, и это перестало быть важным сейчас. В каждом движении губ и языка дикость, смертельный голод. Не «можно» и «разреши», а «дай» и «немедленно». И я горела, с ума сходила от этого дерзкого требования. Хотела не просто отдать все, что он хотел, а умолять взять все, что есть и что еще будет. Сейчас, срочно, сию секунду. Я обхватила его шею и обвила его одной ногой, приподнимаясь так, чтобы его член оказался там, где он мне безотлагательно был нужен.

* * *

— Слишком быстро! — возражает Арсений, хотя я вижу, как вздулись мышцы на его руках и груди от усилий сдержать себя от этого одного последнего движения, что станет началом нашего общего вознесения.

Я отнимаю у него право на промедление и трусь своей сердцевиной вверх-вниз, испытывая Арсения своей влажностью, искушая мгновенной готовностью для него, и не могу сдержать протяжного стона от того, как безумно приятно ощущается это трение. Арсений на несколько секунд словно каменеет, закрывает глаза и откидывает голову, и я мгновенно пользуюсь предоставившейся возможностью исцеловать его дергающийся кадык и место, под которым пульсирует толстая вена, отсчитывая бешеный пульс. Буквально присасываясь к его коже, желая пометить свое. Его член пульсирует и дергается, зажатый между нами, и от этого мое по нему скольжение становится просто крышесносным. Я выгибаюсь, прижимаясь еще сильнее и ускоряюсь, потому что остановиться — это уже из области невероятного.

— Да что же ты творишь! — рычит Арсений и, сдавшись, подхватывает и насаживает на себя сразу, полностью, до глухого шлепка мокрых тел.

Я кричу от этой мгновенной оглушающей наполненности им, в которой наслаждения и боли пополам, и вцепляюсь ногтями в его плечи, требуя двигаться. Что, впрочем, совсем излишне. Сорвавшись, Арсений, как и я, уже не способен остановиться.

— Заноза… моя… болячка… — хрипит Арсений, долбясь в мое тело как одержимый. — Измучила… душу вынула… Ва-а-а-аська-а-а-а-а-а!

Его тело дергается, последний толчок просто сокрушительный и этот отчаянный крик, все это и для меня становится пределом. Я бьюсь на нем, совершенно потерявшись в этих чувственных спазмах, конец которым все никак не наступает. И когда все уже, вроде бы, закончено, мои мышцы снова и снова простреливает упоительной судорогой, и уткнувшийся мне в шею Арсений каждый раз отзывается прерывистым стоном.

— Мля… ну я и скорострел, — бормочет он спустя какое-то время и усмехается. — Облажался по полной! Наверное, худший любовник, что у тебя был, да?

— Единственный, — отвечаю я, не открывая глаз.

— Я компенсирую, дай мне минут десять, — продолжает он, пока до него не доходит смысл моего ответа, и он рывком отстраняет меня. — Что-о-о?!!