ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ - Борис Гринштейн

11* Проект В.Н.Григорьева не был осуществлён в Америке. Состояние финансов государства не позволяло быстрыми темпами формировать сеть военных поселений, тем более в столь отдалённых районах, так как это требовало значительных вложений и дотаций. 2-й Американский драгунский полк был отправлен в колонии только в 1849г. Но работа Григорьева не пропала в туне. Его проект, почти без изменений, в 1837 г. лёг в основу "Положения о военно-поселенной организации на Кавказе".

Глава 28

Большая Охота

14 декабря в истории РАК стало той датой, о которой говорят - это было до …, или это было после … При том, внешне, почти ничего не изменилось, хотя некоторые служащие были арестованы. Монополия, привелегии, квоты остались, но Компания никогда больше не пользовалась столь полным доверием правительства.

"Вы из Компании сударь? Хороша же у вас там собралась компания!"- в сердцах бросил император во время допроса столоначальнику РАК Оресту Сомову. И был совершенно прав. 11 декабря 1825 года из дома 72 на Мойке была послана с курьером Российско-Американской компании депеша в Москву: "…мы уверены в 1000 солдат…" - сообщалось в этом письме Пущина к Орлову. Именно там, как считают многие авторитетные историки, находился штаб грядущего мятежа.

В доме у Синего моста, где находилось Главное правление и квартиры некоторых служащих РАК, собирались члены Северного общества. Ключевой фигурой Компании, правителем канцелярии Главного правления, до самого дня выступления на Сенатской площади служил Кондратий Рылеев, столоначальником - Орест Сомов, правителем Московской конторы барон Владимир Штейнгель. Гаврила Батенков, протеже Сперанского, рассорившись с Аракчеевым, намеревался поступить в службу РАК на должность главного правителя.

Все офицеры, над головами которых на палубе флагманского корабля "Князя Владимира" "по обряду морской службы" были сломаны их шпаги, совершали кругосветку на компанейских барках, а некоторые и не по одной. За борт полетели сорваные эполеты и мундиры: адьютанта начальника Морского штаба лейтенанта Торсон; офицеров Гвардейского экипажа - Арбузова, братьев Александра и Петра Беляевых, братьев Бориса и Михаила Бодиско, Михаила Кюхельбекер; братьев Николая, Александра и Михаила Бестужевых… Ещё несколько офицеров - членов тайных обществ, во время попытки мятежа находились в Американских колониях.

Но была ещё одна групп людей, стоявших близко к мятежникам, но прямого участия в тайных обществах не принимавших. Директор РАК Иван Прокофьев лично сжёг большое количество бумаг из канцелярии Компании. Какие бумаги были уничтожены установить уже невозможно, но объяснение Прокофьева, что "там значились имена бунтовщиков" неубедительны.

Близок к Рылееву был другой директор и крупный банкир Петр Северин.

Один из "людей Рылеева" Николай Ростовцев, сыгравший в событиях 14 декабря очень неоднозначную роль, был племянником крупного акционера РАК, петербургского городского головы Николая Кусова. А зятем, мужем сестры, Ростовцева был другой первогильдейный купец, директор Государственного Коммерческого банка и директор РАК Алексей Сапожников.

Не ясна роль в заговоре Григория Перц, сына Абрама Перец, крупнейшего откупщика, банкира и судостроителя, в доме которого Якоб Ван-Майер познакомился со Сперанским и Канкриным. Кстати, в показаниях на следствии часто мелькали имена этих покровителей Компании, как и имя адмирала Мордвинова.

Так что Александр Сергеевич, в 10 главе "Онегина" давший уничтожающую характеристику декабристам:

Все это были разговоры,

И не входила глубоко

В сердца мятежные наука,

Все это была только скука,

Безделье молодых умов,

Забавы взрослых шалунов.

ошибался. Были там и другие люди.

Делопроизводитель Следственной комиссии Андрей Дмитриевич Боровков в своих записках утверждал, что наряду с общим следствием, существовало второе, выделеное и засекреченое. Это следствие "было проведено с такою тайною, что даже чиновники Комитета не знали; я сам собственноручно писал производство и хранил у себя отдельно, не вводя в общее дело". Никаких подробностей Боровков благоразумно не приводит. Документы эти никогда не публиковались и, скорее всего, давно уничтожены.*(1)

Зато имя ван-Майера в общеизвестных документах следствия почти не упоминается. Однако следует вспомнить, какими прибылями обернулся для него переворот 1801г., в коем он также небыл замечен. В случае успеха мятежа 14 декабря он заработал бы ещё больше, правда не сразу.

Во всех своих проектах декабристы собирались освободить крестьян без земли, а

это обеспечивало большое количество свободных работников без которых ван-Майер не мог осуществить свой давний план - наладить китобойный промысел на Тихом океане. Предположение, что Якоб задумал его после прочтения отчётов экспедиций 1816-25гг. не выдерживает критики.

В письме отцу от 19.08.1788г., отправленному с "Нортштерном", он писал: "Вчера, почти у входа в бухту я увидел наконец настоящего кита. Он плыл в нескольких саженях от нашего борта и вода правой струи его фонтана достигала палубы". Кто знает, тот поймёт. А ван-Майеры знали. Они имели доли в нескольких китобойных судах, промышлявших в водах пролива Дэвиса, пока голландский китовый промысел не прекратился вследствие национальных бедствий и последствий французской революции. Одной короткой фразой Якоб сообщил, что у побережья Кадьяка есть стадо настоящих китов (они крайне редко ходят поодиночке и потому носят также имя "sarda" (стадный). Да ещё подтвердил это рассказом о фонтане. Такой V-образный фонтан встречается только у настоящих, гладких китов, самой ценной добычи китобоя.

10 сажен в длину и гораздо массивнее и толще иных китов, он весил до 8000 пудов и до 1000 из этих пудов приходится на превосходную ворвань, стоимостью пиастр за галлон. Но ещё дороже то, что настоящий кит носит во рту - до тонны своего уса, совершенно необходимого для дамских туалетов.

К тому времени, когда Якоб ван-Майер впервые сообщил о тихоокеанской популяции настоящих китов, они уже были полностью выбиты в проливе Дэвиса и цена за фунт китового уса поднялась до 7 пиастров. Но ван-Майеры не торопились на это новое эльдорадо. На китовом промысле, как на сборе грибов, выигрывает тот кто пришёл первым, если у него есть большая корзина, а корзины-то у голландцев как раз и не было. К концу века из-за войн, истребления китов и конкуренции голландский китобойный флот уменьшился с 400 до 35 судов, против 138 британских и, главное, более чем 300 бостонских. Их города Нантакет, Нью-Бэдфорд, Коннектикут, да и Нью-Йорк тоже, в те времена в основном процветали за счёт китобоев.

Ван-Майеры понимали, что начинать промысел с 3-4 судами, означает просто привлечь на богатые поля конкурентов. Основные прибыли получат те, кто в первые годы, пока кит ещё не выбит, будет иметь наибольшее количество китобоев. А взять их было негде. Найти в Европе разом большое количество молодых, здоровых людей, готовых на многолетнюю каторжную работу, было невозможно, а в России рынка рабочих рук вообще почти небыло.

Так и лежал строго засекреченый проект в столе. А тем временем Якоб всячески мешал кому бы то ни было, даже Компании, развивать китобойный промысел в его угодьях. Было это несложно. Другие директора РАК совершенно не обращали внимания на развитие промысла, сулившего огромные прибыли, считая, что создание китобойного флота, приобретение оборудования потребуют очень больших затрат, которые не скоро окупятся. Свое нежелание развивать китобойный промысел они оправдывали также отсутствием отечественных кадров китобоев. Ван-Майер смог также на десятилетия заморозить на 30 руб. цену, которую приказчики Компании платили алеутам и конягам за добытого кита, хотя доход получаемый от него, составлял около 2000 руб.

Первым, кто серьёзно попытался пастись на этом поле, стал бостонский негоциант Питер Добель "славный малый, торговать любит и умеет со всеми народами и нациями". Во время континентальной блокады он оказал Компании немало услуг информацией и поставками из Кантона. Щедрость, с которой с ним расплатились, побудила бостонца поближе познакомиться с Россией. В 1812 году он пришел в Петропавловскую гавань с товарами на двух судах, оставил на Камчатке своего представителя, а сам поехал в Иркутск. Во время встречи с иркутским губернатором Николаем Трескиным Добель высказал предложение о прекрасных возможностях развития на Камчатке китобойного промысла. Губернатор выслушав иностранца, предложил ему съездить в Ст.-Петербург, "потому как решение сих вопросов принадлежит высшей власти".

Добель пробыл в Петербурге целых шесть лет и вернулся в Петропавловск в конце 1818 года уже русским подданным и купцом 2-й гильдии. Вместе с начальником петропавловского порта Рикордом он занялся обсуждением проекта о китобойном промысле, после чего отправился на Филиппины и Гавайи испонять обязанности Российского консула. Летом следующего года на Камчатку прибыл корабль под командованием китобоя Вильяма Пигота. Он привез с собой полномочия от правительства СШ заключить в Петербурге договор на китовый лов. Не смотря на все попытки сорвать его, договор был подписан 18 июля 1819 года.