Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

С этого дня конные переходы воспринимались всеми, как досадный промежуток между медитациями. Теплый поток силы в руках начинали чувствовать многие. А еще они стали обращать внимание на то, что делают и чувствуют окружающие.

Я виновато понимал ограниченность наших возможностей. Тепло в руках и умение отбросить мысли все-таки не делают человека повелителем брахмы. Так гласили Сокровенные сказания, и это подтверждал весь опыт Высокой сабхи. Так что радужным надеждам Мурти просто не суждено было сбыться. Об этом не преминул мне напомнить Кумар, вновь впавший в тревожное состояние.

— Муни, я сам говорил, что мы должны стремиться выполнить волю Юдхиштхиры любой ценой. Но не слишком ли тяжелую карму взваливаешь ты на свои плечи?

— Подумаешь, несколько сот жизней, — с показным легкомыслием отмахнулся я.

Кумар не принял веселого тона:

— Причем здесь их жизни? Ты не думал, почему Высокая сабха отрезала себя от внешнего мира? Можем ли мы слить брахму дваждырожденных с дикой, необузданной силой новой расы?

— Почему бы и не взаимообогатить…

— Волны, встречаясь, гасят друг друга. Смешение традиций губит народы. Они возьмут от тебя силу, но отвергнут наши законы, которые кажутся им то наивными, то безнравственными. С нашими знаниями войны станут более кровопролитными. А, например, способность читать мысли придаст силы коварным…

— Так что, прекратить занятия? Но ведь это единственный способ за пару недель сделать их единым войском. Ты забыл, что у нас нет времени обучать их обычными способами, как кшатриев куру и панчалийцев?

Кумар грустно взглянул мне в глаза и пожал плечами:

— Продолжай. Вряд ли наши с тобой усилия способны поколебать великие весы мира. Какие бы знания они от тебя ни получили, у них не будет времени воспользоваться ими больше одного раза. Они же обречены, как, наверное, и мы. Так что медитацию можно считать ничтожной платой за жертву, которую они неосознанно несут на алтарь Пандавов.

* * *

— Пустые руки лежат на упругом воздухе. Неподвижность тела рождает движение внутренней силы. Вы можете простоять, опираясь руками о воздух весь день, пока не потеряете ощущения тела. Пустая пещера, пустые руки, и по ним мчится поток огненной брахмы. Стоять неподвижно! Стоять насмерть!

Так говорил Крипа, обучавший нас самому страшному из человеческих искусств — искусству убивать. Но сейчас мой голос повторяет слова наставника. Я — это он. Через меня, пронизывая трепещущую плоть, рвется сила патриарха, вырвавшаяся на поверхность за сотни переходов от полей Двараки. Каждое слово было лучом брахмы, прорывающим мрак забвения, тайным заклятьем силы и мудрости братства дваждырожденных.

— Вы — это не мясо и кости. Вы — поток высшей силы, направляемой сознанием. Отриньте майю ненависти и страха. Сознание, подобное глади озера, способно разгадать намерения врага, предупредить движение за миг до его начала. Пусть состояние покоя наполнит ваше существо. Так застывшая на небе дождевая туча рождает молнию. Ваши руки подобны мечам. Ваше тело заковано в панцирь духа. Сосредоточьтесь на дыхании. Благодаря правильному дыханию аскет и воин достигают способности безупречного действия. Обуздайте мысли…

Я знал, что люди, застывшие предо мной, не понимают и половины слов, которые я твержу. Но это не имело значения. Впервые в жизни они безотчетно повиновались внутренней силе, не зависящей от размеров их мускулов. Она растворяла оболочки их сущности, лишая смысла различия варн, знатности и богатства. Незаметно для себя разобщенные брызги человеческих сущностей сливались в единый поток.

Цель, избранная нами с Кумаром, из некого расплывчатого, бесконечно удаленного пятна обретала четкие очертания. День за днем мы учились учить.

— Ну вот, с такими уже не стыдно и показаться в Кампилье, — с гордостью заявил Кумар, разглядывая недвижимый ряд воинов, застывших в медитации.

— А что помешает Дурьодхане набрать таких же?

— Богатая казна, толпа советников и опытных полководцев. Не сомневайся, к нему сейчас валом валят все охочие до высокой платы без риска. Огромная армия, высокие стены, щедрые дары — все это наполняет империю трусами и стяжателями. Даже кшатрии, живущие в довольствии, волей-неволей начнут размышлять о сохранении жизни, чтобы успеть насладиться нажитым богатством. Пыла у них не хватит.

— А у наших хватит?

— Хватит. Они готовы на все. Даже вести себя подобно смиренным ученикам ашрама в обмен на обретение искусства убивать.

— Просто они хотят выжить в бою.

— Если б хотели выжить, сидели бы дома. Ты говорил, я лгу, обещая богатства Хастинапура. Но и они лгут сами себе. Те, кто действительно мечтает о богатстве, всегда трусливы. Ведь погибнуть — означает расстаться с богатством. А эти просто не могут жить в спокойном мире рядом с расчетливыми соседями.

— Так чего они хотят?

— Этого никто из нас не знает. Какая сила гнала тебя из родной деревни? Что гонит их от упорядоченной жизни? Почему панчалы смиренно возделывают землю, атригарты с матсьями вечно дерутся, угоняя друг у друга скот?

Я позволил себе погрузиться в воспоминания о днях, проведенных у матсьев и мадров. Там действительно кипела сила — молодая, жестокая, совсем непохожая на лучистое сияние брахмы. В ней не было одухотворенного тепла Высоких полей. Зато как явно воплощалась она на полях земных! Сила жила и в Хастинапуре. Но это была сила древнего змея, чьи немигающие глаза лишь отражали игру красок нынешнего дня, а могучая воля и разум еще жили памятью минувших эпох.

* * *

Сквозь пелену листвы, каменные россыпи и знойные пустыни мы вышли на благодатные равнины. Все чаще попадались нам ухоженные поля в долинах рек, многолюдные деревни и города, укрывшиеся земляными валами и частоколами. Мы двигались, держа оружие наготове, ибо близки уже были земли Кауравов.

Неведомо каким путем нас настиг вестник Юдхиштхиры, передавший приказ двигаться прямо на север, оставляя равнину Ганги и столицу Панчалы далеко на востоке. Призрачная громада Хастинапура теперь осеняла наши сны вполне ощутимой угрозой.

Как ни осторожны мы были, но все-таки наскочили на отряд кшатриев, не уступавший нам в численности. Не могу понять, как грубые воины, лишенные дара прозрения, смогли так быстро и точно распознать, что имеют дело с врагами. Впрочем, в эти времена люди привыкли принимать за врагов всех, кто встречался им на пути. Только неожиданность встречи, ошеломившая и тех и других задержала начало кровавой схватки. Копья были наставлены, луки подняты. Но ни одна из сторон не решалась начать.

И вдруг Кумар, стоявший в первой шеренге, картинно бросил меч в ножны, сорвал с головы шлем и, тронув коня, в два шага оказался в толпе врагов. Какой-то человек в блестящих доспехах и расшитом дорогом плаще решительно потребовал у Кумара отдать меч.

— Я сделаю все, что ты хочешь, — с веселым вызовом крикнул Кумар, позволяя своему голосу облететь оба воинства, — я не боюсь смерти, ибо смерть — это удел кшатрия. Но не боитесь ли ее вы? Поистине, вам, о доблестные кшатрии, принадлежит эта земля. Кто превзойдет вас в готовности исполнить свой долг, отдавая жизнь за царей, которым вы клялись в верности? Не ведайте сомнений. Каждого кшатрия, идущего путем дхармы, за этим кругом жизни ждут сияющие миры.

Должен признаться, что к этому моменту я был почти уверен в невменяемости Кумара. Его восхваление врагов, готовящихся пустить нам кровь, казалось совершенно излишним. Кумар же не понижал голоса, но говорил с ноткой отеческой заботы, опустив щит и проникновенно заглядывая в глаза стоящих перед ним.

— Мудрость Сокровенных сказаний гласит, что лишь в невежестве люди говорят о смерти. Я, познавший мудрость дваждырожденных, заверяю вас, что смерти нет, но есть восхождение в бесчисленных мирах брахмы.

Кумар говорил. Вооруженные до зубов кшатрии, привыкшие бродить по границам владений Ямы, слушали, как зачарованные. Привыкшие к брани, угрозам и простым командам, они вкушали речь Кумара, как старое вино. Толпа воинов вокруг моего друга сомкнулась, строй распался.

Но голос Кумара продолжал звучать спокойно и увещевающе, хоть усталость и заставила его понизить тон. Мы не нападали, ибо ощущение угрозы развеялось, как утренний туман. Через некоторое время ряды всадников куру расступились, и мы увидели Кумара, церемонно раскланивающегося с предводителем в дорогих доспехах, который совсем недавно предлагал моему другу сдаться. Кумар махнул нам рукой, и южане, взяв с места в галоп, пронеслись на север мимо тех, кто мог стать неодолимой преградой.

— Ты сотворил чудо! — чуть задыхаясь крикнул я Кумару, когда убедился в отсутствии погони. — Подобно патриархам древности, способных усмирить тигра одним взглядом, ты смирил сердца целого отряда.