Стальные сны. Серебряный клин - Глен Кук

Он принялся озираться вокруг, надеясь найти хоть какие-нибудь признаки того, куда упал Клин. Боль раздирала ногу. Ему было во сто крат хуже, чем в тот раз, когда Костоправ всадил в него одну из стрел Госпожи.

LXXIX

Казалось, Ворон наконец понял, чего мы от него хотим. Я уже собирался сам спрыгнуть вниз, но Душечка мне не позволила.

— Похоже, у него сломана нога, — сказал я. В ответ она только кивнула.

Боманц встретил тварь, вырвавшуюся из котла, одним из лучших своих заклинаний. Та осела от удара, рухнула на брюхо, вспыхнула ядовито-желтым пламенем и мерзко заскулила.

Двое Ночных Пластунов втащили назад на стену бригадира Головню. У нее оказались сломаны плечо и пара ребер в придачу. Выглядела она сейчас страшнее, чем смертный грех, но была готова сражаться до последнего.

— Похоже, — сказал я, — ты теперь самая главная Головня во всей Империи.

— Похоже, — согласилась она, окинув взглядом кровавую кашу вокруг. По-моему, она ни малейшего понятия не имела, что делать дальше.

С неба на крепостную стену свалился говорящий камень. Мой старый приятель, с трещиной. Он просто жаждал получить от Белой Розы хоть какой-нибудь приказ. Но никаких приказов не последовало.

Ворон продолжал неловко елозить по снегу. Тварь из котла снова начала двигаться. Вокруг скакали кентавры, осыпая ее копьями. Заклинание Боманца ослабило защиту, и большинство копий вонзалось в чудовище, превратив его в подобие дикобраза. Но оно не обращало никакого внимания на осыпавшие его дождем метательные снаряды.

Страшное дело — все эти маньяки!

Боманц врезал ему еще разок.

Монстр снова осел. Он дымился. Вонзившиеся в него копья горели. Но вывести эту тварь из игры никак не удавалось. Она лишь приостановилась. Боманц бессильно пожал плечами. Он больше ничего не мог сделать.

Ворон продолжал медленно копаться в снегу, волоча за собой сломанную ногу. Он даже не поднимал головы, чтобы поглядеть на приближавшееся к нему чудовище. Да и зачем? Либо он успеет найти Серебряный Клип вовремя, либо нег.

— Раз уж мы все равно торчим тут без дела, отчего бы нам не сбросить вниз веревки, чтобы помочь моим приятелям подняться на стену? — сказал я Головне, посматривая на Молчуна. Тот уже поднялся на ноги, но вид у него был такой, словно он только на десять процентов находится в этой реальности. Чистый лунатик, с пеной у рта.

Головня посмотрела на меня так, будто у меня началось размягчение мозгов. Конечно. Раз мне пришла в голову мысль, что она может спасти гадких повстанцев. Пришлось ей кой о чем напомнить.

— Над нашими головами летает чертова туча голодных летающих китов, — намекнул я, а менгир тут же исчез, чтобы передать указание ближайшему гиганту. Тот сразу резко пошел на снижение. Рубец, с довольным кудахтаньем, опять возник на прежнем месте.

Головня чуть не испепелила меня взглядом, но приказала нескольким своим ребятам запустить одну из лебедок, при помощи которых разбирали стену.

— Готовься, парень! — крикнул я Молчуну. — Сейчас тебя поднимут наверх!

Он просто не расслышал меня. Похоже, готовил Хромому особый сюрприз.

Старина Боманц завопил изо всех сил, разродившись самым страшным из своих заклинаний, и одновременно попытался отскочить в сторону. Ни то ни другое не принесло ему особой пользы.

Чудовище обрушилось на него, навалившись всем своим весом. Старик еще раз крикнул — то был скорее вопль ярости, чем крик страха или боли — и попытался дать отпор.

Молчун задрал голову, посмотрел наверх, на Душечку. Он улыбнулся сквозь слезы, потом коротко кивнул головой, как бы отдавая прощальный поклон и… прыгнул вперед.

Псих ненормальный. Черт бы его побрал!

Он запрыгнул чудовищу на спину. Плоть твари расплескалась, как вода, и вспыхнула, словно нефть. Только пламя было зеленым. Любимый цвет Молчуна. Монстр упал на спину и начал кататься по земле, оставляя на ней ошметки своего горящего тела.

Ворон продолжал рыться в снегу.

Душечка несколько раз ударила кулаком по каменной кладке; по ее щекам тихо струились слезы. Потом, резко повернувшись ко мне, она сделала несколько знаков:

— Пусть кит хватает эту тварь сейчас. Слабее она уже не станет.

Мне не пришлось переводить менгиру. Тот умел читать язык знаков и почти мгновенно исчез.

К тому времени, как он вернулся, кит уже снова рвал монстра на части своими щупальцами.

— Как ты считаешь, — спросил я Головню, — вы не упустите котел снова? Сможете сделать так, чтобы он кипел все время, если мы опять побросаем туда эти клецки?

У нее на физиономии появилось выражение базарной торговки, готовой ринуться в бой, но она кое-как сдержалась.

— Делайте свою часть дела, а уж я позабочусь о своей. Но при нас не осталось никого из колдунов. Как вы собираетесь снова накрыть котел крышкой?

Это как раз было проще простого.

— Булыжник, — позвал я, — передай кому-нибудь из тех мордоворотов, что без толку летают там, наверху. Пусть прикроют кастрюльку. А заодно пускай прихватят где-нибудь по дороге несколько сотен тонн дровишек.

Головня внимательно посмотрела на меня. Похоже, взяла себя в руки окончательно.

— Может быть, ты и не такой дурак, каким кажешься, — сказала она на прощание. Солдаты подняли ее и понесли со стены вниз, на улицу.

Около южного участка стены, где находились проломы, началось массовое столпотворение. Люди хлынули из города таким мощным потоком, остановить который серые были просто не в силах. Даже если бы попытались.

Куски искрошенного китом чудовища снова плюхнулись в котел. Сверху с тяжелым звоном упала крышка. Все. Конец.

И тут раздался вопль Ворона.

Он наконец нашел Серебряный Клин. А может быть, наоборот: Серебряный Клин нашел его.

Я посмотрел на Душечку. Та, в отчаянии, опять несколько раз ударила рукой по каменной кладке, в кровь разбив свой кулак.

Ворон схватился за проклятую железку голыми руками!

Он поднялся на ноги. А ведь одна из них была сломана! Он поднял над головой Серебряный Клин, показывая его нам. Я окликнул парня.

Он взглянул на меня. Я не узнал своего старого приятеля. В мгновение ока в нем произошла страшная перемена. Ворон расхохотался леденящим душу смехом.

— Мой! — взревел он. И снова дико захохотал — Он мой!

Его глаза были теперь глазами Властелина. Они горели безумием и жаждой власти. Как в тот день, в Курганье, когда Госпожа расправилась со своим мужем. Его глаза были глазами Хромого, готового наслаждаться агонией целого мира. Глазами любого из тех злодеев, кто тысячелетиями пестовал старые обиды и вдруг обнаружил, что в его власти поступить с этим миром, со всеми населяющими его существами как угодно, не страшась возмездия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});