Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Единственная странность до сих пор не давала гиганту покоя. Если он смирился со своим беспамятством и безродностью, то никак не мог согласиться с тем, что ему не дается в руки оружие. Ни один из мечей или боевых топоров, которые он намеревался не раз и не два купить, не удовлетворяли его. А он словно был противен им. Спустя какое‑то время Самаэль отказался от бесплодных попыток. Благо на него никто и никогда не нападал, справедливо полагая, что эта гора мышц способна за себя постоять.

И вот наконец он держит в руках свое оружие! И вот он исполнил задачу, которая не давала ему покоя многие ночи напролет. Он достиг пещеры, получил то, что было предназначено ему, отвоевал свое наследство в бою с армией мертвецов и теперь имеет полное право идти дальше по избранной им дороге.

* * *

Урмай‑гохон вернулся к народу танну‑ула с победой. Он привел обратно всех воинов, которые уходили с ним в поход. И не беда, что некоторые были ранены, зато они привезли с собой огромную добычу. И хотя сама добыча была бесполезна для подданных урмай‑гохона, на нее можно было выменять множество вещей. Повелитель щедро одарил тех, кто сопровождал его. А всю степень его щедрости они смогли оценить после того, как отправились в Аруз, на ярмарку.

Никогда еще недавние варвары не получали столько сокровищ от торговцев и менял. Даже если бы они привезли им по сто сотен шкур, то и тогда не выторговали бы такого количества еды, тканей, украшений и оружия, как за крохотные вещицы из белого и желтого металла. Некоторые, правда, и самим воинам казались приятными на вид, особенно те, что были щедро украшены цветными блестящими камешками. Но они уже твердо усвоили, что урмай‑гохон прав всегда и во всем. Во время голода и холода ни камешки, ни желтые фигурки не накормят и не согреют. А вот те груды вещей, которые вываливали перед ними улыбающиеся жители города, всегда были и будут полезны.

Они купили также повозки и быков и теперь не уставали восхищаться изощрениями человеческого разума, которые так облегчили им жизнь, — впервые люди танну‑ула не тащили ношу на себе и не портили грузом спины своих коней; а еще они с восторгом рассматривали могучих животных, покорных их воле, которые без видимого труда влекли их добро по направлению к селению.

Далеко по степи растянулась цепочка повозок и всадников. Скрипели колеса, мычали быки, ржали лошади и курилась желтая пыль.

Так обычно начинается отсчет новой эпохи, именно так чаще всего зарождается новая история, но летописцы не любят таких прозаических картин и предпочитают описывать великие сражения, забывая, однако, о том, что сами сражения зачастую бывают выиграны задолго до начала.

Урмай‑гохон Самаэль выиграл свою первую битву с Сихемом именно в этот день, что бы там ни говорили ученые мужи…

Когда сотня дикарей вернулась из Аруза после ярмарки, не было среди народа танну‑ула ни одного человека, который не прославлял бы нынешнего владыку.

Женщины получили такие ткани и украшения, о которых и мечтать не смели, дети вдоволь наелись и теперь лакомились диковинными сладостями, которых отродясь не видели. Воины примеряли удобную одежду и вертели в руках блестящие клинки.

Сам владыка и повелитель в Аруз не ездил. Вместо себя он отправил двух гохонов — Архана и Хоу‑и. Сейчас они спешили в алый шатер, чтобы отчитаться о своей поездке и рассказать Самаэлю все, что он захочет услышать.

Уже при входе в шатер их ждал новый сюрприз. Вокруг жилища урмай‑гохона стояли неподвижно пятьдесят отборных воинов. В руках они держали копья и топоры, добытые в битве у Онодонги. Стражи осмотрели подходящих с головы до ног, наконец один из них молвил:

— Вас велено пропустить не мешкая.

— А остальных? — заинтересовался Архан.

Страж только первый день выполнял свою почетную миссию, поэтому не привык к своему особенному положению. И считал себя обязанным подробно ответить на вопрос гохона:

— Мы обязаны испрашивать дозволения у Самаэля, пускать ли к нему тех, кто хочет говорить с ним.

— Мудро, — одобрил Хоу‑и.

— Урмай‑гохон повелел не беспокоить его по пустякам, дав старейшинам право решать споры женщин с женщинами и женщин с мужьями. Только в тех случаях, когда старейшины не могут договориться, дозволено беспокоить повелителя, — доложил воин, понизив голос.

— И это мудро, — сказал Хоу‑и.

— И еще приказано, чтобы гохоны не занимались спорами, тяжбами и обидами, но ведали оружием, воинами, а также едой и лошадьми. Им никто не указ, кроме урмай‑гохона.

— И это очень мудро, — согласился Архан.

— Тогда нам надо поторопиться, — обратился к своему спутнику Хоу‑и. — Самаэль может разгневаться, что мы заставляем его ждать.

Он откинул полог шатра и вошел внутрь.

— Приветствую тебя, могучий сын Ишбаала.

— Рад видеть тебя здоровым и сильным, — сказал Архан.

Самаэль обернулся к ним. Он сидел на мягких шкурах, рассматривая какие‑то свитки. Это были купленные им еще в Хадрамауте подробные карты Варда и отдельных государств. Сейчас он занимался изучением карты Сихема и Бали.

— Какие новости вы привезли? — спросил он.

Архан задумался, предоставив Хоу‑и возможность говорить с владыкой. Что‑то странное чудилось ему в выражении лица Самаэля, будто прибавилось в нем жестких черт, да и голос звучал резче и грубее, чем он уже привык.

— Мы сделали все, что ты велел, божественный, — склонился перед владыкой гохон. — Мы купили быков и повозки, оружие и еду, а также воины на подаренную им добычу обменяли себе и своим женам множество вещей — и теперь весь народ славит тебя.

— Вы будете славить меня еще больше, когда я подарю вам все страны этого мира. Архан, а что скажешь мне ты?

Архан получил от своего повелителя особое задание. Нельзя сказать, чтобы оно ему нравилось, но он не обсуждал приказы Самаэля, считая, что его господину виднее.

— Ворота города охраняются четырьмя стражниками. А высота стен — в три человеческих роста. Но зато сами стены сложены из грубых камней — мы поднимемся по таким с легкостью. Это не составит труда воинам Великого. Мы оставили твои заказы кузнецам и тем, кто делает упряжь для коней. Нам сказали приехать через четверть луны.

— Ты хорошо справился, — сказал Самаэль. — Я доволен тобой. Говори, чего хочешь.

— Хочу, чтобы ты и впредь был мной доволен, — склонился Архан.

Владыка небрежным жестом отпустил своих военачальников, и они вышли из его шатра, полные самых разнообразных предчувствий.

— Как ты думаешь, скоро будет война? — спросил юноша у умудренного годами Хоу‑и.

— Не знаю, — ответил тот. — Иные бы вожди уже бросились на этот город, но наш владыка чего‑то ждет. И не только оружия. Посмотрим…

* * *

В ту ночь Самаэлю не спалось. Он вышел наружу из душного шатра, переполошив этим своих охранников‑багара. Те только начинали привыкать к особенностям своей службы.

Гигант обвел взглядом пространство, на котором разбили шатры его люди. Повсюду горели костры, и казалось, что это просто в голове что‑то перепуталось, что звездное небо лежит на темной земле, вспыхивая искрами небесных светил. Народ танну‑ула был многочислен, и его огромная армия могла завоевать любое государство.

Утром следующего дня начались тренировки. Самаэль учил воинов всему, что знал сам: искусству верховой езды и сражению на мечах, обращению с копьем и боевым топором. А главное — воинской дисциплине. Его солдаты непрестанно выстраивались в боевые порядки, переформировывались на ходу, соединялись и разбивались на небольшие группы.

Небольшие мишени из шкур были грубо раскрашены охрой и сажей. Лучники танну‑ула без устали посылали в них одну стрелу за другой. Каждый хотел обратить на себя внимание вождя и удостоиться его похвалы.

Копейщики старались проткнуть насквозь туго набитые соломой мешки. Несколько человек возились с переносной кузней, постигая сложное искусство изготовления подков. Варвары только сейчас узнали, что жители городов подковывают своих коней. Тут же два десятка женщин варили еду в громадных котлах и раздавали ее тем воинам, которых командиры отрядов отпустили на краткий отдых.

Лагерь шумел: отовсюду неслось шипение пара, звон мечей и булав, глухие удары стрел, втыкающихся в деревянные доски, стук топоров и звон молотов по наковальне. Высокими птичьими голосами кричали дети, басовито рявкали гохоны, понукая нерадивых и щедро раздавая пинки и затрещины. Голосили женщины, которых молодые воины успевали притиснуть к стогу сена. Сено собирали в копны подростки, чтобы кормить им вьючных и тягловых животных. Быки ревели, кони ржали, несколько коров мычали, требуя, чтобы их подоили, и женщины танну‑ула опасливо пытались к ним подступиться. А над всем этим жужжали шмели и сновали в знойном воздухе…

Вместе с ними вилось в воздухе и предощущение грядущих великих сражений.