Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

– Все, уезжаем! – крикнул он, махнув рукой, и влез в экипаж, который тотчас тронулся с места.

Неловкое движение Продеуса разбудило Фаберовского. Он поднял отуманенную опиумом голову и взглянул в заднее окошко отъезжавшего с пристани экипажа. С другой стороны на пирс въехала карета, запряженная парой взмыленных лошадей, из которой вылезли несколько бельгийских полицейских и пожилой человек с густыми седыми бакенбардами. Это был действительный тайный советник Селиверстов. Но освобожденный Ландезен ударом кулака, обтянутого лайковой перчаткой, лишил поляка вспыхнувшей было надежды.

50.

ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

ПИСЬМО ШЕБЕКО – ИГНАТЬЕВУ

Совершенно секретно

Товарищ Министра Внутренних Дел

24 февраля 1889 года.

№ 721

Милостивый государь Алексей Павлович!

Высылаемые по распоряжению министра внутренних дел его сиятельства Дмитрия Андреевича графа Толстого купеческий сын Артемий Гурин и мещанин Степан Фаберовский подлежат ссылке на поселение в местности Якутской области. Во исполнение сего названные лица вместе с сим препровождаются в распоряжение полицмейстера Городской полицейской управы г. Якутска, причем полковнику Сухачеву предложено испросить у Вашего сиятельства ближайших указаний относительно места водворения купеческого сына Гурина и мещанина Фаберовского, согласно ст. 7 Устава о ссыльных.

Сообщая об изложенном Вашему Сиятельству, я имею честь присовокупить, что в виду несомненных услуг, оказанных вышепрописанными лицами Правительству, самое поселение их в Якутской области подлежит сохранению в тайне; при этом желательно также по возможности не стеснять их в выборе местожительства и занятиях.

Покорнейше прося не отказать почтить меня уведомлением о последующем, пользуюсь случаем засвидетельствовать Вашему Сиятельству чувства истинного почтения и совершенной преданности.

Покорнейший слуга

Николай Шебеко

51.

ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

Его Сиятельству графу

А.П.Игнатьеву

ТЕЛЕГРАММА

12 июля 1889 г.

Начальнику Тобольского губернского жандармского управления

Покорнейше прошу уведомить, по какому пути направлены из Тюмени далее арестанты Владимиров и Фаберовский, доставленные из Москвы, где теперь могут быть. Если возможно, остановите их и телеграфируйте.

Директор департамента полиции Дурново

52.

ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

ТЕЛЕГРАММА

13 июля 1889 г.

Директору департамента полиции.

Упомянутые телеграммою от 12 числа были отправлены Красноярск через Томск 26 апреля вероятно теперь Иркутске.

Полковник Афанасьев

53.

ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

ТЕЛЕГРАММА

13 июля 1889 г.

Начальнику Иркутского губернского жандармского управления полковнику фон-Плато

По вверенной Вам дороге должны следовать в Якутск арестанты Владимиров и Фаберовский. Остановите и телеграфируйте, где они.

Директор департамента полиции Дурново

54.

ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

ТЕЛЕГРАММА

14 июля 1889 г.

Директору департамента полиции.

Арестанты Владимиров Фаберовский Иркутск прибыли и отправлены далее. Остановить не представляется возможности за прохождением Омолоя[27].

Нач. Иркутского губ. жанд. управл. полковник фон-Плато

Глава 103

В конце июля в селение Качуг, что стоит на берегу Лены недалеко от ее верховий, прибыл очередной этап из Иркутска. Среди всей разношерстной толпы арестантов, скопцов с обезображенными заплывшими лицами и тонкими женскими голосами, духоборов, штундистов, бродяг и конокрадов: башкир, татар и черкесов, были и пятеро политических. Трое из них прибыли для поселения в Якутской области с Кары после отбытия там каторги, остальные же двое явно впервые проделали скорбный путь ссыльного от Москвы до Иркутска, будучи высланными охранным порядком. Оба они были измождены, в заношенных, грязных арестантских робах, с обритыми наполовину головами, в изодранных котах, не выдержавших дальней дороги. Жандармский подпоручик принял политических у начальника конвоя и повел их на берег. У пристани стояло несколько изукрашенных флагами плоских мелководных дощатых судов, называвшихся паузками, на которые с телег прибывшего из Иркутска купеческого обоза перегружали хлеб и водку.

– Эти корабли не для вас, – сказал подпоручик. – Для вас приготовлены вон те.

Он махнул рукой в сторону двух угрюмых арестантских паузков, низких, наскоро сколоченных из досок плотов, которые должны были немилосердно течь.

– И на нем мы целый месяц будем плыть до Якутска? – спросил один из двух административно-ссыльных, высокий, сутулый, со свалявшейся бородой и золотыми очками на носу.

– Не вы первые, – ответил жандарм.

– У меня слабое здоровье, – сказал второй административный, пониже и покрепче в кости. – Я этого больше не вынесу. Мы уже три месяца идем пешком этапным порядком от самого Томска, прошли тысячу семьсот верст. И после этого заплесневеть в сырости в этом большом корыте для кормления свиней!

– Прошу пана офицера учесть, – заметил жандарму тот, что в очках. – Я страдаю от застарелого ревматизма. Сырость просто убьет меня. А в Якутске наверняка не дождешься никакой врачебной помощи.

– Не волнуйтесь, господа политические, – примирительным тоном сказал подпоручик. – Я отвел вам помещение на том же паузке, на котором буду плыть сам, и вы сможете находиться на палубе сколько захочется.

Когда весь этап погрузили в трюм, и уголовников и политических скопом, паузок оттолкнули от берега и он медленно тронулся вниз по течению, постепенно набирая скорость. Разложив на нарах по соседству с бродягами, с которых даже здесь не сняли кандалы, сырую постель и бросив в изголовье свои вещи, оба административных выбрались на палубу, перешагивая через большие гадко пахнущие лужи на днище.

– Так, пан Артемий, и скончаются все великие дела, – мрачно произнес тот, что в очках, размазывая по лицу жирных желтых комаров, пеленой висевших над поверхностью реки.

– Не травите душу, – вздохнул Артемий Иванович, оглядываясь на бескрайние леса, взбирающиеся по обоим берегам реки на пологие склоны гор. – Вот так служишь, служишь Отечеству не жалея сил, а начальство тебя раз – и в Сибирь без суда и следствия, поскольку рассмотрение дела в судебном порядке, видите ли, признано невозможным.

– Просто нам с паном не повезло. Генерал Селиверстов как был неспособен ни к каким действиям десять лет назад, когда его на три месяца назначили исполняющим обязанности начальника Третьего отделения, таким и остался.

У берега плеснула какая-то огромная рыбина и лицо Артемия Ивановича просветлело.

– Я вспомнил! – крикнул он так громко, что эхо, отразившееся от скал, всполошило скопцов на носу паузка. – Я вспомнил, что было в Серпентайне! Там плеснула рыбешка и я захотел поймать ее, чтобы подарить тебе. А Пенелопа потом пыталась вынуть меня и тоже упала. К счастью, она позвала констебля, иначе я гнил бы сейчас на дне их вонючего английского пруда.

– Кто бы мог помыслить, что тому всего полгода назад я был счастливым женихом и имел собственный дом и теплую сухую постель! – сказал Фаберовский. – Ну ничего! Если нас начальство отсюда не заберет, мы выберемся сами. И тогда берегись, Пёрд, пощады тебе не будет! Такого Фаберовский никому не простит!

– Мы тебе выпустим потроха! – крикнул Артемий Иванович и эхо ответило с обоих берегов:

– Ха-ха-ха!

55.

ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА

ПОЛИЦИИ

КВИТАНЦИЯ

Дана сия от второго отделения Якутского Областного Правления начальнику конвоя по сопровождению арестантской партии, подпоручику Мамонтову, в том, что под конвоем его доставлены в город Якутск 8 сего августа 5 человек госуд. преступников, а именно административно-ссыльные: Артемий Владимиров, Степан Фаберовский, ссыльнокаторжные: Митрофан Новицкий, Василий Ефремов и Александр Овчинников, со всеми на них документами, т. е. статейными и одеждными списками и фотографическими карточками, в чем удостоверяется подписью и приложением казенной печати 12 августа 1889 г.

Краткие справки и биографии

1863

У прапорщика Крылова и его жены, урожденной Нижебрюховой, родилась дочь Дарья.

1864

Умер отец Дарьи, прапорщик Семен Крылов (или поручик?). Он был громадного роста, и вмятина в венце над дверью – след его головы – была единственным, что от него осталось.

1865

Поросятьев женится на сестре Нижебрюхова, в первом браке Крыловой, и приобретает нового родственника – шурина Апполона Петровича Нижебрюхова, купца, имевшего дело в Париже по галантерейной части.