О Понимании - Василий Васильевич Розанов

слагается жизнь.

IV. Конечная форма науки не могла бы быть определена из понятия о ней, как о «совокупности знаний» или как о «системе знаний». Знаний о чем? знаний каких? системы которой из бесчисленно появлявшихся? – все это не определено и не определимо в смутном и неограниченном понятии «о совокупности» или «о системе знаний». Напротив, из истинного определения науки без труда выводится ее конечная форма. По своей природе наука есть понимание; по своему строению понимание есть соединение идей о сторонах понимаемого. Процесс развития науки состоит не в прибавлении к этим идеям других идей, но в прибавлении к одному, обнимаемому идеями, другого, что еще не обнято ими. В этом состоит направление процесса; что в науке нарастает во время его? Нарастает общность обнимаемого идеями: от единичного наука переходит к множеству тожественного с этим единичным во всем (вид), и далее – к тожественному с ним во многих частях (род), затем – в некоторых (класс) и, наконец, в одной какой-либо части (бытие; его части различаются между собою во всем, но сходны в одном: в том, что все они одинаково есть, существуют). Таким образом, конечная форма науки есть познание всего во всем, т. е. система идей, соответствующая всем сторонам бытия, которые есть, и обнимающая собою все, в чем есть эти стороны; это – всепонимание, и первое, без сомнения далекое от совершенства, очертание его мы пытаемся дать, раскрывая строение науки.

V. Конечная форма искусства может быть определена через мысленное продолжение тех направлений, которые замечаются в каждом художественном произведении и в двух или более сменах художественного развития в истории. Всякое отдельное произведение искусства стремится выразить совершеннейшую красоту и совершеннейшим образом; а при смене эпох художественного развития замечается стремление выражать иную красоту (другой тип ее), чем какая выразилась уже, и осложниться другим, нежели то, чем осложнялось ранее искусство. Таким образом, выражение всей (полнота) красоты, всякой (типы) и всем осложненной есть последняя цель, к которой естественно стремится искусство.

VI. Конечная форма права определяется через изучение двух направлений его: стремления к совершенству и стремления к полноте. И в самом деле, каждое отдельное установленное право может быть менее совершенным и более совершенным, смотря по тому, ближе или далее оно отстоит от истинного права, скрытого в самой природе вещей и отношений. И поэтому в своем развитии каждое такое отдельное право, не изменяя своей принадлежности и своего объекта (того, чье право, и того, на что право), изменяется само, приближаясь к своему совершеннейшему выражению. Система же установленных прав может быть более полною и менее полною, смотря по тому, исчерпывает или не исчерпывает она свои объекты (то, на что право) и субъекты (то, у кого право). Итак, если право может быть большее и меньшее, на большее и на меньшее число предметов (или действий), у большего или у меньшего числа людей и других модусов изменяемости не имеет, то, следовательно, и конечная форма его есть такая система прав, в которой каждому всякое и на все предоставлено право, на что, какое и кто имеет по своей природе.

Здесь может возникнуть вопрос, что значит «право, соответствующее природе чего-либо»? Это можно объяснить следующим примером: если кто-либо сделал какую-либо вещь, то ясно, что право, возникающее при этом, есть право собственности; что принадлежит оно тому, кто сделал вещь; и что объект его есть сделанная вещь. Что же касается до большего и до меньшего совершенства права, то в этом случае оно выразится большею или меньшею безраздельностью владения вещью, смотря по тому, насколько сделавший ее есть единственный и исключительный творец ее. Так, если возможность сделать (свободу, досуг и безопасность) дало ему государство, а уменье сделать дало общество, то и владенье вещью уже не может быть безраздельным. В этом-то смысле мы и сказали, что последняя и естественная цель развивающегося права есть предоставление каждому не меньшего и не большего права, не на меньшее и не на большее, чем какое и на что он скрыто имеет сообразно с природою своею.

VII. Конечная форма, к которой стремится религия, определяется из следующих трех ее направлений: направления к истине, направления к оживлению религиозного чувства и направления к полноте господства. И в самом деле, кроме этих трех начал ни к чему другому не стремится религия, к ним же стремится каждая религия, всюду и постоянно. Так, религия (но не служители ее, которые бывают несовершенны) никогда не терпит в себе лжи; вся основанная на вере, она никогда не может ни действовать, ни существовать с тайным сознанием ложности того, во имя чего действует и существует; и все, что вносится в нее заблуждениями людей, раз будучи сознано как ошибочное, всегда уничтожается ею в себе. Далее, религия терпеливее переносит борьбу против себя, нежели равнодушие к себе, и это также не потому только, что равнодушие здесь опаснее ненависти, но и еще потому, что, чувствуя свое мировое и спасающее значение, она еще может понять, как люди не сразу уразумевают смысл ее и потому ненавидят ее, но не может понять, как, и уразумев этот смысл, они еще могут оставаться спокойными и свои маленькие дела предпочитать ее великому делу; не может примириться с этим, потому что здесь лежит невозможность самого спасения, сознание, что некого спасать и не для кого было приходить в мир. На этом же, на сознании своего мирового и спасающего значения, основано и стремление религии к господству над всеми людьми и над всеми сторонами их духа и жизни. По самой природе своей религия не может и не должна быть терпима, и та из них, которая уже не борется более, которая успокоилась, полна тайного атеизма, сознанного или бессознательного. Как тот, кто видит погибающего человека и не спасет его, есть бессердечный человек, что бы ни говорил его язык; так религия, знающая, что есть хотя один еще не спасенный ею человек, и остающаяся равнодушною к этому, втайне уже думает, что иное, а не она спасает человека или что нет никакого в действительности спасения, о котором говорит она. И как бы могущественна, по-видимому, ни была такая религия, «секира уже лежит при корне ее»; потому что атеизм не есть религия, но только атеизм. Итак, религия истинная, всемирная и живая есть та конечная форма, к которой естественно и необходимо стремится религиозное сознание всего человечества и на которой оно успокоится.

VIII. На конечной форме государства мы остановимся несколько подробнее, нежели на предшествующих, частью потому, что о нем прежде мы говорили менее, нежели