Голод Рехи - Мария Токарева

мира поголовно обречены превратиться в омерзительных тварей. Рехи проваливался в забытье, и там видел Натта, подросшего, уже резво бегающего. Он куда-то торопился, несся по узкой каменистой тропке так быстро, что нерадивый, покинувший его отец не успевал догнать. Рехи окликал сына, а тот поворачивался и вместо лица у малыша возникали страшные жвала и глаза насекомого.

Рехи с криком пробуждался, и ему вторила новая волна вздохов. Вскоре он присоединился к их монотонному стенанию:

– Ох-х-х-х… Ох-ох! Ох-ох-ох!

Но у него еще остался голос, остались собственные мысли. Запекшимися ледяными губами он просил:

– Заберите меня отсюда! Заберите, я сделаю, что скажете. Если это испытание, так и скажите. Я готов пройти до конца. Клянусь – я готов пройти до конца. Я клянусь! Митрий, это же очередное испытание?

– Нет, Рехи. Это испытание для нас, – послышался знакомый хрипловатый голос. Сумеречный Эльф явился сквозь темноту сгустком серых теней. Он морщился и обжигался о черные веревки. На бледной коже оставались дымящиеся следы, линии же зловеще шипели и плавились.

– Эльф! – шепотом позвал Рехи. – Эльф! Что делать?!

– Борись! Ты все еще можешь управлять линиями! – напутствовал Сумеречный. – Проклятье, наша теория насчет черных была ошибочной.

– Да какие теории? Что мне-то делать?!

– Я вызову Саата на поединок.

– Ты знаешь, что может случиться, – недоверчиво пробормотал Рехи. Он не хотел терять последнего союзника, может, даже друга.

– Знаю. Для этого нужны вы с Митрием. Вдвоем сможете как-нибудь удержать меня, – неуверенно ответил Сумеречный.

– Ты можешь стать Разрушителем миров.

– Тогда мой грех будет яснее ясного. И я признаю его в тот же час. И тогда… придет мой Меч, Разящий Неправого, – спокойно ответил Сумеречный Эльф, но древний ужас плохо скрывался под чередой красивых слов: – Или же нет. Я уже столько раз пытался. А Меч не приходил. Или я не превращался в Разрушителя…

– Оторви меня от стены! – взмолился Рехи. Ощущения собственного тела, единственные в этой тишине и неподвижности, доводили до паники.

– Ты сам можешь! Просто вспомни, как ты открыл двери! Вспомни, Рехи, кто ты! – потребовал Сумеречный Эльф.

Рехи собрал остатки воли и рассудка. Он и правда навалился на двери силой линий, когда поверил в себя. Но стоило ему пролить новую кровь, стоило убить кого-то, как сила Стража покидала его, точно с пренебрежением отворачивалась от недостойного обладателя.

«Точно, линии…. Линии!» – думал Рехи, вспоминая ощущение перед спонтанным освобождением. Ныне он думал про Натта и Лойэ, стремился к ним всей душой. Нет, Натт ни за что не стал бы чудовищем, никогда! Рехи намеренно воскрешал образы жутких кошмаров, и узкую тропу, и невозможность догнать сына. Он почти потерял Лойэ и сына за год бездействия. Но настало время положить этому конец, конец бессилию!

«Слизи нет, веревок нет. Это все черные линии! Это линии! И я управляю ими! – твердил себе Рехи. – Я Страж Мира! Линии, слушайтесь меня, а не Саата! Линии, черные линии, вы станете вновь белыми, если люди перестанут творить зло!»

– Да, так! – подбадривал его Сумеречный Эльф, хотя его слова только мешали. Рехи высвободил сначала одну руку, а потом другую. Черная паутина распадалась и отступала. Ему казалось, будто он заново вытесывает себя из твердой породы. «Свободен, почти свободен!» – уговаривал себя Рехи, хватаясь за края неподатливых скользких линий, заставляя их вытаскивать себя из ловушки.

– Проклятье, кто-то идет! – вздрогнул Сумеречный и немедленно растворился. Рехи же потерял контроль над линиями, а заодно и равновесие. Он взмахнул руками, как крыльями, и тут же упал на скользкий загаженный пол, даже не понимая, что наконец-то освободился. В лицо уперлась чья-то обглоданная берцовая кость, в волосах застряли ошметки потрохов. Рехи счистил их с себя вместе с кусками развороченных пут.

– Опять пытался сбежать? Хм, кто же тебе помогает, поганец? – криво ухмыльнулся Саат, входя в распахнувшиеся двери.

– Скоро узнаешь! – с мрачным торжеством провозгласил Рехи, путаясь в черных линиях.

– Молчать, – шикнул Саат, небрежно пиная носком сапога. Рехи скрючился, и его в очередной раз вырвало, горло обожгло так, что стало не до угроз.

– Стоило бы тебя съесть прямо сейчас, – щелкнул жвалами Саат. – Но народ желает видеть Стража. Это будет твое последнее «выступление», еда. К нам прибыла большая группа беженцев, надо удержать их. Чем больше я поглощу, тем больше спасу!

– Спасешь? Ты просто больной! Скажи о спасении своему несчастному отцу! – огрызнулся Рехи, но Саат его не слушал. Он порывисто вышвырнул Стража из темницы, немедленно захлопывая вычурные двери запретной обители.

Вскоре Рехи уже вели под конвоем в тронный зал. И он радовался, что наконец-то вновь двигается, дышит пепельно-свежим воздухом, а не парами трупного яда и разложения. Хотя, возможно, вели на верную смерть, но он уже слабо осознавал это. После страшной ночи не осталось почти никаких ощущений, только немое безотчетное желание выбраться, чтобы не слышать череду монотонных вздохов.

Постепенно мысли и эмоции возвращались. Первой, как водится, прорезалась тревога за свою шкуру. Второй – хитрость. Рехи как будто откатился назад на два года, в те времена, когда его вели только голод и инстинкты зверя. Он принюхивался и прислушивался к копошению жрецов, отчаянно ища брешь в стене или зазевавшегося караульного. Возвращение Сумеречного вселяло надежду, Рехи ждал, что вот-вот союзник появится и вызовет Саата на поединок. А дальше? Что-нибудь придумают вместе. Главное, что вывели обратно на свет. И Рехи почти смеялся. Но потом лихорадочное веселье иссякло и сменилось новым ступором, когда его втолкнули в заполненный людским морем тронный зал.

– Страж Мира! Мы поймали еретика! – торжественно провозгласили жрецы, привычно выводя Рехи на каменный постамент. Саат стоял на своем привычном месте советника, а возле трона четверо стражников держали в цепях пленника, того самого еретика. Он все не желал покорно склонять голову. Что-то знакомое сквозило в этих очертаниях крупной мускулистой фигуры. Что-то невероятно родное и почти забытое – из прошлой жизни.

Рехи после кромешной темноты с трудом привыкал к полумраку мерцания факелов, поэтому не сразу различил, кто стоит перед Саатом. А когда узнал, лицо исказила гримаса радости и ужаса:

– Ларт! Что ты здесь делаешь? Ларт…

Голод прозрения

Рехи похолодел, сердце подскочило до самого горла да там и застряло шершавым бьющимся комом. Подобного смешения радости и ужаса он не испытывал даже при встрече с Лойэ. Ее не опутывали цепи. А теперь его пронзал взгляд мерцающих синих глаз, болезненно-нежный и отчаянно-задорный, как будто не ржавые кандалы обвили запястья Ларта, а драгоценные браслеты короля полукровок.

Рехи закусил изнутри губы, чтобы не завыть. Он