Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– Я хотел написать её такой!.. Вы меня понимаете?.. Именно такой!.. Но так и не смог… Поначалу я решил про себя: всё, допрыгался! Сначала галлюцинации, а кончится всё самой заурядной "психушкой". Отвернулся, выпил водки и снова посмотрел на букет… Но что это?!.. Сонечка не исчезала!.. Наоборот, лик её становился всё яснее и чётче… Она смотрела прямо на меня!.. Сердце моё сжалось от невыносимой боли!.. Мне хотелось кричать, выть!.. Почему?!.. За что?!.. Её нет, а я всё ещё жив!.. Это несправедливо!.. Так не должно быть!.. Не должно!.. А в ответ… Нежная, чуть заметная улыбка тронула её губы, и я отчётливо услышал… Честное слово, услышал! Она тихо сказала мне: "Не надо плакать… Я здесь… Я с тобой…" – он испуганно взглянул на Павла. – Вы не смеётесь?.. Спасибо… И в самом деле, когда мне становилось плохо, так плохо, что хоть волком вой, а это случалось со мной частенько, она приходила ко мне, и всякий раз после нашей встречи на душе становилось просторней и легче, – на глазах у него показались слёзы. Иннокентий Олегович вытер их тыльной стороной ладони и, виновато улыбнувшись, добавил: – Не обращайте внимания… Старики в конце жизни становятся слишком сантиментальными… Прошу покорно извинить…

Потом встряхнувшись, словно сбросив с измученной души тяжёлый груз воспоминаний, он опять улыбнулся, только на этот раз гораздо спокойней.

Троицкий украдкой вновь взглянул на сирень… Увы!.. Как ни напрягал он зрение, как ни пытался среди пушистых цветов отыскать женское лицо, ничего у него не получилось.

– И вот долгих шестьдесят лет я живу на этой земле один… Совершенно один… – продолжил старик, успокоившись. – И с тех пор никто… Вы понимаете, никто ни разу не видел Сонечкиного лица среди этих цветов сирени. Вы первый!.. И это замечательно!.. А то я уже начал бояться: вдруг мне это только чудится. Согласитесь, не очень приятно сознавать, что ты подвержен зрительным галлюцинациям, какими бы приятными они ни были. Но вы ведь тоже её увидели?..

– Увидел, – признался Павел.

– Вот!.. – торжествовал Верещагин-Суздальский. – Значит, она существует на самом деле!.. Спасибо, Павел, вы меня утешили, – он с жаром потряс руку Троицкого. – Ну-с!.. А теперь займёмся подарком для Петра Петровича. Я вам сейчас покажу, что я для вас придумал, – он открыл ящик комода и принялся рыться в его недрах.

В это же самое время у себя дома Пётр Троицкий принимал высоких гостей из Москвы. Правда, из-за того, что вернулся он домой не один, встреча с Алексеем Ивановичем получилась какая-то комканая. Но не до хороших манер, не до соблюдения политеса было теперь!.. Для Пётра это был звёздный час!.. Неважно, что поздравить его приехал всего лишь помощник Геннадия Андреевича, а не «сам». Да и наивно было бы полагать, что первый секретарь Краснознаменского горкома партии – такая значительная персона, чтобы ради неё солидные люди, облечённые высшей партийной властью, побросали все свои государственные дела и помчались бы в глухую провинцию поздравлять его с юбилеем. В данном случае был важен не ранг посланца Москвы, а сам факт его приезда. Сколько ещё секретарей горкомов или райкомов по всей нашей необъятной родине отмечают в эти дни круглую дату? Думается, не один и не два. А личный посланник Геннадия Андреевича приехал не к кому-нибудь, а именно к нему!.. «Ваши акции нынче в большой цене, дорогой товарищ Троицкий!» – так или примерно так думал торжествующий Пётр, поднимая бокал за здоровье Игната Акимовича. Даже чуть было «Ура!» ни крикнул!.. Очень уж чувства его переполняли!.. Но предусмотрительно сдержался.

Более того, уже сидя в машине, по дороге на обед к первому секретарю горкома как-то невзначай между двумя анекдотами, до которых он был большой охотник и знал их несметное число, высокий гость из Москвы, товарищ Груздь, спросил товарища Троицкого:

– А тебе никогда не хотелось, Пётр Петрович, в центральном аппарате поработать?.. Для начала, скажем, помощником начальника отдела?.. – Троицкий едва не задохнулся от нахлынувшего восторга. – А через полгодика, глядишь, и в заместители пробиться сможешь. Ты как?.. А?.. Не против, надеюсь?..

– Я?!.. Я всегда… Даже думать не смел… – лепетал Пётр. – Не знаю, справлюсь ли?..

– А ты не дрейфь!.. – успокоил его Груздь. – Надо будет, поможем. Тебе расти надо. Не вечно же под Кахетинским ходить. По-моему, достал он тебя. Как считаешь?..

– Я – «за»! – только и сумел выдавить из себя Троицкий.

– Молоток!.. Я в тебе ни секунды не сомневался. Мы с Геннадием Андреевичем двадцать кандидатур просмотрели, и вот… Выбор пал на тебя!.. – и приобняв Петра за плечи, тихонько сказал на ушко: – Имей в виду, я твой ходатай, не подведи!..

Как Пётр любил его в эту минуту!..

И вообще, Игнат Акимович оказался весёлым компанейским мужиком. Несмотря на свою немыслимую худобу, а он был чуть не вполовину тоньше своего шефа, ответственный работник ЦК партии отличался отменным аппетитом и водочку принимал с большим удовольствием. Когда счастливый именинник предложил ему отборный армянский коньяк, Груздь брезгливо поморщился: "Я думал, ты что-нибудь попроще употребляешь! Или в Краснознаменске вся водка перевелась?"

Какое там!..

Тут же на столе выстроились в ряд разнокалиберные бутылки!.. Была тут и обычная, прозрачная, как слеза младенца, "Столичная", а также все мыслимые и немыслимые настойки. И на калгане, и на берёзовых почках, и на листьях чёрной смородины, и "Зубровка", и особенная, лечебная, с перчиком и чесночком… Одним словом, даже если не хочешь пить, запьёшь непременно!..

Игнат Акимович утробно крякнул и, сладострастно причмокивая тонкими губами, торжественно произнёс:

– Начнём мы, я думаю… с "калгановой"!..

Следом пошла "Зубровка", потом "Смородиновая", "Берёзовая" и, само собой, "Лечебная"!.. А залакировал весь этот водочный коктейль товарищ Груздь "Столичной" и кружкой настоящего домашнего кваса, снятого прямо со льда.

Никто в нашей стране не умеет пить так, как это делают ответственные партработники! Виртуозы!..

От чая с шестью сортами опять же домашнего варенья Игнат Акимович наотрез отказался, мотивируя это тем, что "после такого застолья не гоже сырость в животе разводить". А перед тем, как встать из-за стола, вдруг громко запел: "Есть на Волге утёс!.." Голос у него оказался сильный, а вот со слухом угадывались определённые проблемы.

Уже в прихожей помощник Геннадия Андреевича, натянув на тощие плечи болгарскую дублёнку, смачно облобызал именинника и, поддерживаемый Саввой, уже в дверях, бросил через плечо:

– Если что… Ты, Петя, не стесняйся… Звони… Я круглосуточно на связи… Всеобщий привет!.. – и, чуть покачиваясь на нетвёрдых ногах, вышел на заснеженную улицу.

Одним словом, торжественный приём удался на славу!..

От радости Пётр Петрович весело рассмеялся и погрозил указательным пальцем кому-то в пространство:

– Ну!.. Голубчики мои, знайте теперь, кто такой Троицкий!.. И всем врагам моим накажите: "Руки прочь от Петра Петровича!"

– Петя!.. Петенька!.. Ты у меня такой!.. Такой!.. Я поздравляю тебя!.. – Зинаида не могла говорить, в глазах её стояли счастливые слёзы.

– Ба!.. – шёпотом позвал Валентину Ивановну Матюша. Весь обед он, вышколенный мамой, просидел на дальнем конце стола спокойно, не дотронувшись до еды и не издав ни единого звука.

– Что тебе? – сурово отозвалась бабка. В отличие от своих детей, она не умилялась, не радовалась, и вообще настроение у неё было паршивое.

– Скажи, враги – это, которые против папы?.. Да?.. Которые хотят ему плохо сделать?..

– Конечно, – не глядя на него ответила Валентина Ивановна. – На то они и враги чтобы всем плохо делать.

– А с них можно стружку снимать?..

– Что-что?! – не поняла бабка.

– Ты сама сказала, что комиссия будет с папы стружку снимать, простодушно ответил парнишка.

– Когда я говорила?..

– Ну, как же?.. Давеча…

– Ах, да!.. – вспомнила старуха. – С врагов всё можно снимать. Включая стружку…

Матюша полностью с ней согласился и многозначительно кивнул головой.

– Я так и знал!.. Всё равно у них ничего не получится!.. – и, закусив губу, начал мучительно, напряжённо думать.

– А который теперь час?! – вдруг спохватился Пётр Петрович.

– Без четверти пять, – спокойно ответила Капитолина.

– Боже мой!.. – сама испугалась и переполошила всех Зинаида. – Ведь это же надо скорее! Мы можем опоздать!..

И началось!.. Полетело всё кувырком!.. "Закрутилось, завертелось и помчалось колесом!.." И если бы кто-нибудь из посторонних заглянул в это время к Троицким, то непременно ощутил бы, что находится в сумасшедшем доме.

Первый секретарь горкома потерял одну запонку, и по этому поводу метал громы и молнии, от которых стены дрожали. Главной проблемой для Капы был вопрос, когда ставить пироги в духовку. Матюша из последних сил пытался избавиться от ненавистного галстука, который мать хотела навязать ему силой. Зинаида, как всегда, разрывалась между всеми домочадцами, чем сильно способствовала всеобщей суматохе. Лишь одна Валентина Ивановна хранила олимпийское спокойствие: с отрешённым видом сидела в своём кресле и ждала, когда же они, наконец, выметутся за дверь. Алексей Иванович как сторонний наблюдатель тоже не принимал участия в этой суете. Его главной задачей было: не помешать.