Замок на песке. Колокол - Айрис Мердок

и больше того. К той поре, когда они с Майклом остались одни, она уже и готовила, и занималась закупкой провизии, и исполняла секретарские обязанности. Выяснилось, что она сносно печатает на машинке, и под конец она взяла на себя всю текущую переписку, составляя письма по формам, заготовленным Майклом.

Одни они оставались уже около двух недель. Питер уехал последним, и даже его отъезд был облегчением для Майкла. Что до остальных, то отношения с ними были безвозвратно испорчены и тягостны. Марк относился к нему с неуклюжей добротой, но не мог удержаться и не проявлять любопытства и снисходительности, Джеймс же тенью ходил за ним с видом такого отчаянного сострадания, что Майкл был просто рад за него, когда тот уехал. Хотя ни Джеймс, ни Марк не знали подробностей истории Майкла, воображение их сработало, да он и не в силах был скрыть от них бурных проявлений своего горя в дни, последовавшие за смертью Ника. Их странные взгляды показывали, что они сделали для себя кое-какие выводы, и ко времени их отъезда присутствие их стало для Майкла сущей пыткой. Дора же никоим образом не досаждала ему. Она была полезна, она ничего не знала, ни о чем не догадывалась и не осуждала.

Дора, раз уж она решила остаться, роль свою играла энергично, хотя и тогда позволила себе все же кое-какие выходки. Начало октября принесло на короткое время жаркую погоду, и Дора объявила, что намеревается научиться плавать. Пока додумались остановить ее – присматривать за ней некогда, а одной забираться в воду нельзя, – она уже практически научилась сама. Она оказалась, когда занялась этим, прирожденной пловчихой и на воде держалась преспокойно. Питер, а позднее Майкл порой приходили поглядеть на ее старания и давали кое-какие советы, и она еще до того, как испортилась погода, освоила это искусство в совершенстве.

После отъезда Маргарет Марк Стрэффорд взялся за стряпню. Вскоре Дора, однако, вытеснила его с кухни и усердием возмещала нехватку дарования. Ее старания были оценены, и она явно наслаждалась тем, что делала. Но дни полного блаженства наступили для Доры, когда все остальные уехали и она беспрекословно воцарилась в Имбере. Особое удовольствие доставляла ей полная беспомощность Майкла в домашних делах, и она как-то сказала ему, что ей нравится готовить для мужчины, который не считает, что умеет готовить лучше, чем она. Она держала дом в отменной чистоте, в конторе был порядок. Обойдя весь сад, она нашла в заброшенных уголках одичавшие осенние цветы и уставила холл и гостиную большими букетами росистых осенних маргариток и душистых хризантем, которые бередили в Майкле воспоминания о детских каникулах, проведенных в Имбере.

Мало-помалу поместье приходило в разор. Огород продали на корню соседнему фермеру, и добрая доля урожая была сразу снята и увезена. Из дому потихоньку исчезала мебель – какая возвращалась в грузовиках людям, одолжившим ее, какая решительно увозилась сестрой Урсулой в ручной тележке в монастырь. Дамбу восстановили. Новый колокол краном извлекли из озера и без всяких церемоний ввезли на территорию монастыря. Теперь он был установлен на старой башне и чистым голосом возвещал о своем вознесении, что и услышали однажды поутру Майкл с Дорой, когда сидели за завтраком.

Странный, похожий на сон покой опустился на Имбер. Дни мало чем отличались друг от друга. За стол садились когда придется и часто засиживались подолгу. Когда светило солнце, двери распахивали и выносили на площадку тяжелый стол. Утра стояли туманные, днем воздух был влажный, мягкий, и в саду, испещренном темными полосами вскопанной земли, было тягостно-тихо. По ночам было холодно, небо было ясное, стылое, предчувствующее заморозки. Совы ухали рядом с домом. Камышевки улетели. И, возвращаясь вечерами из часовни, Майкл видел мерцающий свет на балконе, и через озеро доносилась до него музыка Моцарта – это ставила пластинку Дора, проявившая неожиданный вкус к классической музыке.

Странные отношения установились в это время между Дорой и Майклом – какие-то неопределенные, томительные, они даровали Майклу покой и douceur[66]. Может, так было оттого, что оба они знали, что время на исходе. Среди прочих размышлений Майкл умудрился подумать и о будущем Доры, и немного погодя он спросил, не стоит ли ей возвратиться в Лондон.

Дора, едва только он затронул эту тему, сразу же проявила страстное желание поговорить с ним обо всем, и они поговорили. Она сказала ему, что не видит смысла в возвращении к Полу, во всяком случае сейчас. Она ведь опять сбежит от него. Да и Пол непременно будет изводить ее – так она и будет мыкаться, не зная, то ли ей покориться из страха, то ли дать отпор из чувства обиды. Она не скрывает, что сама во всем виновата, что ей вообще не надо было выходить за Пола. Она чувствует – по тому, как обстоят дела, – что не сможет жить с Полом, пока не сможет быть в каком-то смысле равной ему, а желание укрепить свои позиции, став опрометчиво, да еще в теперешнем расположении духа, матерью его детей, у нее нет. Она испытывает потребность, а теперь и способность, жить и работать самостоятельно, стать наконец тем, кем никогда не была, – независимым взрослым человеком. Такие соображения, заметно волнуясь и оправдываясь, она изложила Майклу, явно ожидая, что он скажет, будто она должна вернуться к мужу.

Задумавшись, насколько было для него возможно, над проблемами Доры, Майкл не почувствовал в себе склонности сурово призвать ее к исполнению супружеского долга. Он понимал, что теперешние его взгляды еретичны, представления искажены, а право судить других подорвано. Но он подумал еще раз и пришел к тому же. Когда Дора с дрожью в голосе сказала, что возвращение к Полу смерти подобно, Майкл с печальной ясностью представил себе, что будет, если она и впрямь к нему вернется. Пола, конечно, было за что пожалеть, но человек он неистовый и грубый, и, коли верно, что Дора не должна была за него выходить, верно и то, что он не должен был жениться на Доре. Майкл ограничился тем, что указал Доре на то, что она все-таки в какой-то мере действительно любит Пола и замужество ее – вещь очень серьезная. Важно и то, что Пол любит ее и нуждается в ней. Какие бы планы на ближайшее будущее она ни строила, она должна лелеять надежду на то, что может вернуться к Полу, если он по-прежнему будет желать этого. Все эти побеги ничего не дадут, пока она не обретет для себя достойной и независимой жизни, которая вдохнет в нее силу, необходимую для того, чтобы держаться с Полом