Сочинения в двух томах. Том 1 - Макс Пембертон

известно, сколько здесь еще дел…

Он выплюнул в море пережеванный им табак и, круто повернувшись, отправился к своим товарищам у бака.

До сих пор не могу забыть окружающего меня зрелища.

Представьте себе густой серый туман, поднимавшийся над поверхностью воды, серебристые волны лунного света, прорезывающие туман, неподвижное судно, фигуры валяющихся повсюду людей, среди которых слышались то рыдания, то вздохи и стоны; фонари на палубе, темные очертания большой грот-мачты, рейки и реи и чудовищная труба. И не забывайте, что судно это было священным притоном всех друзей преступления, которые преклонялись перед Валентином Аймрозом и приносили ему награбленную добычу.

Чего только не могли рассказать эти каюты! Какие преступления были здесь совершены… убийство, сладострастие, пролитие крови…

Какие ужасные крики раздавались на этой палубе, предсмертные крики сильных мужчин и стоны женщин! Вот какие призраки мелькали передо мной, когда я ходил взад и вперед по шканцам, спрашивая себя с отчаянием, что удерживает моих друзей и как долго продолжится этот туман.

Я представлял себе тот день, когда гениальная мысль впервые зародилась в изворотливом уме еврея, и он с восторгом приветствовал возможность исполнения ее. Какая полиция и какое правительство могли найти преступников в открытом море и драгоценности, которые сбывались предводителями шаек мошенников в такое верное убежище? Кто мог решить правильно эту загадку, пока случай не подсказал ему верного ответа?

Стоило только мне уйти с борта этого судна — и как быстро мог я привести все дело к окончательному финалу! Я мог, разумеется, довести его до сведения правительства, мог открыть двери этого храма убийц… Но мог ли я вместе с тем дать возможность уничтожить такую обширную организацию? Как единодушно должно было действовать интернациональное вмешательство, чтобы захватить опаснейших злодеев, выгнать тигров из их логовищ или освободить города от их союзников? И все, что я делал для этого, к чему стремился, привело лишь к тому, что еврей был на свободе, а я очутился пленником на палубе его судна…

Я стоял у лестницы и наблюдал за слоившимся туманом, который то разрывался местами, образуя серебристые полосы, то клубился, соединяясь в густые облака и скрывая все от моего взора. Матросы оставили меня одного, отсутствие их указывало на еще большую опасность для меня.

Я слышал громкий спор у бака, откуда доносились то убеждающие, то гневные голоса. Сам чудовищный корабль казался беспомощным, напоминая огромное раненое животное, которое борется с агонией и ищет места, где бы оно могло закончить свое существование.

Все чувства мои говорили мне, что я нахожусь в большой опасности. Негодяи эти собрались, вероятно, идти ко мне с каким-нибудь предложением. И они действительно, смущенные и нерешительные, двинулись ко мне в составе двадцати или более человек, как бы в виде делегации, готовой убить меня на том же месте, где я стоял, затем напиться рому, в изобилии доставленному им судовым комиссаром…

Американец, я заметил сразу, был их предводителем, а рядом с ним шел человек, известный под именем Билла Ивенса. Они прошли тесной толпой по палубе для прогулок, но, видимо, чувствовали большое затруднение, когда дело дошло до объяснения на английском языке. Не будь мое положение так опасно, все это показалось бы мне очень смешным.

— Ну-с, ребята, — крикнул я, считая необходимым заговорить первым, — в чем дело? Говорите, я не съем вас.

— Просим извинения, сэр, но мы желаем сообщить вам, что Вилли Райнер избран капитаном этого судна, и он желает, чтобы вы спустились к нему вниз.

Говорил человек по имени Ивенс, и я должен сказать, держал он себя крайне забавно.

— Много чести со стороны мистера Вильяма Райнера, — сказал я со смехом. — Не желает ли он сделать первый шаг?.. Буду ли я иметь удовольствие видеть его?

— Он там, позади кабестана. Мы, если угодно, сэр, делегация. Вилли не желает, чтобы кто-нибудь был позади кухни, это его подлинные слова. Вы должны спуститься вниз и ждать, пока за вами пришлют.

Я взглянул говорившему в лицо и громко расхохотался.

— Ребята, — сказал я спокойно, обращаясь ко всем, — чего желаете вы: плыть по морю или вместе с этим судном очутиться на дне Атлантического океана?

Слова эти озадачили их. Джентльмен по имени Билл Ивенс продолжал:

— Я и товарищи мои просим извинения, сэр!.. Мы здесь ни при чем. Вы попали на чужой остров, поэтому так все получилось. Вилли говорит, что он ничего не имеет против вас, но раз вы на этом судне, то должны повиноваться ему и никому больше. Мы скромно передаем вам это, сэр, и просим, чтобы вы сделали так, как говорит Вилли.

Я вынул пистолет из кармана и взвел курок. Это было испытанием для меня, так как дело шло о моей жизни. Убей я хоть одного из этих людей — и я знаю, что в ту же минуту все бы изменилось: они или пали бы передо мной на колени, или убили бы меня на месте.

— Теперь слушайте! — сказал я. — Яхта моя находится на расстоянии брошенного с вашей палубы сухаря. Если вы осмелитесь мне сказать еще одно такое бесстыдное слово, то я и вас, и всех негодяев на этом судне отправлю на тот свет… Это так же верно, как и то, что у меня в руке пистолет и в нем патроны. Пойдите и передайте мистеру Вильяму Райнеру, что я вам сказал, не то я пойду сам и притащу его сюда, если вы этого не сделаете.

Я говорил уже — и это истинная правда, — что никогда еще в своей жизни не переживал более критического момента. Мы стояли друг против друга: с одной стороны — сдерживающие свой гнев матросы, с другой — я, и все мы знали, что исход этого дела близится, и в то же время никто из нас не хотел ускорить окончания его. Что касается этих жалких людей, то не думаю, чтобы они решились поднять руку на меня, не будь среди них американца, который подначивал их. Он был зачинщиком и с презрением относился к вновь избранному капитану и к его