Все для фронта? Как на самом деле ковалась победа - Михаил Зефиров

Вот выдержки из приказов по машиностроительному цеху за осень 1934 г.: «Из-за халатного отношения рабочего Шальнова сломался станок № 1767 — в коробке передач сорвало зубья четырех шестеренок…; из-за халатного отношения токаря Голова — в станке № 1672 разорвало втулку в фартуке…; 15.10 рабочий Чугрин повесил кепку на валик станка, результат — сломалась червячная шестерня продольно-поперечного хода станка». Карусельщик Макаров сломал станок № 1590, который по своей халатности долгое время не смазывал. Попытался самостоятельно «починить его кувалдой» и сломал «еще больше». [113 — ГУ ЦАНО, Ф. 2439, Оп. 1, Д. 63, Л. 6, 17.] Некоторые рабочие неоднократно выводили свои станки из строя. Так, строгальщик Кульков сломал станок «Вальдрих» № 1829, вследствие чего тому потребовался длительный капремонт. На рабочего наложили взыскание, однако после этого он еще дважды выводил станок из строя, за что в конце концов был уволен из цеха.

Правда, одновременно с этим отдельные рабочие и мастера все же добивались различных достижений. Например, в декабре 1934 г. «за быстрое выполнение заданий по кольцам кожухов артсистемы Ф-19» были премированы три человека, «за хорошую организацию работ по обточке верха Ф-19» был премирован мастер Журавлев, а «за хорошую организацию работ по обточке тел артсистемы Ф-21» премирован мастер Трушкин. [114 — Там же, Л. 55.]

В целом по заводу в январе — феврале 1935 г. отмечалось улучшение в деле наружного осмотра и текущего ремонта оборудования, однако много проблем возникало с планово-предупредительным ремонтом. Станок сначала по максимуму эксплуатировали до полного износа или поломки и только после этого начинали его осмотр и ремонт.

Надо учесть, что импортные станки имели сложные электрические схемы и систему управления, поэтому их освоение рабочими, особенно малограмотными, создавало большие трудности. 21 июля 1937 г. станочник инструментального цеха Сеннов «включил станок и ушел». Резец, дойдя до поверхности станка, изрезал и изуродовал его. 7 января 1939 г. токарь 3-го отделения механического цеха № 1 Попков «оставил на ходу станок № 1331 и ушел. Произошла авария: измята направляющая втулка и погнута державка, которая уперлась в шпиндель станка».

Подобное отношение к дорогостоящему импортному оборудованию наблюдалось практически на всех заводах страны. Это видно из приказов наркома оборонной промышленности Израиля Кагановича за

1938 г. На заводе № 181 «состояние оборудования неудовлетворительное», капитальный ремонт выполнялся некачественно, со стороны рабочих наблюдалось «недопустимое отношение». То же самое имело место на заводах № 42 и 434.

Предприятия затрачивали огромные средства на ремонт станков, сопоставимые с затратами на основное производство, но это не давало серьезного эффекта. Нередко станочный парк использовался не по назначению. Так, на заводе № 92 фрезерные станки с интересным названием «Болей-Ленин» использовались для сверловки, шлифовальные станки «Черчилль» — для строгания и т. п. [115 — ГУ ЦАНО, Ф. 2439, Оп. 1, Д. 187, Л. 5-40.]

Между тем государство принимало все новые меры по укреплению трудовой дисциплины. 26 июня 1940 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР в отношении предания суду летунов и прогульщиков. Отныне опоздание на работу свыше 20 минут приравнивалось к прогулу, за который рабочий нес уже не административную, а уголовную ответственность. Основным наказанием были определены исправительные работы, — как правило, на этом же предприятии, но уже бесплатно. [116 — Там же, Оп. 2, Д. 436, Л. 87.]

Кроме того, указ увеличил продолжительность рабочего дня до семи часов, а рабочую неделю — до семи дней. [117 — Сомов В.А. Указ. соч., с. 27.] Таким образом, никаких выходных дней отныне не было, народ должен был трудиться и еще раз трудиться. Такого не было даже в Древнем Риме, где рабы и то имели право на дни отдыха. Фактически с этого момента крепостное право в России было возвращено в полном объеме. Теперь наряду с крепостными крестьянами-колхозниками появились и крепостные рабочие, насильно прикрепленные к тому или иному заводу.

В дополнение к Указу от 22 июля того же года нарком юстиции и прокурор СССР издали совместный приказ, согласно которому рабочие, ушедшие на обед более чем на 20 минут раньше положенного времени и вернувшиеся с трапезы более чем через 20 минут после официально установленного времени, должны были привлекаться к судебной ответственности, как за прогул. [118 — ГУ ЦАНО, Ф. 2439, Оп. 2, с. 48.] Первый приказ директора завода № 92 А. Е. Еляна по преданию суду 38 прогульщиков был подписан 20 июля. В дальнейшем, в течение месяца, в суд передали дела еще на 201 прогульщика. [119 — Д. 442, Л. 73, 78, 86, 103, 120, 128, 155, 170, 183.] В результате этих мер в сентябре количество прогульщиков сократилось в среднем с 25 до 8 человек в день. Но в то же время резко возросло сокрытие прогулов и предоставление задним числом административных отпусков, и реальное состояние дисциплины улучшилось незначительно.

За первые десять лет существования завода № 92 проблемы трудовой дисциплины оказывали сильное влияние на его работу. Прогулы и опоздания, многочисленные поломки и аварии оборудования, несмотря на постоянную борьбу с ними, дезорганизовывали работу цехов, порождали высокую текучесть кадров. Подобная ситуация складывалась на всех предприятиях страны, из-за чего и появился пресловутый Указ от 26 июня, фактически вернувший в промышленность крепостное право, забытое в России 80 лет назад.

Однако массовые прогулы и текучесть кадров вовсе не оправдывают драконовских мер, принятых сталинским руководством. Вместо того чтобы создать эффективную систему стимулирования труда, предпочли просто прибегнуть к банальной принудиловке. Кроме того, Указ от 26 июня фактически означал поражение советской власти в идеологическом воспитании трудящихся. Тем самым власть признала, что одними только лозунгами типа «трудись ради Родины» и призывами к энтузиазму заставить людей хорошо работать не удалось. Поэтому власти дальше решили действовать по принципу «Не хочешь — заставим!»

Ремонтируют только за «пол-литра»

Поначалу территория вокруг машиностроительного завода № 92 в Горьком была в основном пустынной и неосвоенной. Но с 1932 г. началось создание жилого поселка в районе станции Варя, впоследствии названного Калининским. В 1932–1933 гг. там были заселены 12 675 кв. метров жилья. Первоначально возводились многокомнатные бараки, почти лишенные удобств, но одновременно началось строительство благоустроенных домов.

Барак вообще стал особым типом архитектуры, в основном свойственным сталинской России. Как правило, эти одноэтажные прямоугольные здания строились без фундамента на основе деревянного каркаса. Внутреннее устройство было весьма примитивным. В торцевых стенах находились двери, соединявшиеся проходившим через весь барак длинным коридором. По его сторонам располагались двери в «квартиры». Реже строились бараки на два-три подъезда по шесть — восемь квартир. В этом случае двери располагались с фасада.

Никаких инженерных коммуникаций в бараках не было, и потому на улице строился общий туалет с выгребной ямой. Отопление осуществлялось печками, индивидуально установленными в каждой квартире. Кухонь тоже не имелось, и жильцы сами мастерили в своем жилище место для приготовления пищи. За водой ходили на общую колонку.

Материалы заседаний завкома завода № 92 свидетельствуют о том, что жилищные условия во всех рабочих поселках, а особенно на 1-й и 3-й площадках, были просто ужасными. Печи были собраны безобразно, вследствие чего дым из них шел не в трубу, а в соседние квартиры. В домах № 52 и 55 Калининского поселка не было электровыключателей, оконные стекла вываливались от ветра, не было форточек, из печей шел дым, входные двери не закрывались, радио работало плохо.

В школах и в так называемом детском очаге питание было крайне плохим, бытовые условия также тяжелые. На заседаниях завкома неоднократно поднимался вопрос об ужасном состоянии детского очага. Проблема усугублялась тем, что он находился на балансе районного отдела народного образования (РОНО), которое из-за нехватки средств не могло обеспечить учреждение даже продуктами. Не было горячих завтраков, койки были переломаны, и дети спали на стульях. Не хватало постельного белья. В 1935–1936 гг. деточаг дважды вообще закрывался из-за отсутствия еды. [120 — ГУ ЦАНО, Ф. 2439, Оп. 1, Д. 170, Л. 30, 37.] В школе Калининского поселка также дела обстояли плохо. В классах учились по 50 человек, на всех учеников имелся только один туалет.

Условия в жилом бараке № 2 описывалиись так: «теснота, продукты хранятся под койками, клопы, блохи, не хватает воды». В общежитии 3-й площадки рабочие жили «в комнатах по 20 человек, стекла разбиты, вся штукатурка отвалилась, процветает воровство». Не было кухонь и даже элементарных умывальников. В бараке № 20 пять семей проживали в одной комнате с дырявой крышей, дымящими печами, неработающими плитами, без питьевой воды, используя для питья и приготовления пищи дождевую воду. Последнюю собирали в емкостях, установленных под дырами в кровле. [121 — Там же, Л. 6.] На 1-й площадке на четырнадцать домов были только две уборных на улице, и те были буквально переполнены нечистотами. Тяжелое положение с туалетами было и на самом заводе. К примеру, ремонтно-механический цех вообще не имел своей уборной, вследствие чего работавшим там приходилось справлять нужду где придется. [122 — Там же, Д. 74, Л. 26.]