Мой мир - Лучано Паваротти

Я попросил Керка поставить камеру с другой стороны сцены. Он ответил, что это затруднительно. Я настаивал, потому что все выглядело так, словно Верди написал свой «Реквием» для одного тенора. В конце концов Керк согласился: на экране стало видно и других исполнителей. Если люди думают, что мне доставляет удовольствие быть тучным, они ошибаются. Я радуюсь, несмотря на свою тучность. А это совсем другое дело. Мне страшно подумать, каким люди представляют меня. Смотрю иногда на себя в зеркало и говорю: «О Боже!» Поэтому я стесняюсь фотографироваться. Когда меня фотографируют рядом с другими людьми, я всегда хватаю кого-нибудь из стоящих рядом и ставлю его перед собой. Иначе на снимке меня получится слишком много.

С телевидением сложнее. Однажды Керк должен был снимать меня в концерте. Мы просмотрели некоторые кадры с генеральной репетиции. Мой белый жилет застегивался на запонки. В некоторых кадрах меня было слишком много: были видны три-четыре запонки и слишком большой живот. На другом кадре передвинули поближе, и стало видно только две запонки. Этот кадр был все-таки лучше других, и я попросил использовать именно этот ракурс.

Перед началом концерта я увидел Керка за кулисами и, показывая два пальца, закричал: «Помнишь? Только две запонки!»

Некоторые мои привычки придают мне на концертах больше уверенности. Всем знаком мой белый носовой платок. Впервые я достал его на своем концерте в Миссури — на случай, если на лбу выступит испарина. Оказалось, что я чувствовал себя гораздо лучше, когда вынимал и держал в руках платок. Конечно, платок — вещь сугубо функциональная, но теперь это и мой талисман.

Еще я чувствую себя увереннее, когда, исполняя на концерте что-то новое, вижу перед собой ноты. Помню, у меня был первый большой концерт в «Мэдисон-сквер Гарден» в 1985 году. Его должны были транслировать по телевидению. Режиссер Пи-би-эс, приятный человек по имени Дэвид Хорн, подошел ко мне во время одной из последних репетиций и стал отодвигать пюпитр с нотами. Я вцепился в ноты. Дэвид спросил:

— Лучано, неужели во время концерта вы собираетесь стоять перед пюпитром?

Тогда я ответил ему на своем лучшем итало-американском наречии:

— Уберешь пюпитр, получишь под зад…

В 1981 году в мою жизнь вошел очень интересный человек, который многое изменил в моей творческой деятельности, — Тибор Рудаш. Ему тогда было за пятьдесят. Он родился в Венгрии, но долгие годы работал как режиссер-постановщик в Австралии и позже переехал в Америку. Некоторое время он ставил ревю в казино Лас-Вегаса, потом набирал артистов для «Резортс Интернешнл» в Атлантик-Сити. Он привозил в Атлантик-Сити таких звезд эстрады, как Фрэнк Синатра, Долли Партон и Билл Косби. Мистер Рудаш приехал к Герберту Бреслину, чтобы пригласить меня спеть в курортной гостинице в Атлантик-Сити. Как я узнал позже, Герберт тогда просто выгнал его из своего кабинета.

Чтобы понять Герберта, нужно знать несколько вещей. Его очень интересует серьезная музыка, опера.

Он очень заботится и обо мне. И конечно же, гордится тем, чего мне удалось достичь. Он гордится также и своим участием в моей карьере (и не без оснований). Герберт не только на страже моих интересов, но и оберегает меня.

Я знаю, что в Нью-Йорке к нему в офис целый день приходят с просьбами, чтобы я спел по любому поводу: будь то вечер в школе, спортивные соревнования, какие-то общественные мероприятия — даже по случаю открытия новой пиццерии. (Однажды, хотя мне и не надо было петь, я действительно присутствовал на открытии пиццерии, но только потому, что ее владелец — мой Друг.) Я участвую во многих благотворительных концертах, старюсь, чтобы они составляли не меньше десяти процентов от числа всех моих выступлений. И если бы Герберт не стоял на страже, я бы, наверное, пел только в благотворительных концертах.

У Герберта есть расписание моей работы на два-три года вперед. Даже если еще остается «окно» для других выступлений, Герберт всегда знает, какое из них может меня заинтересовать. Я полностью доверяю ему, если он считает нужным отказать. При первой встрече он всегда вежлив, выслушивает предложение и дает ответ. Чаще всего он говорит «нет» и объясняет, почему я не могу принять приглашение. Если человек продолжает настаивать, называя других участников концерта или говоря еще что-то, что может повлиять на Герберта, то ему вдруг изменяет его привычная вежливость. Именно так случилось, когда он предложил Рудашу покинуть свой кабинет.

Тибор рассказал мне потом, что Герберт заявил:

— Мистер Паваротти — один из величайших певцов в истории оперы, а вы хотите, чтобы он пел в игорном притоне? Ни за что в жизни!

Когда Рудаш попытался повлиять на его решение, Герберт велел ему выйти вон. Герберт отказывает иначе, чем я, — у него для этого свои способы.

У Тибора Рудаша тоже был свой способ действия: он приходил в офис Герберта несколько раз, всякий раз предлагая все большую сумму всего за один концерт (хотя и первоначальная сумма была огромной). Каждый раз он получал один ответ: «Убирайтесь». Офис Герберта Бреслина находился на Пятьдесят седьмой западной улице, в том же квартале, что и Карнеги-Холл. Герберт и все его служащие сидят в одной большой комнате без перегородок и дверей — как в какой-нибудь газетной редакции. Прямо из холла попадаешь в офис. И вот однажды открылась дверь и показалась голова Рудаша. Все уставились на него. Он крикнул: «Сто тысяч долларов…» Герберт пригласил его войти…

В 1981 году сто тысяч долларов за один концерт было огромной суммой для исполнителя классической музыки. Это больше, чем я тогда обычно получал за концерт, и гораздо больше того, что мне платили за один оперный спектакль. В то время, когда Рудаш сделал это предложение, я находился в Милане — пел «Аиду» в «Ла Скала». Герберт позвонил и сообщил мне об этом предложении. Условия произвели на меня впечатление, и я ответил, что хотел бы выслушать этого человека. Рудаш, узнав об этом, сказал Герберту, что вылетает в Милан на следующий же день. Он начинал мне нравиться, хотя я его еще не видел. На следующее утро Рудаш, его жена и Герберт сели в первый же самолет, летевший до Милана, а я зарезервировал для них места на вечернее представление «Аиды».

Я не люблю отвлекаться и знакомиться с новыми людьми перед выходом на сцену, поэтому наша первая встреча должна была состояться после спектакля. В первом антракте Герберт пришел за кулисы и объяснил мне, в чем заключается суть предложения, так как во время телефонного разговора я не совсем понял, о чем шла речь. А когда понял, что это казино при отеле, то велел Герберту передать Рудашу, что очень сожалею, но я не могу петь в том месте, где играют в азартные игры. Мне было неловко, что они с женой напрасно проделали такой путь из Нью-Йорка, но ведь раньше я ничего не понял.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});