К неведомым берегам - Георгий Чиж

— Ну вот, это другое дело, молодец… — сказал Шелихов и протянул мальчонке несколько разноцветных леденцов.

— К чему вы их готовите, Григорий Иванович? — спросил Резанов уже в сенях.

— До зарезу нужны служащие в конторах, хотя и там у меня есть школа и учителя из моряков и конторщиков. Мне учителя из своих алеутов еще больше нужны. Этих думаю задержать лет до семнадцати, а потом — в семинарию мечтаю… Ну, да это не скоро…

— А взрослых учить не пробовали? — спросил Резанов.

— Не выходит… А паче всего, — добавил Шелихов после раздумья, мореходы нам нужны. Хочу теперь же к навигацкой школе приступить. Кораблей на островах нужно много, — он глубоко вздохнул, — а кто командовать будет? Морские офицеры? Первое — не пойдут, а во-вторых, ежели и пришлют выгнатых или еще кого-нибудь, на кой они бес! Кому охота жить на островах, кроме открывателей? Вот эти — другое дело: с корабля просто не выгонишь. Для них и корабли стоит строить особые и команды подбирать не простые.

— А про каких вы открывателей обмолвились? На самом деле есть такие, или только мечтаете о них?

— Мало, но есть. Слыхали, быть может, про штурманов Измайлова и Бочарова? Оба уже не молодые… Когда-то были замешаны в Большерецком бунте, устроенном ссыльным поляком Беневским. Одному пришлось побывать с ним даже во Франции, другому удалось сбежать с дороги.

— Я что-то слышал об этой истории, — подтвердил Резанов, силясь вспомнить. — Встревожила она государыню…

— Ну вот, оба и служат у меня штурманами.

— И как?

— А вот так: им только бы плавать на кораблях, открывать новые земли, описывать да наносить на карту — настоящие мореходцы! Они понемногу и алеутов натаскивают на это дело. Отдадут якоря у какой-нибудь земли — все кругом и облазят и обмерят… Отважные, ничего не боятся. Всех плавающих англичан, шведов, бостонцев, разных там Куков, Чатамов наизусть знают — со всеми не раз встречались. И не зевают: хорошо помнят, что все Куки одним миром мазаны: чуть недосмотрел, обязательно десяток ружьишек, а то и пушчонку нашим островитянам против нас же сбудут. Только это Куки наладят все, шито-крыто, ан смотришь — из-за мыса кораблишко с Измайловым или Бочаровым тут как тут… Ну и, смотришь, уходят пришельцы ни с чем.

Шелихов глубоко вздохнул.

— Конечно, вам самим обороняться не легко, — признал Резанов. — В постоянном плавании необходимо иметь по меньшей мере пять-шесть крейсеров. Пусть даже ваших, но действующих от имени государства, охраняющего свои пределы и безопасность промыслов.

— Матушка государыня очень сердится, — заметил Шелихов, — думает, монополии добиваемся… А как же иначе? Почему же не слиться нам воедино? Тогда по крайней мере мешать друг другу не будем, да и крепче станем, ежели капиталы сольем. Ведь земли, почитай, с три Франции, а порядка нет. Ты глянь-ка, что на островах делается! Чуть недоглядел, как липку обдерут. «Мое», и все тут — иди жалуйся. А кому? Выбьет зверя дочиста и пошли дальше — хоть трава не расти. Ну, и торопимся друг перед дружкой. И в этом все дело, голубчик…

Монахи скоро надоели, а до весны было еще далеко: корабли могли выйти в плавание только весной. Выехать же в Охотск не было возможности раньше, чем просохнут дороги. Пользуясь свободным временем, Григорий Иванович катнул на север подстегнуть охотников за белкой, забрать у них, что уже набито, подкинуть пороху, дроби… Готовился к большим делам в Кяхте. А на досуге решил поразмыслить о том, как обзавестись крепкой рукой в столице.

К весне Шелихов получил ободряющие сведения из Охотска. Оттуда писали: «Корабли почти готовы. Как только лед сойдет, будем спущать, а потом и грузиться. Товар, люди есть».

Обязательства Резанова позаботиться о духовной миссии кончались Иркутском. Однако Шелихов пригласил его проехать вместе с ним в Охотск проводить монахов на корабли, — сам он не решался взять на себя эту обузу. Это чрезвычайно устраивало Резанова — он жаждал ознакомиться не только с делами такого выдающегося организатора, как Шелихов, но и с его замыслами, новизна которых и размах захватывали. Ведь Шелихову нужна теснейшая связь с Петербургом и помощь оттуда. Эта мысль стала перед Резановым с поразительной ясностью… Было и другое. В семье Шелихова он давно чувствовал себя как дома: приходил запросто посидеть, не подыскивая предлогов, любил посвящать Наталью Алексеевну в жизнь крупного чиновничества в Петербурге, уговаривал проехать туда с мужем — побывать в театрах, повеселиться.

К вечернему чаю собирались всей семьей. Не дичились Резанова и девицы. На юную Анну, похожую на мать, Резанов давно засматривался… Чего думать? Молода, красива, скромна, много читала, особенно по географии, богата. Не похожа на развязных петербургских девиц… Правда, купчиха. Что скажут в Петербурге?.. Однако торгующее дворянство не выдумка, оно необходимо государству. Россия особенно нуждается в широком выходе на международный рынок и только тогда будет играть подобающую ей мировую роль. Коммерсанты это ведь не просто торговцы, это политически влиятельные лица, нужные государству. Они могут получать и высокие дворянские титулы за оказываемые государству услуги — графство, княжество…

Резанова все больше влекло к умному, предприимчивому купцу. А Шелихову молодой, любознательный и со связями Резанов решительно пришелся по душе. Так, не сговариваясь, оба стремились друг к другу.

Затеваемая комбинация, в которой имя Анны не называлось, но подразумевалось, давно уже не была тайной для всего города. Об этом своевременно позаботилась сваха, трудолюбиво сплетавшая брачные сети. Догадывалась и Анна. Стала с чего-то вдруг конфузиться, убегала при появлении Резанова, хотя тот ни одним намеком не выдавал ни своих чувств, ни намерений. Купеческий обычай заставлял начинать дело с родителей, и Резанов откладывал свое решение до поездки с Шелиховым в Охотск…

Провожали монахов всем городом после молебна в архиерейской церкви и прощального обеда у генерал-губернатора. С архиереем архимандрит окончательно договорился о рукоположении его «во епископа» будущей Кадьякской епархии через два года работы «по просвещению» дикарей на островах. Решили ехать на колесах до Усть-Кута и дальше до Якутска — водою по Лене.

— Не знаю, как они воссядут от Якутска на лошадей верхом, — озабоченно говорил Шелихов. — Доедут ли с непривычки?

Выбирали лошадей сами монахи.

— Мне посердитее, — потребовал высокий, с лихорадочно сверкающими глазами фанатика иеромонах Ювеналий, из горных офицеров. — Они, сердитые-то, выносливее.

— Отец Ювеналий, куда же вам такую мышь? — уговаривал его иеродиакон Стефан. — Ногами по кочкам молотить будете — искалечитесь…