Художник моего тела - Пэппер Винтерс

с желанием спросить. Но запретил себе схватить ее и никогда не отпускать. Я хотел знать все. Хотел быть единственным, кому она доверяла.

Что, черт возьми, со мной не так?

Двигаясь к двери класса, я сделал самую логичную вещь, а не безумную фантазию — украсть ее из школы и никогда не возвращать обратно.

Потянувшись к дверной ручке, я подпрыгнул, когда Олин взмолилась:

— Эмм, подожди? — Ее плечи снова поникли. Олин посмотрела на меня, затем на пустой коридор, как будто ей нужно было время, прежде чем снова вернуться к учебе.

Я сделал паузу, узнав ее нежелание. Потому что знал этот взгляд. Взгляд человека, попавшего в ловушку, когда все, чего ты хочешь, — это быть свободным.

Моя тюрьма состояла из пьяниц и страха бездомности.

Какие решетки окружали ее?

Я сжал кулаки.

— Ты… э-э, ты в порядке?

Олин слегка улыбнулась, заправляя распущенные волосы за ухо.

— Знаешь, что? Нет, не совсем. — Ее глаза расширились, как будто она не собиралась говорить такие вещи. — Прости. У-упс, я не хотела… тьфу, забудь. — Ее улыбка ослепила меня, яркая и смелая — та, которую я хорошо знал, потому что она носила ее, как броню.

— Не делай этого. — Мое сердце переполнилось от ее доверчивости ко мне, а затем замерло от ее попытки спрятаться. — Не ври.

Олин вздрогнула.

— Я не вру.

— Хочешь поговорить об этом?

Она дернулась, как будто я предложил ей кокаин в школьном коридоре. Хотя понимал, почему такое предложение может показаться случайным и совершенно неожиданным, но… мы не были совершенно незнакомы.

Она меня вроде как знала.

Я потер затылок, проклиная длину волос и жалея, что не подстригся на прошлой неделе, вместо того чтобы бегать по поручениям моего старика и его шлюх.

— Не уверена. — Олин одарила меня страдальческой улыбкой. — Почему тебя волнует, что я скажу?

Я нарочно ухмыльнулся, стараясь вести себя как можно спокойнее.

— А почему бы и нет?

— Потому что ты не знаешь меня.

— Я знаю тебя… — Да, но ты мне не друг.

— Это пока.

Какого черта, Кларк?

Самое смешное, что «друг» — слишком простое слово.

Быть другом — ничто по сравнению с тем, что я хотел от нее.

Она замерла.

— Ты… ты хочешь быть моим другом? — Отсутствие уверенности в ее голосе заставило меня прищуриться. Куда делось ее мужество, искрящееся бесстрашие? Почему в этом одиноком, пустом коридоре она смотрела на меня так, словно я сделал ей величайший подарок после пустых обещаний?

Ее очевидный голод заставил мой желудок сжаться еще сильнее, и острые, болезненные штуки вонзились в мою грудь.

Всего за несколько коротких секунд мы превратились из незнакомцев в нечто большее.

— Зависит от того, дружишь ли ты с изгоем. — Пожал я плечами, прекрасно осознавая свою неряшливость, капризность, все, кем я был и кем никогда не смогу стать.

— Ты не изгой. Я уверенна, что ты мог бы иметь много друз…

— Это мой выбор, — прервал ее я. — Я не люблю людей.

— Но… ты же только что сказал…

— Ты — исключение.

— Ох. — Олин густо покраснела от удовольствия. — Ну что ж… Я имею в виду… Для меня это большая честь. Но… хм, почему ты хочешь дружить со мной? Мы не совсем похожи. — Ее ресницы затрепетали. — Что у нас общего? Ты старше меня и…

— Я старше всех в классе.

— Почему это? — Она с любопытством наклонила голову. — Ты изучаешь то же, что и мы. Мне всегда это было интересно.

Правда?

Как долго ты задавалась этим вопросом?

Как давно ты меня заметила?

Я постарался унять дрожь в голосе.

— Умалчивал.

— От кого?

— Не имеет значение.

Наступила тишина.

Олин облизнула нижнюю губу, как будто обдумывая мою надежность.

— Ты, кажется, предпочитаешь свою собственную компанию, ты уверен, что хочешь тусоваться со мной?

Я провел рукой по волосам.

— Думаю, да.

Ее голова взметнулась, из-за хмурого взгляда на ее лбу образовались складки.

— Ты так все еще думаешь?

Я закашлялся, понимая, что только что оскорбил ее, но не зная, как это исправить.

— Как ты и сказала, мы из совершенно разных миров. Мы можем вообще не поладить. В таком случае дружба — это не то, что сработает.

— Из какого ты мира?

Ад.

Я пришел из Ада.

Я улыбнулся, но боялся, что это больше похоже на хмурый взгляд.

— Такие вопросы только для друзей.

— И я тебе не друг… пока.

Умная, добрая, красивая… хорошая. У меня не было шанса. Ни единого шанса.

— Вот именно.

Снова воцарилась тишина. Нервы от того, что я попал в беду, заставили меня перевести взгляд на закрытую дверь в нескольких метрах от меня. Если мисс Таллап застанет нас здесь, одному богу известно, что она сделает.

— Послушай, мы, э-э… наверное, должны…

— Я переписывалась с отцом. — Олин терла кроссовком пол. — И это было не срочно. Мне просто нравиться притворяться, что это так.

Я застыл, понимая, что это конфиденциальная информация. Каким-то образом мне было позволено узнать секрет, который, я сомневался, что знал кто-либо из ее друзей.

— Я… я не понимаю.

Ее глаза встретились с моими, печальные и смиренные.

— Сегодня утром он прислал мне сообщение, что они с мамой уезжают на выходные. Снова. — Олин потерла нос тыльной стороной ладони. — Он не сказал мне, куда. Не спросил, хочу ли я тоже поехать. Его сообщение не нуждалось в ответе, но… Мне нравится делать вид, что так оно и было. Я обманываю себя, что он спрашивал о моем дне, спрашивал, что я хочу на ужин… в основном о том, что он родитель, который заботится о том, чтобы его ребенок благополучно вернулся домой из школы, даже если его там не будет.

Лед пополз по моим венам.

— Ты хочешь сказать, что большую часть времени проводишь в одиночестве?

Она отвела взгляд. Затем тихо рассмеялась, на ее лице отразилось изумление.

— Я не знаю, что говорю. Зачем я тебе это сказала? Я никогда никому не рассказывала. — Ее взгляд встретился с моим, озадаченный и немного потерянный. — Хочешь узнать еще кое-что? Я не так молода, как другие ученики. Я имею в виду, по возрасту да, но морально… Я чувствую себя старой. Может, ты и старше меня на два года, но чаще всего я сама готовлю себе еду и укладываюсь спать. — Олин обхватила себя руками. — О боже, почему я не могу заткнуться рядом с тобой? Я даже не знаю тебя.

Я долго не отвечал, борясь с желанием притянуть ее к себе. Чтобы стереть ее одиночество.

Но это было бы чересчур, слишком