Царь-Космос - Андрей Валентинов

– Может такое быть? Едва ли. Вы на науку работали и на внешнюю разведку. От таких знаний стране только польза, причем немалая. Остается третье. От вас, Александр Александрович, чего-то хотели. Вы сказали, будто ни про какие тайны вас не спрашивали. Значит, о чем-то другом речь была. Вы отказались, не пожелали власти помочь. А власть – она обидчива порой, прямо как гимназистка. Я правильно излагаю?

Леонид прикусил язык. Так и хотелось врезать интеллигенту: «А теперь колись, если жить хочешь. Отвечай, недобитый!..»

– Вы, наверное, хороший следователь, – усмехнулся археолог. – Вы правы, так и было, но, честно скажу, на допросе я не придал этому значения. Речь шла о конкретном человеке, которого к тому же давно нет в живых, и об одном архитектурном памятнике. Я и подумать не мог… Спасибо, кажется, вы действительно ответили. Объяснили!

Леонид был не слишком рад похвале, но отказываться не стал. Пусть седой думает, что он действительно следователь.

– Но… Александр Александрович! Если вашего знакомого нет в живых, чем вы ему можете повредить?

Артоболевский ответил не сразу, подумал, наконец, резко вскинул седую голову:

– Отвечу так, что вы поняли. У вас гибли друзья, Леонид Семенович?

– Да, – чекист скрипнул зубами. – Был друг, его звали Жора, Георгий. Он мне – как старший брат.

– Если бы над прахом вашего друга хотели надругаться, вы бы согласились указать дорогу к его могиле?

3

Лампа под потолком сбавила свет, мигнула в полнакала, затем вновь вспыхнула во всю силу, словно прощаясь. Погасла.

Тьма.

И в ту же секунду Леонид со всей ясностью понял: придут. Именно этой ночью, под утро, причем за ними обоими. Потому и под душ не водили, и отпечатками пальцев не интересовались. Зачем? Точно, как в гостинице, переночевал – и в путь. Для уголовных тюрьма – «дом», иначе и не называют, а для него, выходит, ночлежка.

Ложиться не стал, присел на нары, как и был, в куртке. Сосед же устроился со всеми удобствами, укрылся старым пальто, повернулся к штукатуренной стене. Спит? Сразу не скажешь, дышит ровно, тихо. Неужели не понимает?

«Эй, яблочко, на подоконничке, в Петрограде появилися покойнички!»

Дурацкая частушка всплыла, как труп в зимней проруби. Не зря! Про него сочинили, про Фартового. Когда впервые услыхал – обиделся. Какие покойнички? Никого не убил, даже не ранил, чисто работал. Потом обижаться уже не имело смысла. Сначала застрелил «опера» прямо напротив Гостиного Двора, потом – ретивого прохожего, чтобы вдогон не бежал. По-честному если, операцию тогда же следовало свернуть. Не дали! Налетчик Фартовый в самую силу входил, к нему питерские деловые тянулись, весь город, как на ладони – кого хочешь, выбирай.

Леонид поморщился. Чекист с Лубянки, лошадь в петлицах, операцию «преступной» величает. А ведь из-за столичных ее и не отменили! Леониду так и поясняли: Столица большой интерес проявляет. Вот тебе, товарищ, первый адрес. Обыск по всем правилам под видом налета. Изъятое доставишь по такому-то адресу в такой-то срок.

«Все руки вверх! Я – Фартовый!»

Чистой работы не получилось. После, когда погибли Варшулевич и Гавриков, а на Леонида началась беспощадная охота, газеты им чуть ли не полсотни трупов пытались навесить. Бывший чекист не удивлялся и даже не очень злился. В уголовке тоже люди работают, им в конце квартала отчеты сдавать. Как не списать все «висяки» на страшную банду Фартового? Выходит, помог коллегам. Но не всё врали. Вспоминать об этом было тошно, особенно в такую ночь. «Кирочная, дом восемь, товарищ Пантёлкин. Всех, кто в квартире. Повторяю – всех, это приказ. Имитируете налет, но искать будете вот что…»

Кирочная, дом восемь. Какой-то профессор, служил при Северо-Западном правительстве Юденича, только что вернулся из эмиграции. Леонид даже переспросил. Вернулся? Это как же пустили? А после сообразил. Для того и пустили!

Думал, бумаги искать придется или (отчего бы и нет?) казну белогвардейскую, но иначе вышло. Чемоданчик, небольшой да тяжелый. Открывать его Леонид не стал, но все же очень удивился. Сделан был тот чемодан непонятно из чего. Материал твердый, гладкий, рукой приятно гладить. А как присмотрелся, чуть не присвистнул. На ровной поверхности – несколько отверстий. Вроде как розетки, только размер совсем иной. Тогда и догадался – адская машина! Электрическая, по последнему слову буржуазной науки. Прислушался – не тикает, но все равно с великим бережением чемодан уносил. А он еще жалел этого интеллигента. Его в страну пускают, а он, контрик, бомбы привозит!

Теперь же Леонид иначе рассуждал. Если бомба, зачем несколько разъемов, причем все размеры – разные. Сложновато выходит. Может, профессор изобретателем был, вроде американца Эдисона? Но тогда зачем такого полезного – и в расход? Неразумно по нынешним временам. Но, если подумать, и сосед его, седой археолог, обществу полезен, и даже он сам, бывший старший уполномоченный. И спросить уже некого. «Эх, яблочко на подоконничке…»

Рука скользнула в карман, нащупала холодную рукоять. Нашли, когда «ствол» дарить! О чем думали эти доброхоты? Раньше бы, скажем, в авто, можно было попытаться, на рывок уйти. А зачем «бульдог» в камере? Стрельнуться и утра не ждать? Может, для того и дали?

А если совета спросить?

Сосед дышал тихо, но Леонид понял – не спит, тоже все понимает. Не стальной же он, друг-приятель Корнилова!

– Александр Александрович! Ich… Ich habe eine Waffe in der Tasche[4].

По-немецки – это на всякий пожарный. Даже если слушают, ухо к двери прикладывают, сразу не сообразят. Потому и вместе «einen Revolver» просто «Waffe» ввернул.

Понял?

Дыхание – такое же тихое, ровное.

– Nicht helfen, Леонид Семенович. Wir werden, wie zwei Clown im Zirkus.[5]

Язык германских интервентов Леонид пытался учить в «концентраке», пока за проволокой скучал. Успел не слишком много, поэтому насчет «zwei Clown» по смыслу догадался. А что «nicht helfen», так это точно. Это только в американской фильме один коубой против толпы индейцев с «кольтом-миротворцем» выходит.

Леонид поднял воротник куртки, вжал голову в плечи, закрыл глаза.

Темно, темно, темно…

* * *

Пришли не на рассвете – в самую глухую ночь. Скрежет ключа в замке, дверной скрип, резкий свет из коридора:

– П-а-адьем! На выход, без вещей. Быстро, быстро!..

Первым шагнул за порог седой. Леонид чуть помешкал, с силой провел ладонью по лицу. Неужели все?

– Пошевеливайся!

В коридоре сразу же за локти взяли, умело и цепко.

– Пошел!

Куда ведут, Леонид смотреть не стал. Только когда ступени под ноги прыгнули, принялся считать пролеты. После третьего понял – в подвал. Вдохнул воздух, понюхал стылую сырость. С тем и успокоился, Страшит и сил лишает неизвестность, когда же все ясно, об ином подумать можно. Только о чем? О «неблагодарном отечестве», как в старых книгах писалось? Теперь отечество у них новое, и законы в нем простые. «Умри ты сегодня, а я завтра». Suum quique.

Каждому – свое!

«Эх, яблочко, да вкусу нового. В морг подарочки везут от Фартового!»

Подошвы скользнули по влажной ступеньке, ткнулись о твердый пол. Перед глазами тьма, только вдали что-то желтым огнем светится.

– Пошел! Пошел, говорю!

Толчок в спину, чтобы направление не спутать. Стало быть, к свету. К Тому ли, к Этому, иной вопрос. По бокам громко сопели конвоиры. Леонид прикинул, что вырваться и уйти в темноту не так, чтобы совсем невозможно. Только куда бежать? Там, в другом конце, тоже стенка.

– Сто-о-ой!

Пришли? Неубитое любопытство заставило оглянуться. Первым, что он увидел, были фанерные щиты вдоль стен. Слева, справа, впереди – большой буквой «П». Фонари под потолком, толстые черные змеи-провода… Посреди всего этого «покоя» – десяток молодых парней в темно-синих «богатырках» и серых шинелях. Зеленые петлицы, зеленые «разговоры», винтовки с примкнутыми штыками, желтая кожа поясов…

Лиц не разглядел – только белые пятна, словно во сне.

Все было ясно, но Леонид не удержался, вновь глянул. Главный тут кто? Никак этот длинный, без винтовки, зато с портупеей? Ну-ка, выскажись, служивый. Как там полагается? «Руководствуясь революционной законностью…»

Длинный будто услышал. Неторопливо шагнул вперед, кивнул конвоирам. Те отошли в сторону, в черную тень. Руки стали наконец-то свободы, и Леонид облегченно вздохнул. Поискал взглядом седого. Где вы, Александр Александрович? Слева? Нет, справа, возле ближнего фонаря.

Начальник стал как раз посередине, расставил ноги пошире, словно циркуль проглотил, дернул головой:

– А теперь, суки, одежку скидывай! Всю, с исподним. Быстр-р-ро!..

Рявкнул и снова голову повернул, будто надеялся эхо услышать.

– Александр Александрович, не вздумайте! – откликнулся эхо. – Нет у них такого приказа, это они властью себя тешат.

Начальник замер, ушам своим не веря, затем медленно принялся открывать рот…

– А за «суку» они ответят. Сегодня нам у стенки стоять, завтра кому-то другому.