Чёрная маркиза - Олеся Луконина

Ладно.

Ничего ещё не потеряно.

Он вернётся.

Тиш беспомощно утёрла мокрые щёки. Дидье придёт. Придёт непременно! И будет просить прощения за свою грубость, умолять её принять его, говорить, что не может жить без неё…

И она простит его… конечно, простит, и сама попросит прощения, и всё будет, как прежде.

Снова смахнув слёзы, она мечтательно улыбнулась в темноту и успокоенно перевернулась на другой бок, натягивая повыше скомканную простыню.

Так и случится.

И очень, очень скоро.

Она прислушалась, отчаянно желая вновь услышать звучавший в её сердце совсем недавно тихий голос, который подтвердил бы ей, что она права… но голос молчал.

* * *

Ночь, когда Дидье Бланшар гулял в кабаке «Три бочки», присутствовавшие там запомнили навсегда. И не только потому, что ром и вино за счёт Дидье лились рекой для всех желающих, а сам Дидье горланил забористые матросские песни и отбивал чечётку, не жалея ни башмаков, ни пола. Но из углов выползли, покачиваясь, даже упившиеся к тому времени вусмерть корсары, когда Дидье Бланшар уселся играть в кости, поставив на кон свою свободу.

Увы, в трактире не нашлось никого, кто бы мог сочинить об этом песню, кроме самого Дидье, но опять же, увы, ему тогда было не до этого.

Он сидел, опираясь локтями на стол позади себя — с виду трезвый, как стёклышко, и беспечный, как стриж, а на коленях у него елозила Нелл, маленькая рыжая шлюшка, которая тёрлась об него, как котёнок, ластилась, то шепча на ухо непристойности, то жадно шаря руками под его расстёгнутой рубахой. Дидье только встряхивал русой головой, со смехом прижимая ладонью её бесстыжие пальцы и рассеянно чмокая девчонку в круглую щёку.

— Отлипни от парня, Нелл, — скомандовал наконец трактирщик, дородный и лысый, потерявший десять лет назад ногу в сражении с испанцами, известный всему Порт-Ройялу под именем папаши Кевина. — Он тебя не хочет. Он устал от бабьих штучек.

Корсары захохотали.

Нелл возмущённо надула пухлые губы и умоляюще заглянула Дидье в глаза, ладошкой поворачивая его голову к себе:

— Вот ещё! Это же неправда, скажи? Дидье-е!

Ухмыльнувшись, тот бережно заправил ей за ухо рыжий локон и, порывшись в кармане, сунул за корсаж её розового платьица золотую монету:

— Держи, ma bebe.

— Мне не надо от тебя денег! — оскорблено вскричала Нелл, вихрем слетая с его колен и сжимая кулачки. — Я тебя хочу, а не твоих денег!

Снова грянул хохот.

— Да он только-только от одной шлюшонки избавился, а ты тут… — пьяно проорал какой-то гуляка и тут же захлебнулся словами и кровью — кулак Дидье молниеносно врезался ему в зубы.

Так же молниеносно сорвавшись с места, Дидье выбросил пьяницу за дверь трактира и, передёрнув плечами, вернулся к столу. Отпил глоток из своей кружки и снова широко улыбнулся, ероша кудри притихшей Нелл:

— Ну что ты приуныла, ma bebe? Давай-ка улыбнись! Вот так…

Онемевшие было корсары тоже наперебой загалдели, возвращаясь к своим кружкам, а Моран, сидевший за этим же столом вместе с Гриром, за всё время не проронившим ни слова, тихо и взволнованно спросил, заглядывая в ясные зелёные глаза Дидье:

— Плохо тебе, Ди? Только не ври, что всё отлично!

— Tres bien, — прыснув, подтвердил тот и ловко увернулся от сердитого тычка в бок. — Да брось ты, друг… — Он поймал Морана за руку и крепко сжал. — Я жив, значит, надо жить и весело жить, nombril de Belzebuth!

Он легко взлохматил Морану волосы тем же жестом, что и раньше — Нелл, и повернулся к трактирщику:

— Эй, папаша Кев! Объясни-ка нашему малышу, что без ноги хреново, но жить можно!

— Ещё бы! — пробасил в ответ Кевин. — Ноет только она, тварюга, перед дождём, как живая, да и хрен с ней. Главное — промеж ног ничего не оттяпали, и ладно!

Трактир снова взорвался смехом, а Дидье, вскочив с места, схватил гитару, отставленную было в сторону, и подмигнул просиявшей Нелл:

— Спляшешь со мной, ma bebe?

…Наблюдая за их залихватской пляской, Грир неторопливо наклонился к уху Морана:

— Он пойдёт на «Разящий»?

Их глаза встретились.

Им двоим не надо было ничего объяснять друг другу. Грир точно знал, что Моран вряд ли примет как должное всё, что он предложит, но не тогда, когда дело касалось Дидье Бланшара. Они оба его хотели — с его ладным телом, пылким нравом, бесшабашной улыбкой и раненым сердцем. Оба.

Теперь главное — чтобы Дидье захотел их.

Когда тот, запыхавшийся и смеющийся, вновь плюхнулся на свой стул рядом с ними, Грир спокойно подлил рома в его кружку и так же спокойно осведомился:

— Ну и что ты дальше будешь делать, старпом? После того, как деньги у тебя закончатся?

Дидье задумчиво вскинул брови, потом вывернул карманы и беспечно хмыкнул:

— Да уже кончились, кэп! Заработаю, кровь Христова, чего там… — Махнув рукой, он подмигнул Морану, напряжённо уставившемуся на него. — Чего ты на меня так смотришь, друг? Не бойся, я не пропаду.

— К нам на «Разящий» пойдёшь? — с нажимом, но очень тихо осведомился Грир, и Дидье, переведя удивлённый взгляд с тревожного лица Морана на непроницаемое хищное лицо капитана «Разящего», вдруг перестал улыбаться и на миг опустил тёмные ресницы, будто скрываясь от их взглядов.

— Тебе нужен старпом, капитан? — спросил он так же тихо и серьёзно, а Грир качнул головой и ответил ровным голосом:

— Нам нужен ты, Дидье Бланшар.

Подняв потемневшие глаза, Дидье открыл было рот, чтобы ответить, но тут позади них раздался низкий и чуть хрипловатый женский голос:

— Мне он тоже нужен. Пятьдесят золотых в год, мальчишка.

Трое мужчин перевели ошеломлённые взгляды на возникшую невесть откуда высокую статную женщину в щегольском камзоле, бриджах и высоких сапогах. Чёрные, как ночь, блестящие и пышные волосы её венчала капитанская треуголка, смуглое дерзкое лицо было словно отчеканено на монете.

Корсиканка Симона Агостини, хозяйка брига «Стрела», надменно улыбнулась, наслаждаясь всеобщим вниманием.

— И ты не пожалеешь, — добавила она коротко, опустив руку на плечо Дидье и медленно проводя пальцами от ключицы к шее, а потом запуская их в копну его густых взлохмаченых волос.

Глаза Дидье широко распахнулись, а потом он вдруг заливисто и искренне расхохотался. Симона с неохотой отдёрнула руку, отвечая вызывающим взором на хмурые взгляды Морана и Грира.

— Mon Dieu, — выпалил наконец бывший старпом «Маркизы», откидываясь на стуле и открыто оглядывая всех по очереди блестящими от смеха глазами. — Да вы все спятили, люди, palsambleu! Я того не стою, правда.

— Да ты сам чистое золото, дурак, — сердито выдохнул Моран.