Лили и море - Катрин Пулэн

— Скучаем, не правда ли? — говорит он хриплым голосом.

— Да, — отвечаю я. — Это красивый праздник, но как-то нудновато.

Тогда я оставляю свои сумки возле бюро такси, и мы направляемся к его кораблю. Мужчина похож на рыболова из Сиэтла. Так же, как и он, жизнерадостен и добр. Он возвращается из Тугидака, где ловил сельдь. Музыка в стиле кантри звучит из старого магнитофона. Мы пьем пиво. Он режет ананас и угощает попкорном. Его крупные руки отбивают такт песен, которые заставляют его прослезиться.

— Вот эта вот самая красивая, слушай… «Мать океана»…

Он повторяет слова песни, страшно фальшивя. Его глаза —

это глаза ребенка на багровом лице.

— Океан — это моя мать, — говорит он. — Там, где я родился, и там, где я умру. Там, где я обнаружу Валхалла, когда придет мое время.

Он тихо плачет, его пальцы подхватывают ритм. Открывает бутылки двух других видов пива и вручает одну из них мне.

— Если в течение этого сезона я рыбачил удачно, это только потому, что я был осторожен и терпелив, — говорит он мне между двумя большими глотками пива. — Я знаю все места, где можно находить рыбу. Возможно, скоро у меня будет свой корабль, так как больше я не пью, как это бывало раньше.

Он исполняет «Мать океана» и уже не сдерживает слез. Я рассматриваю каюту: две койки, покрытые тканью с начесом из лоскутов, эмалированный кофейник на печи, лакируемое деревянное колесо, компас в медном корпусе.

— Этот корабль тоже красив, — говорю я.

На фоне ясного неба его фигура вырисовывается четким силуэтом, на фоне перламутрового отблеска оранжевого солнца. Можно было подумать, что пенистые облака проплывают в больших волнах. Наступает вечер. Возможно, уже десять часов. Цвета становятся не такими яркими. Солнце торопится скрыться за горой Пиллар. Внезапно мне захотелось забраться туда, идти под его светом, прежде чем оно погаснет. Я выпиваю одним глотком свое пиво. Восстанавливаю дыхание. Теперь я иду туда.

Он немного сожалеет.

— Если тебе нужно теплое место для сна, — он показывает на кушетку, — и если вдруг с тобой что-нибудь случится, приходи ко мне. И будь осторожна с людьми, которые попадутся тебе на пути. Те, кого ты встретишь здесь, — человеческий мусор, они выбрали «последний рубеж», потому что они до жути дикие. Меня зовут Маттис, знай, что я — друг, а ты — свободный дух.

Свободный дух, вообще-то, это мой велосипед, я так думаю. Я говорю: «Спасибо, большое спасибо». Я до сих пор смотрю на его хорошее лунообразное лицо, слезы в уголках его глаз уже высохли.

— До свидания, Маттис.

Я опять собрала свои сумки и выбежала на улицу. Солнце таяло за горой Пиллар. Вдалеке шумел праздник краба. Серый дым поднимается от стенда береговой охраны, поворачивается в направлении моря и растворяется между мачтами. Счастливая толпа поглощает хот-доги, индеек и крабов. Розовые бедра девушек стали красными.

Только на скамейке напротив порта один мужчина прикладывается к бутылке. Его жесткие черные волосы спадают на плечи. Его сощурившийся взгляд следует за мной. Он сужает свои темные глаза.

— Эй! Подходи, выпьем по рюмочке! — кричит он, размахивая бутылкой шнапса.

— Спасибо! — кричу я на ветру. — Но я не люблю шнапс!

Я подхожу к магазину охоты — там в витрине выставлены ножи и другое оружие. Чучело гризли возвышается рядом, на приколотых фотографиях, зияющее горло — когда-нибудь у меня будет винчестер — это точно. Я подхожу к аркам. Большие двери баров открыты. Я мельком вижу людей, липнущих к стойкам, тир для дротиков, бильярдные столы в залах в глубине помещения. До меня доносятся крики, звон стаканов, музыка… Я быстро прохожу мимо, боюсь, что они меня увидят. Я забираюсь в маленький сквер, царство деревьев и травы между Брикерс и Шипе. Четыре скамейки. Там сидят несколько индейцев. Они пьют водку. Женщина без возраста стреляет косячок. На ее стороне меня подзывает крупный мужчина:

— Эй, ты, я тебя знаю! Это ты, по-моему, работала с Джудом? Мой друг Джуд, большой Джуд.

Он подчеркивает слово «большой».

— Что ты делаешь здесь? Ты разве не должна быть на «Мятежном»? И эти сумки? Ты на улице или выгружаешься?

— Мне стало плохо.

— Я совсем не понимаю тебя из-за акцента. Иди, садись с нами!

Я колеблюсь, он хлопает себя по тучным бедрам, качается влево-вправо, дарит мне свою улыбку на цветущем лице.

— Не волнуйся, никто тебя не обидит! — кричит он своим очень звучным голосом. — Дело же вовсе не в том, что тебя пугают клошары, сидящие в сквере?

— Ой, я их вовсе не боюсь.

Я села. Он трясет мою руку своей огромной, теплой, слегка влажной рукой, она такая мягкая, что я не знаю, смогу ли я уже избавиться от него.

— Я — Мэрфи. Большой Мэрфи, как меня называют. А это — Сьюзи. Сегодня вечером она очень устала, я даже уверен, что она на тебя просто не обращает внимания, но она — действительно женщина хорошая.

— Меня зовут Лили.

— Ты оставила моего друга Джуда в море? Это все для того, чтобы самой напиться? — Он смеется, ущипнув меня за щеку.

Я снимаю лейкопластырь и показываю ему свой опухший палец, новый надрез и черные швы, подкрашенные дезинфицирующим средством.

— Я покинула «Мятежный» не из-за какого-то пустяка, а чтобы вылечиться. Я собираюсь снова отправиться с ними, как только они вернутся в город.

— Ох, черт побери! — восклицает он. — Мне кажется, что твой сезон испорчен…

Я на него смотрю с тревогой.

— Ты так считаешь?

На соседней скамье сидит индеец с изрезанным лицом, у него жуткие шрамы.

— Ох, сделано маленькой женщиной.

Большой Мэрфи обнимает меня за плечи.

Слушай, ты же не собираешься плакать, конечно, ты вернешься на «Мятежный»… Даже если ты не закончишь с ними сезон трески, они обязательно тебя возьмут на ловлю белого палтуса.

Он опять обнимает меня и нежно сжимает в объятиях. Я припадаю к его широкой груди. Маленькая женщина может упасть, ее голова соскальзывает с тела человека-горы. На полу храпит индеец. Его компаньоны заканчивают бутылку. Слышится, что из «Брикерса» раздаются крики.

— Это ничего, — тихо говорит Мэрфи, — это всего лишь драка. Это, должно быть, Крис, он уже хорошо принял на грудь. Ему, видимо, хочется с кем-то подраться.

Я возвращаюсь назад по дороге, которая проходит вдоль судоверфи. Корабли, стоящие на пиллерсах, ждут. На горизонте появляется траулер. До меня доносится приятный шум прибоя. Волны, отливающие всеми цветами радуги уходящего дня, обмывают черную гальку песчаного берега. Я прохожу под мостом залива Собак. Надо мной грохот грузовика нарастает, становится оглушительным, а потом удаляется и окончательно исчезает. Я иду вдоль пустыря, где сваливают старые клетки для ловли рыбы и тройные рыболовные сети, прохожу мимо православной деревянной церкви с куполом бирюзового цвета. На стене большого здания, напротив Армии Спасения, на пляже, где еще рыбачат три ребенка, нарисована полыхающая буря. Рядом останавливается пикап, это Стив возвращается в город:

— Я еду за молочно-фруктовым коктейлем, давай садись, я тебя на обратном пути подвезу…

Я сажусь. Он резко трогается, заставляя скрипеть шины. Я выставляю лицо в большое открытое окно и закрываю глаза. У ветра, который обдувает меня, — запах водорослей. Стив прибавляет скорость, он улыбается. Я его представляю скачущим верхом под открытым небом, на большой лужайке.

Он берет молочно-фруктовые коктейли в придорожной закусочной «Макдоналдса».

— Это как в фильме, — говорю я.

— Я тебя приглашаю, — отвечает он серьезно.

Мы возвращаемся в истекающий вечер, воздух холодной ночи заставляют нас дрожать от холода. Дальше мы молчим. Белый пикап снова отправляется в дорогу, которая открывается, когда мы проходим стену деревьев. Стив пытается объехать рытвины, шины скрипят на гравии, колеса машины попадают в яму, которую он не увидел, нас неистово трясет, я смеюсь. Я поворачиваюсь к Стиву. Робкая улыбка тронула гладкие черты его лица, у него был восхищенный и недоверчивый вид. Он крайне удивлен, что же спровоцировало такое веселье.

— Пойдем со мной в бар, — предлагает он.

— Нет, я устала.

Он оставил меня в ангаре и пошел один. Я забралась в красное кресло. Неоновое освещение выхватывает у тьмы пустынную мастерскую. На улице ночь. Ясно. Я смотрю на свою руку. Через пять дней возможно. Но где «Мятежный»?

Стив меня разбудил. Я привела себя в порядок.

— Поздно?

— Скорее рано, можешь снова заснуть.

Но он сел у изголовья моей постели. Как и накануне он положил свою голову на руки и смотрел в ночное небо. Я вылезла из своего спального мешка, взяла сигарету, которую он зажег. Огонь освещал его печальное лицо.

— Это было хорошо? — прошептала я.

— Как обычно.

Ветер свистел за окном, над крышей. Он взял сигарету.