«На суше и на море» - 85. Фантастика - Виктор Комаров

Класс отозвался приглушенным бормотанием, из которого выделился единственный писклявый возглас:

— Да, мисс Франк!

Он сел на указанное ему место и оказался теперь в центре вихреобразного потока их мыслей. Теперь он был похож на болтающуюся на крючке наживу, окруженную жадными ртами. Из этих ртов без конца вырывались звуки, убивающие живую мысль.

«Это лодка. Лодка плывет по морю. Поэтому человек в лодке называется моряком». На странице букваря рядом с этими словами помещалась картинка: море и лодка. Пауль вспоминал другую картинку, которую однажды показал ему отец. На ней тоже изображалась лодка. Однако отец создал образ и передал его сыну.

Бескрайняя голубая зыбь морского прилива, серо-зеленые холмы волн, украшенные белыми гребнями. Штормовой ветер свистит в снастях судна, вздымает над волнами его нос. Спокойное величие океанского заката, соединяющего алой печатью море и небо в единое целое.

«Это ферма. Люди выращивают на ферме продукты питания. Человек, работающий на ферме, называется фермером». Слова. Пустые, неспособные передать ощущения тепла и сырости, идущие от земли. Шум хлебных колосьев, шелестящих под ветром, словно золотые моря. Отблеск заходящего солнца на красной стене амбара. Запахи влажной луговой травы, приносимые издали ветром, нежный перезвон колокольчиков, привязанных к шеям коров.

«Это лес. В лесу растут деревья». Ничего не могут сказать человеческим чувствам эти темные символы, называемые звуками. Ни шума ветра, текущего постоянно над зеленым пологом, словно вечная река, ни запаха берез и сосен, ни ощущения под ногой почвы, выстланной опавшими листьями. Одни слова, которые не могут передать суть вещей, пространство и объем. Черные значки на белом. Это кошка, это лошадь, это дерево. Каждое слово — ловушка, подстерегающая его рассудок, расставленная для того, чтобы прихлопнуть безграничные связи человека с внешним миром, которые не нуждаются в словах.

…Кора проснулась внезапно. Стараясь не шуметь, она встала и, нажав скользкую ручку двери, прошла в холл.

— Дорогой!

Он стоял в углу, возле окна. Как только она заговорила, он обернулся. В бледном свете ночи она разглядела выражение страха на его лице.

— Пойдем-ка в кровать.

Она отвела его в спальню, укутала одеялом, потом опустилась на стул и взяла его худенькие ладони в свои.

— Что случилось, малыш?

В его широко открытых глазах было страдание.

— О! — она склонилась к нему, ее теплая щека прижалась к лицу мальчика.

— Что тебя испугало?

В ночной тишине перед ней как будто на мгновение возникло видение: классная комната и мисс Франк, стоящая на своей кафедре.

— Это из-за школы? — спросила она, думая о том, каким удивительным образом пришла к ней эта догадка. Ответ был написан на его лице. Она порывисто обняла его и прижала к себе. «Не бойся, — повторяла она про себя. — Родной мой, ничего не бойся, ведь я здесь, с тобой. И я люблю тебя так же, как они тебя любили. Люблю даже больше, чем…»

Пауль чуть отодвинулся. Он смотрел теперь на нее так, как будто чего-то не понимал.

Когда машина поравнялась с домом, Вернер заметил женщину, отпрянувшую от окна кухни.

— …Если бы мы получили хоть какое-то известие от вас. Но никакого ответа не было. Вы не можете обвинить нас в том, что мы незаконно усыновили ребенка. Ведь мы считали, что это будет лучшим выходом.

Вернер рассеянно кивнул.

— Я понимаю, — сказал он спокойно. — Но тем не менее ваши письма до нас не дошли.

Некоторое время они сидели в машине молча. Вернер задумчиво глядел сквозь ветровое стекло. Шериф сосредоточенно разглядывал собственные ладони.

«Итак, Холгер и Фанни мертвы, — думал Вернер. — Ужасное открытие. Мальчик сделался жертвою жестокого обращения этих людей, которые так ничего и не поняли. И это — не менее ужасная вещь».

Шериф Уиллер рядом с ним напряженно размышлял о письмах. Почему они не дошли? Он должен был написать еще раз.

— Значит, — заговорил он наконец, — вы хотели увидеть мальчика?

— Да, — кивнул Вернер.

Двое мужчин распахнули дверцы машины и вышли. Они прошли через двор, поднялись по лестнице.

— Я сейчас приглашу мою жену. Пройдите, пожалуйста, вот туда, в гостиную.

В гостиной Вернер снял плащ, бросил его на спинку деревянного стула. Сверху доносился до него слабый звук голосов, мужского и женского. Голос женщины казался растерянным.

Услышав позади себя шаги, он обернулся. Жена шерифа вошла в комнату вместе с мужем. Она вежливо улыбалась, но Вернер видел, что ее вовсе не радует его визит.

— Присядьте, пожалуйста, — попросила она.

Он подождал, пока она сядет сама, потом опустился на стул.

— Что вы хотите? — спросила миссис Уиллер.

— Разве ваш муж не объяснил вам?

— Он сказал, кто вы, — быстро проговорила она, — но не объяснил, почему вы хотите видеть Поля.

— Поля? — спросил удивленный Вернер.

— Мы… — она нервно сцепила пальцы. — Мы решили называть его Полем. Нам казалось, что это более подходящее имя. Я хочу сказать, более подходящее для того, кто будет носить фамилию Уиллер.

— Да, понимаю, — Вернер вежливо кивнул.

Наступила пауза.

— Итак, — прервал ее Вернер, — вы хотели бы знать, для чего я приехал сюда и почему хочу видеть ребенка. Я постараюсь объяснить это по возможности кратко.

Десять лет тому назад в городе Гейдельберге четыре супружеские пары — Элкенберги, Кальдеры, Нильсоны, я и моя жена приняли решение провести научный эксперимент на своих собственных, тогда еще не родившихся детях. Эксперимент, относящийся к области их внутреннего развития. Попробую пояснить, в чем тут дело.

Видите ли, за отправной момент мы взяли идею о том, что древний человек, еще лишенный сомнительной ценности языковой связи, был, по всей вероятности, телепатом…

Кора беспокойно зашевелилась в своем кресле.

— Затем с течением времени эта дарованная природой человеческая способность оказалась ненужной, просто вышла из употребления. И превратилась в конце концов в нечто вроде аппендикса.

Итак, мы начали нашу работу. В каждой семье исследовались физиологические особенности наших детей, и в то же время мы все занимались развитием их способностей. Постепенно нам удалось выработать единую методологию. Зародилась мысль основать всем нам колонию, как только дети немного подрастут. Объединиться в тот момент, когда их способности, развитые нами, станут их второй натурой. Пауль — один из этих детей.

Ошеломленный шериф пристально глядел на профессора.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});