Кровь и крест - Ольга Крючкова

Перед ратушей собралась кучка народу. Иоанн – глаза и уши отца Конрада – слушал разговоры в толпе.

– Не иначе из инквизиторов кто-то пожаловал! – брякнул молодой парень, похожий на мастерового. – Делать мне больше нечего, как доносы писать. Работать будет некогда!

Мастеровой ушёл своей дорогой. Иоанн хорошо запомнил его лицо. Рядом шептались две молодые девушки, одна другой говорила:

– Помнишь Агнессу, что жила по соседству?

– Да, а что с ней случилось?

– Умерла бедняжка родами неделю назад. Наверняка это всё Роза, старая зазноба Инвара подстроила. Не могла ему простить, что не женился. Вот и извела Агнессу. Надо обо всём написать да и бросить в этот ящик. Пусть с ней разберутся.

Девушки ещё пошептались и, схватив свои корзинки с овощами, пошли дальше. Иоанн заприметил трёх старух.

– Говорю тебе: чёрная кошка, которая поселилась на нашей крыше, никакая не кошка. Это соседка моя в неё превращается и шастает: всех подслушивает, а потом сплетни распускает, – сказала одна из них.

– Точно, а я-то думаю, откуда она вперёд всех узнаёт новости? – поддержала вторая.

– Надо про неё написать и бросить в ящик, пусть ей кошачьи усы подрежут.

Старухи немного потоптались и ушли. Подошли два молодых мастеровых.

– Ганс совсем зазнался – сапоги стал шить для знатных горожан. Да из какой кожи! А раньше башмаки сделать приличные не мог. Вот и думай теперь, откуда чего берётся!

– Да и не говори, неспроста всё это! Надо написать, вор он, наверняка кожу украл в кожевенных мастерских.

Иоанн был поражён, насколько глубоко заражён Страсбург грехом.

Днём около ратуши толпились горожане, обсуждая ящик для доносов и различные новости. Писем прилюдно никто не бросал – боялись. Наконец наступил вечер, стемнело. К двенадцати часам ночи к ратуше стали стекаться тёмные фигуры в длинных плащах и капюшонах, надвинутых на глаза. Каждая фигура подходила к ящику и бросала в него донос.

В два часа ночи сменились стражники. Фигуры пошли чаще, к трём часам ночи перед ящиком стояли одновременно по два-три человека, тщательно прячущие друг от друга лица под капюшонами плащей.

Утром ящик забрали и под присмотром отца Конрада вскрыли в специально оборудованной для этого дела комнате в городской магистратуре. Доносы из ящика повалили валом. Отец Конрад решил, что на подмогу требуется писарь. Почтительный отец Константин выделил своего младшего клирика, обладающего усидчивостью и разборчивым подчерком. В десять часов утра инквизиторы приступили к разборке писем.

Клирик зарегистрировал на чистом листе пергамента: ящик вскрыли в десять утра, двадцать первого апреля месяца, года 6755[28], писем сорок пять штук. Конрад вскрыл первое письмо и начал читать. Иоанн последовал его примеру. Чем больше доносов читал Конрад, тем больше его худое жёлтое лицо обретало схожесть со старым пергаментом. Иногда оно вытягивалось от крайнего удивления…

Доносы он раскладывал на две стопки. Те, что лежали по правую руку, он перечитывал по несколько раз с безумным огнём в глазах. Если бы из его глаз «выскочила» хотя бы одна искра – сгорели бы все бумаги, настолько отец Конрад был потрясён и возмущён.

Иоанн как верный соратник отца Конрада последовал его мудрому примеру и так же разложил письма на «возмутительно-вопиющие» и «безбожные деяния». В первой стопке, «возмутительно-вопиющих», лежали жалобы на торговца, обвесившего на рынке или продавшего жухлую зелень; на соседку, постоянно выливающую помои на порог дома обиженного, написавшего донос, и далее в таком же духе.

Во второй стопке, «безбожных деяний», преобладали порча, повлекшая за собой болезнь семьи; тяжёлые роды по вине завистливой соседки или соперницы; излишний достаток в доме, взявшийся неизвестно откуда; слишком красивая девушка, у которой отбоя нет в женихах, не иначе как ведьма; женщина, которая любит в грозу стоять на пороге дома и смотреть на сверкание молнии – бесовское занятие, нормальному католику и в голову такое не придёт; соседка-оборотень, принимающая вид чёрной кошки по вечерам, чтобы удобней было подслушивать разговоры людей.

К вечеру в городе начались аресты. Стражники под руководством отца Конрада врывались в дома горожан и хватали их без предъявления обвинения «именем закона», но какого именно, не указывалось. Тюрьма Страсбурга была переполнена, история города не помнила такого, даже кандалов не хватало на всех. В первую очередь кандалы надели на всех обвиняемых в «безбожных деяниях», остальные дожидались своей участи со свободными руками и ногами. Всех, содержавшихся ранее за мелкие нарушения закона: хулиганство в пьяном виде или оскорбление личности без злого умысла – отпустили за ненадобностью.

Отец Конрад лично осмотрел тюрьму, оставшись недовольным условиями пребывания вероотступников. Они показались инквизитору слишком мягкими, можно сказать, комфортными. Тут же на следующий день сформировали инквизиционный суд, в который вошли отец Конрад, его помощник Иоанн, два шефена и фрайшерен[29] Грюнвальд, известный городу как справедливый и строгий блюститель королевских законов. За двадцать лет пребывания в почётном звании «свободного судьи» Грюнвальд отправил на виселицу или же приказал обезглавить сотни людей.

Конрад же не стал утруждать себя и фем[30] бумажной волокитой и высылать предупреждения, как было принято в подобных случаях, а воспользовавшись своим правом «свободного судьи», приказал хватать людей из постелей.

Он считал, что именно так ведьмы и колдуны будут лишены возможности лишний раз совершать нечистивый обряд и призывать демонов на выручку. «Неожиданность на нашей стороне, а значит, так угодно Богу», – высказался Конрад на замечание одного из шефенов о незаконности проведённых арестов.

Глава 8

Двадцать третьего апреля в свободном городе Страсбурге открылось заседание инквизиционного суда. Конрад лично составил перепись обвиняемых и определил, чьё дело будет разбираться первым[31].

Перед допросом обвиняемых женщин напоили святой водой на голодный желудок, обернули их тела специальной лентой длиною в рост Спасителя. Считалось, что это не позволит Дьяволу управлять ими. Затем сбрили все волосы на теле и голове, чтобы они не могли нигде спрятать амулет.

Брадобрей, которого пригласили для свершения этого дела, хотел сначала отказаться, но, решив, что его могут обвинить в связи с нечистым, пришёл рано утром в тюрьму, послушно приступив к делу. Брадобрей не мог спокойно смотреть на несчастных женщин, которые постоянно спрашивали его: за что их схватили? Но он, к сожалению, и сам не знал. Раньше, несколько лет назад, для этой надобности содержался специальный тюремный брадобрей, но два месяца назад он умер от старости. Новым же тюремным брадобреем не обзавелись и пригласили городского.