«Если», 2016 № 02 - Журнал «Если»

не добрая бабулечка.

— Выключите это.

Она не кричала, но ее спокойствие пугало больше, чем крик.

— Сейчас же.

Мой собеседник не слышал, или ему было все равно.

— … он говорит о чертовом взломе!

Никакого спокойного авторитета — настоящий начальственный разнос.

Судья застучала молотком, но обрывать разговор с куратором — не лучший карьерный ход, а мой собеседник еще не закончил.

— Мы платим тебе не за то, чтобы ловить взломщиков, господи боже! Даже если этот парень лжет насчет своих зубов…

* * *

Судьи любят разбирательства с нарушением процедур еще меньше, чем наглецов, бесчинствующих в зале. Если бы она могла засадить меня, то, несомненно, так бы и сделала. К счастью, эмблема В.С. слегка охладила ее пыл, хотя ей явно не понравилось, что я отказался давать объяснения.

— Засекречено, — объявил я судье, когда мы остались в зале одни.

Хотя, возможно, это было и не так. В.С. не возражает, если бы все плохиши уверовали, что за ними следит целая армия парней вроде меня, дожидаясь малейшей промашки.

— И разве адвокат не нарушил какие-то правила?

В тот момент я точно понял, что она меня не посадит.

— Это не совсем ясно. Он произносил вводную речь, а не брал показания очевидцев, — тут она даже сухо улыбнулась. — Защитникам не обязательно верить в невиновность своих клиентов.

Откинувшись на спинку кресла, судья поинтересовалась:

— А насколько хорош этот ваш детектор лжи?

Я открыл было рот, но она покачала головой.

— Нет, не надо. Не говорите мне. Если мне не придется сменить работу, лучше не знать.

Тем хуже, поскольку я собирался ответить: «Понятия не имею». Достаточно хорош, чтобы уличить адвоката, считавшего, что его клиент принадлежит к девяностопятипроцентному большинству, — вот и все, что мне было известно.

* * *

Я поймал себя на том, что вспоминаю старину Барта. Выпустили ли его? Или снова засадили, потому что он так и не допер, как вывести душок террориста? Мои новые датчики должны были анализировать глубже. Определенно они отличались большей избирательностью. Но не было ли это просто очередным уровнем иллюзии?

Тем временем я пытался забыть о дне рождения моей матери. С какой стати я считал, что ее впечатлит моя новая машина, туфли Дины, подарок? То была «Мамочка» из моего шпионского фильма. И какого хрена я вообще выбрал это имя, если моя мать и мои цели в В.С. — деньги? власть? законопослушность? — имели так мало общего!

В коробочке была пара бриллиантовых сережек. Моя месячная зарплата. Доказательство того, как много моя мама стоит. И вот она швырнула это обратно мне с еще одним невозможным утверждением. Тысяча собраний; тысяча месячных зарплат. Двадцать лет жизни каждого из нас, сконцентрированные в одной цифре.

* * *

Больше я не мог этого выносить.

В месяцы, последовавшие за обедом на день рождения матери, мы с Диной перешли на новый уровень отношений. Я не знал точно, как его назвать, но получалось, что, оттолкнув нераспечатанную коробочку из ювелирного магазина, мать как будто открыла что-то между мною и Диной. Что-то, по-новому и неожиданно объединившее нас.

Я все еще водил машину. Дине все так же нравились элегантные наряды. Наша квартира приобрела шик Перл Дистрикт. Но я наконец-то понял, что мать имела в виду под «лучшим способом». Это была не просто декларация трезвости. Вещи — всего лишь игрушки. Люди — вот что имело значение.

* * *

И почему кризисы всегда наступают в два часа ночи?

Дина спала. Я не спал и не собирался. Вместе с новыми отношениями пришло и чувство неполноты, если по ночам ее не было рядом. Я лежал, пялясь во мрак, а моя рука уже нащупала ее плечо.

Я легонько стиснул.

— Ты не спишь?

Конечно же она спала, но ухитрилась протянуть руку и стиснуть мою ладонь, а потом ерзала, пока не прижалась ко мне спиной.

— Прияяятно…

Она снова начала задремывать, но я помешал ей.

— То, что я делаю, — оно действительно того стоит?

— А?..

— Я серьезно.

Дина развернулась ко мне, вырываясь из сна.

Мы прожили вместе восемнадцать месяцев, но внезапно я ощутил, что люблю ее до невозможности.

— Если тебе не нравится твоя работа, брось, — сказала моя девушка. — Мы проживем и на то, что я зарабатываю.

Затем она внезапно откинула голову, пристально в меня вглядываясь.

— Или приспособься. Деньги — это хорошо, но я хочу не их, а тебя.

Мне хотелось увидеть ее лицо, но во тьме белело лишь смутное пятно.

— Я не слишком много рассказывала тебе о своем детстве. Но у нас по жизни не было ни гроша. И я твердо решила, что со мной такого никогда не случится.

— Я…

— Ш-ш-ш… Если тебе настолько не нравится твоя работа, найди что-нибудь еще. Или пойди учиться. Займись чем-то интересным. Найди себя. Я все равно буду с тобой.

Она похлопала меня по груди.

— Я люблю тебя.

— Я… Есть кое-что, чего ты не знаешь. Все эти деньги я зарабатываю не…

Но вдруг оказалось, что Дина больше меня не слушает.

— Нет! — вскрикнула она. — Нет, нет, нет!

Она резко села, выдернув руки из-под одеяла.

— Нет!

Даже в скудном свете, пробивающемся сквозь занавески, я увидел веснушки у нее на предплечье. Веснушки, которых до этого не было и в помине. Веснушки, светившиеся в темноте — пусть и едва заметно.

— Нет! — Дина кинула на меня панический взгляд. — Обожемой! Нет!

Она вцепилась в меня, яростно обняла.

— Я говорила тебе, что мы были практически нищими. И я всегда боялась, что мне не хватит денег. Но это было до того, как… Прости! О боже! Нет!

Внезапно у меня зачесалось правое предплечье. Никаких точек. На мне проступили тигриные полоски — их было сложней разглядеть в полутьме, и все же они были видны.

Я показал их Дине. Не мог придумать, что сказать. Она выдала многословную паническую тираду, но я ощущал себя так, словно мой мир вдруг остановился.

Вдалеке взвыли сирены. Возможно, это была опергруппа в полном составе — совсем как та, что набросилась на несчастного фермера Барта.

Почему-то это развязало мне язык.

— Мы не сделали ничего плохого! Просто подали заявление об уходе не совсем… э-э… обычным способом!

Я воззрился на свою полосатую руку. Знал, что там слушают.

— Ложные тревоги существуют! — проорал я. — Может, датчики и исправны, но что они показывают?

По лестнице загрохотали ботинки.

Если вас вот-вот арестуют в объятиях любви всей вашей жизни, потратите ли вы эти последние драгоценные секунды на то, чтобы прижать ее покрепче,