Николай Некрасов. Его жизнь и литературная деятельность - Л. Мелынин

уже этот начальный аккорд, сразу дававший почувствовать, что проезжего барина грызет не простая скука, а – тоска, ищущая отрады в сближении с народным горем, должен был электрическим током проходить по душе современного читателя.

– Ну, довольно, ямщик, разогналТы мою неотвязную скуку! —

саркастически прерывает барин грустный рассказ ямщика, – и как много скрыто в этих двух коротеньких желчных строчках, заканчивающих пьесу! Несколько позже, в стихотворении “В деревне” у Некрасова прорывается та же горестная нота:

Плачет старуха… А мне что за дело!Что и жалеть, коли нечем помочь?

За видимой злостью слышится здесь тот же стон человека, силящегося заглушить голос неспокойной совести; это как бы первый намек на то великое душевное смятение, – “больную совесть кающегося дворянина”, – которое с такой яркостью и силой выражено было во многих позднейших стихотворениях Некрасова.

Новое настроение, охватившее нашего поэта, не было чем-то случайным, мимолетным: почти одновременно с пьесой “В дороге”, за каких-нибудь полтора года (1845–1846), им было написано более десятка замечательных, проникнутых одним и тем же духом стихотворений, в миниатюре отражавших как бы всю некрасовскую поэзию, намечавших почти все главные мотивы, подробно развитые и разработанные поэтом впоследствии.[19]

В “Тройке”, “Огороднике”, “Псовой охоте” и “Родине” перед нами проходят яркие картины жизни деревенской крепостной России. Героиня “Тройки”, в сущности, та же Груша (“В дороге”); в судьбе этих двух молодых женщин, так же как и в несчастном романе огородника, поэт раскрывает все безобразие рабьих понятий о белой и черной кости, разделенных непроходимой пропастью сословных предрассудков. Живой человеческой души, по этим понятиям, нет; без жалости и пощады приносится она в жертву интересам кастовой выгоды и так называемой чести. Поэт обнажает мрачное, злобное мировоззрение, отравляющее кругом себя атмосферу и развращающее мысль и чувство всех, кто приходит с ним в соприкосновение, – одинаково раба и рабовладельца!

Но уже в эту раннюю пору, когда Некрасов впервые отдался захватившей его волне новых мыслей и чувств, вопрос обновления “старого мира” представлялся ему в очень широких рамках; он видел зло не в одном только крепостном праве и являлся защитником отнюдь не одного крестьянского сословия, а всех оскорбленных, всех обездоленных.

Сгораешь злобой тайною…На скудный твой нарядС насмешкой не случайноюВсе, кажется, глядят.Все, что во сне мерещится,Как будто бы назлоВ глаза вот так и мечется,Роскошно и светло!Все повод к искушению,Все дразнит и язвитИ руку к преступлениюНетвердую манит.Ах! если б часть ничтожную!Старушку полечить…Но мгла отвсюду чернаяНавстречу бедняку…Одна открыта торнаяДорога к кабаку!

Так рисует поэт в стихотворении “Пьяница” душевное состояние бедняка, озлобленного зрелищем несправедливых общественных контрастов. Как и в другом стихотворении того же периода – “Отрадно видеть, что находит порой хандра и на глупца”, – мы впервые встречаем здесь характерную и оригинальную ноту некрасовской поэзии, ноту злобы, той “злобы тайной”, которая терзает сердце приниженного человека, составляя мучительную отраду его беспросветного существования.

Облик “неласковой и нелюбимой музы”, “печальной спутницы печальных бедняков, рожденных для труда, страданья и оков”, вырисовывается перед нами уже в резко определенных, своеобразных очертаниях.

Со всей силой возмущенного чувства протестует поэт против “бессмысленного мнения” толпы, “пустой и лживой”, бессильно стонущей в тисках нужды и горя и в то же время готовой клеймить презрением всякого, кто в жизненной борьбе является не палачом, а жертвой. Стихотворение “Когда из мрака заблужденья” (даже на взгляд враждебных Некрасову критиков – “превосходное”) было чуть ли не первой в русской литературе попыткой реабилитации падшей под гнетом нищеты и несчастий женщины. Приблизительно в то же время написано и одобренное Белинским стихотворение “Старушке”, направленное вообще против “морального вздора” опутавших общество условностей и предрассудков. Пьеса не была, однако, включена автором ни в одно издание стихотворений, да и в журнале появилась за неполной подписью. Причина понятна: в смысле обработки она оставляет желать очень многого.[20]

Объясняется это, конечно, тем, что тема стихотворения, хотя и вполне реальная, не была подсказана Некрасову лично пережитым чувством: ведь поэту было всего двадцать три года… Могучий лиризм Некрасова – и он сам прекрасно чувствовал это – получал настоящий размах лишь в тех случаях, когда поэт вдохновлялся живой, конкретной действительностью.

Таково оригинальное и сложное содержание стихотворений, появившихся в 1845–1846 годах и, несомненно, глубоко поразивших современного читателя. Очевидно, новые мысли и чувства бурей прошли по душе поэта, заставив зазвучать сразу все ее струны…

Ощутив и осознав кровную связь с родным народом, Некрасов сразу нашел все нужные краски и для изображения родной природы. Как пейзажист уже в 1846 году он является перед нами со своей особенной, ни на кого другого не похожей манерой:

Сторож вкруг дома господского ходит,Злобно зевает и в доску колотит.Мраком задернуты небо и даль,Ветер осенний наводит печаль;По небу тучи угрюмые гонит,По полю листья– и жалобно стонет…Стало светать <…>Чудная даль открывается взору:Речка внизу, под горою, бежит,Инеем зелень долины блестит,А за долиной, слегка беловатой,Лес, освещенный зарей полосатой.…Падает сизый туман на долину,Красное солнце зашло вполовину,И показался с другой стороныОчерк безжизненно-бледной луны…В поле, завидев табун лошадей,Ржет жеребец под одним из псарей……Заунывный ветер гонитСтаи туч на край небес,Ель надломленная стонет,Глухо шепчет темный лес.На ручей, рябой и пестрый,За листком летит листок,И струей сухой и остройНабегает холодок.Полумрак на все ложится;Налетев со всех сторон,С криком в воздухе кружитсяСтая галок и ворон.Над проезжей таратайкойСпущен верх, перед закрыт;И “пошел!” – привстав с нагайкой,Ямщику денщик кричит.

Конечно, такого рода описаний природы не найдешь ни у Жуковского, ни у Пушкина с Лермонтовым, ни даже у Кольцова. Все это очень мало походит на “Красным полымем заря вспыхнула” или на “В небесах торжественно и чудно”… Краски Некрасова буднично серы, образы удивительно просты, прозаически реальны; отдельные углы рисуемой картины кажутся порой грубыми и неэстетичными. И, однако, странное дело: читатель чувствует себя захваченным, покоренным этой серой, но бесконечно милой красотою северного пейзажа; родная природа живет и дышит перед его глазами, и невольно хочется воскликнуть: “Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!..”

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});