Прекрасная художница - Мэри Николз

Лишь благодаря своей душевной стойкости и чувству собственного достоинства Френсис сумела справиться с отчаянием после скандала, связанного с неожиданной помолвкой Маркуса и Маргарет Конно, заново построить свою жизнь и завоевать репутацию добропорядочной и благонравной женщины, к которой не пристает никакая грязь. И если случится так, что приезд герцога Лоскоу все разрушит, она никогда ему этого не простит.

И что за игру он ведет? Чего хочет? Вывести ее из равновесия? Ну так он этого уже добился. Но зачем ему это? Она не сделала ему ничего плохого, готова забыть прошлое и установить с ним нормальные отношения; она согласилась учить его дочь, начала писать ее портрет. Не стоило соглашаться, но, если б она отказалась, это только укрепило бы его в убеждении, что ее чувства к нему не остыли. А это неправда. Ничего подобного нет!

Френсис посмотрела на эскиз улыбающейся Лавинии. Дочь была удивительно похожа на отца, достаточно было взглянуть на нее, чтобы тут же вспомнить его. Френсис подошла к составленным у стены полотнам, вытащила эскиз, написанный во время пикника в Ричмонде, поднесла к окну и отерла с него пыль тыльной стороны ладони. Маркус снова был перед ней, молодой и красивый, беспечный и искренний, глядевший на нее обожающим взглядом. Сердце у Френсис сжалось от воспоминаний.

Они поехали тогда в его коляске, что уже само по себе было чрезвычайно смелым и рискованным поступком. Но она была слишком влюблена в него. Матери она сказала, что едет к подруге, та лишь коротко усмехнулась и ни о чем не спросила. Лишь позже Френсис поняла, что мать обо всем догадалась и надеялась, что дочь достаточно себя скомпрометирует и Маркусу волей-неволей придется предложить ей руку и сердце. Она даже призналась двум своим подругам, что знает, куда они отправились.

Для матери верхом мечтаний было выдать свою юную дочь, в происхождении которой не было ничего примечательного, за наследника одного из первейших герцогских родов Англии.

Прежде мать рассчитывала заполучить хоть какого-нибудь баронета или младшего отпрыска незначительной аристократической фамилии; именно ради этого она заняла денег у своего кузена-баронета и привезла Френсис в Лондон.

И надо же – дочь обратила на себя внимание Маркуса Стенмора, маркиза Риели, который стал бывать повсюду, где бы она ни появлялась, и танцевать с ней на всех балах, на которые ее мать ухитрялась раздобыть приглашение. Это был упоительный сезон, и ничто, никакие дурные предчувствия не могли омрачить его. Френсис купалась в любви Маркуса, ей и в голову не приходило, что они стали предметом пересудов, да если бы и пришло, это вряд ли остановило бы ее. Маркус осыпал ее комплиментами, посылал ей цветы и не упускал момента, чтобы побыть с ней несколько минут наедине, где бы они ни находились. Она жила ожиданием минуты, когда он сделает ей предложение. А раз так, что же плохого, если она поедет с ним на пикник?

Это был чудесный, волшебный день. Было тепло, над головой раскинулось чистое небо, ярко зеленела трава. В корзине, которую, по его приказанию, загрузили в багажное отделение коляски, была масса всяких вкусных вещей; от шампанского у Френсис защекотало в носу, и она рассмеялась. А потом попросила его посидеть спокойно, она его нарисует.

Он вытянулся на траве, подложив руки под голову.

– Я бы мог часами сидеть и смотреть на тебя, только вот… – Он улыбнулся. – Мне захочется протянуть руку и до тебя дотронуться, чтобы убедиться, что это не сон, что ты не ангел или какая-нибудь сказочная фея: я моргну, а она вдруг возьмет и исчезнет.

– Ой, да я не собираюсь никуда исчезать, – со смехом проговорила Френсис. – И никакая я не фея, я из плоти и крови.

– Из чудесной плоти и крови. Все в тебе такое совершенство, что у меня сердце заходится.

– Ты преувеличиваешь! – Она и сама была вне себя от счастья. Человек, которому нет в мире равных, любит ее!

Он с трудом дождался, пока она сделает набросок, потом, не утерпев, выхватил у нее альбом, отбросил в сторону, обхватил ее руками и притянул к себе. Он и раньше несколько раз пытался поцеловать ее, но их прерывали или было слишком людно, так что он успевал только мазнуть губами по щеке или волосам, отчего ее бросало в жар и по спине бежали мурашки. Юная, невинная девушка, она не могла понять, что с ней происходит, знала только, что ей полагается протестовать. И она протестовала, но так робко, что он без труда заставлял ее умолкнуть.

– Я люблю тебя, – говорил он. – А как иначе я докажу это?

На пикнике все было не так. Когда он обхватил ее, она почувствовала, что происходит нечто иное. Он больше не прижимался губами к щеке или волосам, нет, он искал ее губы. И она с готовностью подставила ему их, и поцелуй все длился и длился, а его руки скользили по ее спине, а потом прокрались к грудям.

Она знала, что делает что-то нехорошее, но даже не пыталась остановить его, напротив, прижалась к нему еще теснее и обхватила его руками за шею. Любовь несла их все дальше по пути безрассудства. Маркус начал расстегивать пуговички на лифе ее платья и надавил большим пальцем на сосок… Френсис затаила дыхание, не зная, что за этим последует, но инстинктивное чувство опасности вывело ее из оцепенения.

Она вырвалась, охваченная внезапным страхом и растерянностью.

– Нет, – проговорила она, садясь и пытаясь дрожащими пальцами застегнуть пуговички. – Мы не должны это делать, это неправильно.

– Неправильно? Почему? Разве мы не признались, что любим друг друга? Разве я не говорил тебе столько раз, что не могу жить без тебя?

– Говорил.

– Ведь ты меня тоже любишь, да?

– Люблю.

– Тогда чего ты боишься? Она и сама точно не знала.

– Я думала об этом. Считается, что юноше и девушке лучше не оставаться наедине, и только сейчас я поняла почему.

– Ну и почему же?

– Да потому, что мы можем забыться и позволить себе лишнее, то, что разрешается только после свадьбы.

Он взял ее за руку, лицо у него было серьезным.

– Для меня было бы самым большим счастьем знать, что мы с тобой скоро поженимся, но впереди у нас столько препятствий…

– Препятствий? – переспросила Френсис, чувствуя, как ее пронзает страх. – Ты хочешь сказать, твои родители считают, что я тебе не пара?

– Как они могут что-то считать, если они про тебя вообще не знают? Я еще им не говорил.

– Но ты скажешь?

– Конечно, скажу. Недели через две они приедут в Лондон, тогда и скажу.

– Ну, две недели – это не очень долго, – сказала Френсис.

– Это целая вечность.

– Для меня тоже. – Она наклонилась и поцеловала его в щеку, пытаясь смягчить свой отказ, но он снова притянул ее к себе и стал целовать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});