Так начинала рыться яма - Евгений Голубев

боится прикасаться к чему бы то ни было. Печка упирается в металлические подпорки, и Ему кажется, что вот-вот рухнет.

22

В тот день отключат свет. Надолго. Уже темнеет. Он мечется по комнате, забыв, который час. Часто выходит в холодные сумерки и спешными шагами добирается до забора, чуть приоткрывает дверь и вглядывается: никого. Белесый туман ползёт с реки неподалёку, и в очередной раз в нём нет ни единого силуэта. Чернеющие дома сливаются друг с другом и угрожающим монолитом вырастают из земли. Виднеются звезды.

В бессилии Он молится, лишь бы с Ней ничего не случилось. Мысль, что Его дальнейшая жизнь в очередной раз окажется под вопросом, не даёт спокойно стоять и сидеть, и Он мечется из стороны в сторону по комнате, на кухне, на улице. Почти каждый день так. Подошёл к тяжёлой двери и выглянул: знакомое синеющее очертание вдалеке.

– Неужели, – шепнёт Он облегчённо, но успокоение быстро сменится раздрожённостью. Вернётся в дом.

Послышится открывающаяся дверь. Не ошибся.

– Свет отключили? – с порога удивится Она и пройдёт в комнату.

Он встанет со стула.

– Чего так долго?

– Отметила увольнение, – бросит Она и поставит чёрный пакет на кровать. – Сейчас с одной работницей пока ехали в такси, выпили по бутылке пива. На прощание.

Он хочет спросить, зачем было увольняться, но увидев, как Она достаёт банку шпрот, моментально вспоминает о терзающем голоде. Следом пиво и бутылка газировки. Найдёт свечу в сумке.

– Жаль, что света нет. Телевизор бы посмотрели, – говорит Она, жуя. – Давно, кстати?

Он пожимает плечами. Это похоже на что-то хорошее. Несколько дней назад Она пришла также со вкусной едой. Он посмотрел дикими глазами и спросил обо всём без слов.

– Нас нашли, – Она опустила голову в усмешке. – Бабушка отправила деньги.

Март. Уже собрали все свои вещи и готовы съезжать. Она говорит, что там лучше. Купила кефира и булочек на обед, чтобы не заваривать чай. Да и маргарин кончился. Он к нему больше не вернётся. И к такой жизни – тоже. Её Болезнь (как выяснится позже – ОКР) после жизни на улице притупилась, но не прошла полностью.

Так начинала рыться яма.

58

Ничего этого не было. И другого – тоже. Я открыл глаза. Когда-то в детстве я перестал ночевать в спальне; постелила мне толстое одеяло в зале, которое я использовал и в качестве матраса. Почему? Не помню, но мне нет дела. Встану, скатаю его к стене у моего стола, и пускай подождёт. Впрочем, я ещё не раз прилягу на него или хотя бы облокочусь: люблю так смотреть телевизор. Тепло меня веселит и окутывает чем-то. А телевизор не новый, большезадый и рябит. Так было раньше, так есть и сейчас, я думаю. А что там? Всё это я видел уже тысячу раз! Сколько можно показывать одно и тоже! Сволочи! Сходить некуда, да и отпустит разве? А мне сколько? Я вот не помню свой возраст, хотя как-то отмечали. И не только свой не помню, а всех вокруг. Когда спрашивали в военкомате и ещё где, я пугался и как-то называл. Не уверен, что верно. Спросить бы, да как можно? Стыдно не знать. Родственники твердят, что пора жениться. Хочу спросить: «Зачем?», но горло запирает на замок, и я только пожимаю плечами. Мне это не нужно. Дымка за белым окном балкона за мутным стеклом окна комнаты. Жара на улице, не иначе. Вырос. Можно и так увидеть, что там. А раньше на носки или подпрыгивал. Окна немытые, и к ним нельзя подходить. Пригляжусь, и ведь да, слой пыли на подоконнике! Как можно так следить за чистотой! Я уже не вижу и не замечаю: просто тёмный силуэт промелькнул через дверь и протянул зубную щётку. А разве не в ванной умываются люди? Он не помнил. Я, то есть! Спрашиваешь, почему «тёмный»? А каким ещё быть? Не знаю, как Болезнь сейчас. Вижу, что хуже, но а что-то кроме? Говорит, у меня тоже есть. Ненормальная. Откуда у меня то? И даром эта чистота не нужна! Да, однако, солнце сегодня не щадит. Новый забор вокруг школы в сотне метров. А при мне старый был, и ничего! Зачем менять, если стоит? Работа, работа… Хоть с ней всё в порядке. Сейчас стаж наработаю, а потом, гляди, и повысят. И всё-таки я слежу за собой. Сижу себе, и вдруг раз – смотрю со стороны. Что делаю, улыбаюсь или нет. Сомневаюсь в себе. А всё ли нормально? Уже завтрак? Конечно, каша, что же ещё. Но ем. С детства мечтаю, что ничего этого не было. А сейчас пришла за тарелкой. Отдал. Наверное, хорошо сейчас погулять в парке с друзьями. Раньше здесь бетон был, в парке то за окном, правее школы, но его вымостили плиткой. Лавки поставили. Молодцы! А толку, если туда и дети с грязной обувью лезут, и животные на прогулке. Посмотришь и вздыхаешь. Нет, туда я не сяду. Да и не позволит. Где, кстати? Ах, стирает. И так до вечера. А мне – на работу? Нет, я ведь не нашёл ещё… Ничего вокруг нет. Сколько лет здесь, а ничего нет. Когда-то было, а теперь ничего не вижу. Мельком схватишь – вроде наметил контур, а приглядишься – мутит в глазах. Только улица вваливается в комнату. Пришла отдохнуть. Руки в язвах. И продолжает тратить все деньги на порошки и мыло. Дед ведь и так от себя отрывает. А он теперь на пенсии. Зажгла свет. Да, уже смеркается. И снег выпал! Ужин – снова каша. Лучше бы окно помыла, неприятно ведь в такой грязи. Ночь. Лежу и думаю, таки странно это: я живу тут, а что Ты тут делаешь?

Информация об изображении на обложке

В оформлении обложки использовано модифицированное изображение автора molecoo. Изображение бесплатно для коммерческого использования и модицикаций. Указание авторства не требуется. Ссылка на первоисточник – https://pixabay.com/photos/lamp-light-hanging-shining-3821624/