Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Успокойся, Ваня. Выпей. Душа отойдет.
Он машинально взял стакан, поднес к губам. Водка! Сжал стакан с остервенением. Рассыпалось стекло. Ладонь была в крови.
Жена заплакала, она была перепугана, она никогда не видела своего мужа таким.
— Ваня!.. Ваня!.. Что ты делаешь? Господи! Таня! — позвала дочь. — Таня!..
Испугался и сын.
— Ты чего, отец, чего?..
Дочь, Татьяна, выбежала, кинулась к нему, обняла за шею, стала целовать сквозь слезы.
— Папа, не надо!.. Не надо!..
Окружили его, заобнимали. Все как дети малые, один он, Дронов, взрослый человек, и потому он один за все в ответе.
— Все в порядке, все в порядке, — успокаивала его дочь. — Все будет хорошо.
— Что все в порядке? — И Дронов усмехнулся. — А хорошо — будет. Должно быть!.. Отпустите, пойду руку замою. Сами перепугались и меня в грех ввели. А ты, — сказал он сыну, — помоги матери убрать, а то кавардак навели.
Он перевязал руку. Долго стоял у окна. Думал. И вдруг — придумал. Да так, что самому страшно стало. Мотнул даже головой.
— Да нет. Нет! — сказал вслух.
Жена услышала и вновь забеспокоилась, тревожно поглядывала в его спину.
У Дронова пот выступил на лбу, но мысль не уходила. Не покидала, сверлила, жить не давала.
Дронов закрыл глаза. Капли пота текли по лицу. Открыл. Видать, от правды и от жизни никуда не денешься, никуда не скроешься!
— Не достанешь! — повторил он вслух. — Ты меня достал. До самого! И ятебя достану!
Жена прислонилась к его спине.
— Что теперь будет, Ваня? Что теперь будет?
— Успокойся, ты жена честного человека. Успокойся. — Это был опять все тот же спокойный, уравновешенный, уверенный ее муж. Дронов Иван Васильевич. — Следи за Татьяной и никуда не выпускай…
Он прошел в комнату к дочери. Дочь лежала ничком. Присел рядом.
— Таня, послушай меня. Подожди неделю. Уважь отца. Не может быть так все, я согласен.
Поздно вечером он сидел на кухне за столом, в очках, перед листом бумаги. Подумал. Потом сказал вслух, себе: «Список дел». И записал. Подумал и еще раз сказал: «Первое — взять отпуск».
Дронов стремительно прошел через весь цех, ткнул в мастера заявлением.
— Николай Николаевич, подпиши.
— Что? — вздрогнул мастер. — Что подписать?.. За свой счет? Не дам, работать некому! С рукой что?
— Рука в порядке, — отмахнулся Дронов.
Мастер пошел боком в сторону, считая разговор законченным.
— Погоди, куда побежал! — Дронов схватил его за локоть, так, что все посмотрели в их сторону. — Ты прочти сначала — потом беги!
— Чего хватаешь? — Мастер был маленького роста человек и очень желчный. — На неделю? Кто ж тебе даст на неделю?
— Читай!
— Ну?.. «Личные причины». Какие «личные причины»?
— Мои — личные причины.
— Понимаю, что твои — не мои, а какие? Заболел кто?
— Здоровы все, бог миловал! Я написал: «По личным причинам»!
— А какие?
— Тебе какое дело?! Мои причины!
— Раз никакого дела… — сказал мастер, но успел перестроиться. — Никто тебе недели не даст — ни по личным, ни по каким.
— Давай сюда! — Дронов вырвал из рук заявление и пошел быстро через цех.
Перед дверью кабинета начальника цеха он остановился, кивнул секретарше.
— У себя?
— У себя, — сказала женщина. — К нему нельзя, у него Казачков.
— Подождем. — Дронов привалил свое огромное тело к косяку и застыл, глядя неподвижно перед собой.
— Валя, Иван Матвеевич у себя? — Мастер покосился на Дронова.
— Он с Казачковым. Мастер ткнулся в дверь.
— Погоди, Николай Николаевич, — Дронов отвел его рукой. — Вместе пойдем.
— С ума сошел?!
Секретарша посмотрела с удивлением.
— Ты думаешь, что делаешь? — сказал мастер тихо, он не хотел скандала.
— Не зуди.
Дверь открылась, вышел начальник техбюро Казачков, покосился на Дронова, поздоровался с мастером: «Здравствуй, Николай Николаевич».
Дронов шагнул в кабинет.
— Здравствуйте, Иван Матвеевич.
— Здравствуй, — сказал начальник. Головы он не поднял.
Мастер прошел вперед и сел на стул.
Дронов ждал стоя.
— Садись, — сказал начальник. — Что у тебя?
Он взял заявление. Прочел. Отложил.
— Неделю не дам, три дня.
— Три мало, за четыре управлюсь.
— А что за дела?
— Есть.
Начальник поднял голову и посмотрел на Дронова, взял ручку, спросил у мастера:
— Людей отпускаешь, а справишься? Жаловался, что работать некому.
Мастер помолчал.
— Справимся, — сказал он обреченно.
Начальник подписал, подвинул бумагу.
— К Вале.
— Спасибо, — сказал Дронов. — До свидания.
— До свидания.
— Неприятности какие, Иван Васильевич? — спросила секретарша, подкалывая заявление.
— Все нормально.
— Я вижу, вы на Николая Николаевича накинулись.
— Сам виноват: под горячую руку лезть не надо. До свидания, Валя.
— До свидания, Иван Васильевич. Приятно провести время!
— Спасибо.
Они сидели в павильоне соседнего парка, восемь взрослых мужиков, все семейные, все отцы, с одной работы, из одного цеха.
На столе, кроме пива, водки и хлеба с нарезанной колбасой, ничего больше не было.
Взяли стаканы, подняли.
— Гуляй, Иван Васильевич!
— Спасибо. — Он церемонно обошел все стаканы. — Спасибо за компанию! Спасибо, что уважили!
Чокнулся с мастером. Мастер спросил:
— Что делать-то будешь?
— Есть. Будем! А то рука засохнет.
Выпили водку. Записи пивом. Взяли хлеб, колбасу. Стол сразу опустел.
…Уже допили пиво и съели закуску.
— Пошли, мужики?
— Спасибо тебе, Ваня, за угощение!
— По домам.
— Хорошо посидели.
— Подожди, — сказал Дронов. — Сейчас еще возьмем, сидим хорошо.
— Разгулялся, Иван Васильевич!
— Живем один раз! Деньги честные, трудовые! Свои.
И уже пели. Весь стол был заставлен пустыми и полными кружками пива и закуской — выпили, видно, здорово.
Пели, закрыв глаза, чувствуя друг друга через песню:
Вот год прошел, казак стрелою в село родное прискакал, Навстречу шла ему старуха, такие речи говоря…Прощались. Дронов расцеловался с каждым.
Мастер спросил:
— Ты на меня не обижаешься?
— Обижался бы — так…
В охотничьем магазине он купил двустволку. Осмотрел покупку и кивнул продавцу.
В просторном подвале-мастерской домоуправления тускло горела одинокая лампочка. С открытки на стене смотрел Юрий Гагарин. Улыбался и держал голубя в руках. Еще на стене висело несколько табель-календарей прошедших, ушедших лет, все исчерканные, исписанные телефонами и именами. Текущий год — 1965-й — был заполнен только наполовину и выглядел среди других новеньким и свежим — его еще надо было прожить.
Дронов огляделся. Закрыл дверь на ключ. Тронул тиски. Поставил мягкие алюминиевые губки. Взял в руки ножовку. Примерил… Кивнул. Еще раз глянул на Гагарина и улыбнулся. Кивнул и плакатам майских и октябрьских праздников. Осторожно развернул сверток — блеснули вороненые стволы ружья…
На пустом кухонном столе в ряд, как солдат, расставил десять охотничьих патронов.
Убирал их по-одному, ведя счет, в мешок. Два последних отложил отдельно.
Он вышел из ГУМа. В руках были покупки и чемодан. Он остановился среди толпы. Разложил чемодан. Открыл. Переложил все покупки.
На той стороне, у Мавзолея, собрались люди — шла смена караула.
Электричка мягко пошла вперед, набирая ход, и Москва за окнами побежала назад все быстрее и быстрее, не в силах догнать поезд.
- Жить - Сигарев Василий Владимирович - Киносценарии
- Тайна двух океанов - Охлобыстин Иван Иванович - Киносценарии