Скажи любви «нет» - Фабио Воло

Она лучшая из женщин, которые были и могли быть у меня. И я ее потерял. Я потерял ее по своей вине. Каждый раз, когда она просила меня уделить ей больше внимания, каждый раз, когда она порывалась стать для меня еще более близким человеком, я упорно не подпускал ее к себе и держался на расстоянии. Сейчас я не понимаю, зачем мне сдалась эта дистанция. Я поступал так, потому что думал, что она никогда меня не бросит. Я видел, что она любит меня. Она умела любить и не стеснялась выражать свои чувства. Я думал, что ее любовь ко мне перевесит мою нерешительность. Но настал день, когда упала последняя капля, она сказала «все, хватит», и мир вокруг переменился. А я в один миг осознал, насколько важным для меня было то, что я выбросил из своей жизни.

Я проходил с ней по улице, и все на нее оглядывались, мужчины на ее работе мечтали залезть к ней под юбку, обнять ее, поцеловать, втянуть в ноздри ее запах, но позволено это было только мне. Она была моей женщиной. Когда я ложился с ней в постель, я поверить не мог, что она лежит рядом со мной и принадлежит мне, что я могу до нее дотронуться, поцеловать, прижаться к ней. Но когда ты сознаешь, что у тебя есть такая возможность, это возбуждает сильнее любого наркотика. Я смотрел на нее, тянулся к ней, ласкал ее. Я мог взять ее прямо на кухонном столе сразу после ужина. Я мог пялить ее как угодно и где угодно, она мне все позволяла. Вечером она стояла в ванной у раковины и снимала косметику, я подошел к ней сзади, приподнял сорочку и вошел в нее, до упора проникнув в ее горячую плоть. Все это произошло как бы само собой. Я видел в зеркале, как она прикусила губу, ее лицо исказила гримаса наслаждения, руками она судорожно вцепились в края раковины. И я чувствовал, что ей хорошо, что она хотела этого и хотела именно от меня. Я был как в угаре. У меня не укладывалось в голове, почему она – неправдоподобно красивая, желанная, пленительная – только мне позволяла проделывать с ней все эти вещи. Ей не нужны были другие мужчины, она, наверное, их даже не замечала. А теперь я стал одним из них. Одним из тех, кто может только тупо онанировать, воображая, что трахает ее. Но у меня даже это не получается, мне становится слишком тоскливо, когда я начинаю думать о ней.

Я больше не могу увести ее в постель и теперь только представляю себе, как другой мужчина покусывает ее шею, соски, раздвигает ей ноги. Другой мужчина гладит ее по спине, впитывает в себя ее запахи, откидывает назад ее волосы и что-то шепчет ей на ухо. Другой мужчина сжимает руками ее голову, а потом обхватывает бедра. Она целиком отдается охватившему ее наслаждению и пытается забыть меня, а, быть может, она уже успела забыть меня. Она отдается, не думая обо мне, она наслаждается, не думая обо мне, она счастлива и не думает обо мне. Наконец-то она счастлива, потому что он дал ей то, о чем она мечтала, и что не сумел сделать для нее я.

Я тоскую по ней. Мне во всем и повсюду ее недостает. Если бы я знал, что те дни были моими последними днями с ней, я бы не отрывал от нее глаз, чтобы надолго запомнить все мельчайшие изменения ее облика. Наверное, я сделал бы несколько фотографий, но они редко получаются удачными, когда у человека печальное настроение. На фото люди всегда улыбаются. Место для фотографий всегда в начале любовного романа.

Сейчас фотографии повсюду попадаются мне на глаза. Когда-то их хранили в альбомах или складывали в коробки, которые можно было засунуть в шкаф или отнести в кладовку, убрать с глаз долой горькие воспоминания. А сегодня мы натыкаемся на цифровые фотографии в компьютере, находим их в электронной почте или на дисплее мобильного телефона. На тебя врасплох обрушивается голубое море, залитый солнцем пляж, ее глаза, ее улыбка, сияющие счастьем мокрые волосы. Цифровые фотографии появляются совершенно неожиданно, как герпес.

Многие мужчины после разрыва начинают волочиться за каждой юбкой, чтобы забыть свою бывшую подругу, или просто потому, что их всегда тянуло к этому. Я же на какое-то время решил завязать с женщинами. Вначале я избрал для себя одиночество, молча хранил верность воспоминаниям, теням прошлого, пожизненному приговору жить без нее. В первые дни мне хотелось погрузиться в полное безмолвие. Потом я встречался с несколькими женщинами, но меня как будто не было рядом с ними, и за это я поплатился новыми ссорами и расставаниями. Если ты встречаешься с женщиной, но не любишь ее, то она через какое-то время начинает тебя поучать: «Ты скрываешь свои чувства, люди к тебе тянутся, а тебя это пугает, ты вечно какой-то скованный, не позволяешь себе раскрепоститься, все чего-то боишься… А ведь ты не свободен, ты думаешь, что свободен, а на самом деле ты раб своей свободы… К тому же это вовсе и не свобода. Если ты себя постоянно сдерживаешь, какая же это свобода? Все свои желания ты свел к тому, чтобы поиметь всех, кто тебе понравился, но в итоге у тебя от этих женщин ничего не остается, и это еще один способ спрятаться от самого себя…»

Я им, как правило, отвечаю, что они правы, что мне следовало бы оценить свое поведение и решительно изменить его, но на то и на другое у меня нет ни сил, ни времени.

Зато с каким бы удовольствием я выложил им все, что думаю о них на самом деле: «Послушай, вот ты мельтешишь передо мной, выплескиваешь на меня свои сентенции, а тебе никогда не приходило в голову, что сама-то ты пустышка и не видишь ничего дальше собственного носа, что твое мнение меня не интересует, что ты для меня ровным счетом ничего не значишь? Ты об этом никогда не думала?»

Сам я ни к кому не лезу со своими нравоучениями. Я беру от людей то, что они мне дают, а если они мне ничего не дают, значит, мне не дорого их отношением ко мне, у меня с ними всего лишь мимолетное знакомство.

С ней же у меня все было по-другому, она глубоко трогала меня. Но она ушла. И теперь мне плохо. Сегодня я похож на обветшалый дом, он почти полностью развалился, и его надо восстанавливать. Пока она еще живет во мне, но как только дом будет отстроен, быть может, ей придется покинуть его.

Или, наоборот, вернуться.

Я все-таки хочу, чтобы она вернулась, поэтому несколько дней назад я позвонил ей. Она тогда ответила мне только потому, что хотела сказать, чтобы я ей больше не звонил. Но сейчас мне все стало понятно. И я готов вернуться к ней. Клянусь в этом.

Недавно я говорил о ней с Николой и сказал ему:

– Я не удержал ее из-за своей слабости и малодушия, но я не отрекся от своей любви к ней.

– Ну и фраза, офонареть можно! – съязвил Никола. – Просто готовая реплика для сентиментального романа. Подожди, дай я присяду, а то меня вырвет. Нет, я ее лучше запишу. Если нам придется снимать рекламный ролик для куклы Барби, мы ее используем в качестве девиза. Ну, конечно… после ролика «Барби выходит замуж», мы придумаем историю про Барби, которая решила покончить с собой из-за того, что ее бросил Кен. У меня уже и название готово: «Барби-тураты». Представь себе такую картинку: Барби лежит в своем домике, уткнувшись лицом в пол, рядом с ней валяется пустой флакон с таблетками… Барби не отреклась от своей любви к Кену. Кстати, знаешь, что я обо всем этом думаю? Ты, оказывается, больше любил себя, чем ее.

– А причем здесь моя любовь к себе?

– Ты испугался своей любви к ней, любые перемены в твоей жизни или, по крайней мере, робкие попытки изменить ее грозили тебе потерей душевного равновесия. Ты построил свой мир, мечтая об изолированной однокомнатной квартире, ты упорно отказываешься снести стены, чтобы сделать ее просторнее. Ты носишь с собой коробочку с меркой и от жизни берешь только то, что может в ней поместиться. Если на твоем пути попадается что-то более крупное, большое, ты проходишь мимо. Все так просто. Ты не принимаешь жизнь целиком, со всем, что она несет в себе. Нет, жизнь вокруг тебя становится твоей жизнью только тогда, когда она умещается в твои размеры. Тебе пора разодрать свою коробку. Подумай о том, что я тебе сказал, только потом не приставай ко мне со своими драными картонками.

Он прав.

Но сейчас я наконец созрел для двухкомнатной квартиры. И если мне не суждено жить в ней, то пора глотать Барбитураты.

11. Шаг назад

Начинать работать в пятнадцать лет – только себя обкрадывать. Мои друзья после обеда собирались в парке, а я мог присоединиться к ним только тогда, когда отец разрешал мне уйти пораньше. Иногда они заглядывали ко мне в бар. Заходили выпить чашку шоколада, съесть жареной картошки или кусочек торта… Выбор зависел от того, чем они уже успели обкуриться. Я всегда был не таким, как они, все больше сам по себе, возможно, потому что в нашей компании я оказался единственным, кто пошел работать. Все остальные учились в лицее, поэтому распорядок дня у них был примерно одинаковый. К восемнадцати годам они тоже перестали встречаться в парке. Кто-то, получив аттестат, пошел работать, у других завелись постоянные подружки, некоторые учились в университете в соседнем городе. В тот период у меня почти не осталось друзей. За исключением Роберто. Но он был другой, он был уже взрослый, а я говорю о своих сверстниках. Мне исполнилось восемнадцать лет, и я оказался, в принципе, одинок.