Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

— Что такое, Ла Бри? — спросила она. — Что тут за шум?

— Скорее, Николь, скорее! — закричал старик дрожащим голосом. — Поди доложи господину, что незнакомец, захваченный грозой, просит оказать ему гостеприимство на эту ночь.

Николь не заставила повторять приказание дважды, сразу все поняла, с легкостью устремилась к замку и мгновенно исчезла из виду.

Ла Бри, уверенный теперь в том, что барон не будет захвачен врасплох, позволил себе на минутку перевести дух.

Скоро новость возымела действие. С верхней ступеньки крыльца, скрывавшегося в зарослях акаций, послышался недовольный и властный голос негостеприимного хозяина:

— Незнакомец!.. Кто там еще? Когда являются к порядочным людям, по крайней мере, представляются.

— Это барон? — спросил у Ла Бри тот, кто явился причиной всей этой суматохи.

— Увы! Да, сударь, — отвечал бедняга с сокрушенным видом. — Вы слышали, что он сказал?

— Он хочет знать мое имя, не так ли?

— Вот именно. А я и забыл у вас спросить…

— Доложи, что прибыл барон Джузеппе де Бальзамо, — приказал путешественник. — Тот же титул, что и у него, возможно, смягчит твоего хозяина.

Титул незнакомца придал смелости Ла Бри.

— Ну что ж, — проворчал в ответ хозяин. — Проси, раз уж он здесь. Входите, сударь, прошу вас, туда… вот так, теперь вот сюда…

Незнакомец устремился вперед, однако, поднявшись на первую ступеньку, оглянулся, желая убедиться, идет ли за ним Жильбер.

Жильбер исчез.

V

БАРОН ДЕ ТАВЕРНЕ

Хотя человек, назвавшийся бароном Джузеппе де Бальзамо, был предупрежден Жильбером о бедности барона де Таверне, он тем не менее был весьма удивлен убогостью жилища, которое юноша не без гордости назвал замком.

Дом был двухэтажный, имел форму вытянутого прямоугольника, по краям которого были пристроены квадратные флигели в виде башен. Это нелепое сооружение было, однако, не лишено привлекательности при бледном свете луны, мелькавшей сквозь рваные облака, разметавшиеся по небу во время урагана.

Шесть окон первого этажа, а также по два окна в каждой башне, расположенные одно над другим, ветхое крыльцо с разваливающимися ступеньками — все это вместе поразило незнакомца прежде, чем он достиг порога, где, как мы уже сказали, его ждал барон, в шлафроке, с подсвечником в руках.

Барон де Таверне оказался невысоким стариком, которому можно было дать лет шестьдесят — шестьдесят пять; у него были живые глаза, высокий и узкий лоб. На голове у него был ужасный парик: пряди, до которых не успели добраться крысы в шкафу, были подпалены языками пламени из камина. Барон держал в руках салфетку сомнительной белизны, которая свидетельствовала о том, что его отвлекли в тот самый момент, когда он собирался сесть за стол.

Язвительное выражение лица, в котором обнаруживалось некоторое сходство с Вольтером, выдавало сразу несколько чувств, охвативших барона; они не скрылись от проницательного взгляда незнакомца. Вежливость требовала, чтобы барон улыбался незваному гостю, тогда как нетерпение превращало любезное выражение в гримасу, сообщавшую барону желчный и угрюмый вид. Одним словом, в неверном свете пламени черты лица барона де Таверне бросались в глаза, и он казался на редкость некрасивым.

— Сударь, — вымолвил он. — Могу ли я узнать, какому счастливому случаю я обязан удовольствием видеть вас у себя?

— Сударь! Все дело в грозе, напугавшей лошадей. Они понесли и едва не опрокинули карету. Так я оказался посреди дороги без форейторов: один упал с лошади, другой сбежал. В это время я повстречал молодого человека, который и указал мне дорогу, ведущую к вашему замку. Он уверил меня, что вы слывете гостеприимным хозяином.

Барон приподнял подсвечник, желая получше осветить двор в надежде обнаружить несчастного, которому был обязан тем счастливым случаем, о котором он говорил выше.

Путешественник огляделся по сторонам и убедился в том, что его юный спутник действительно исчез.

— Не знаете ли вы имени того, кто указал вам на мой замок, сударь? — спросил барон де Таверне, похожий в тот миг на человека, который хотел бы знать, кому выразить свою благодарность.

— Этот молодой человек представился Жильбером, если не ошибаюсь.

— Ага, Жильбер! Никогда бы не подумал, что он способен хотя бы на это. А! Так это бездельник Жильбер, наш дорогой философ!

Поток эпитетов и угрожающие интонации ясно дали понять путешественнику, что сюзерен отнюдь не пылал любовью к своему вассалу.

— Итак, — произнес барон, выдержав внушительную паузу, столь же выразительную, как его слова, — входите, сударь, прошу вас.

— Позвольте мне сначала поставить в сарай карету — в ней много дорогих для меня вещей.

— Ла Бри! — вскричал барон. — Ла Бри, поставьте карету господина барона под навес, там она хотя бы отчасти будет защищена от непогоды, принимая во внимание, что кое-что от крыши еще осталось. Вот насчет лошадей — тут дело сложнее: я не могу поручиться, что их есть чем накормить. Однако раз они не ваши, а почтовые, это обстоятельство не должно сильно вас беспокоить.

— Сударь! — в нетерпении воскликнул путешественник. — Если я слишком вас обременяю, как мне начинает казаться…

— О нет! — вежливо прервал его барон, — вы ничуть не обременяете меня, должен лишь предупредить вас, что вам будет не слишком удобно.

— Поверьте, сударь, я буду весьма обязан вам…

— Да что вы, я вовсе не обольщаюсь на этот счет, — проговорил барон, вновь поднимая подсвечник, чтобы получше рассмотреть Джузеппе Бальзамо, который в это время с помощью Ла Бри устраивал под навесом карету. По мере того как гость удалялся, барон повышал голос, — я далек от иллюзии, что Таверне может произвести на вас благоприятное впечатление, скорее напротив, и все потому, что я беден.

Путешественник был поглощен своим занятием и ничего не отвечал: следуя совету барона, он выбирал под навесом местечко посуше. Когда более или менее подходящее место для кареты было найдено, он дал Ла Бри луидор и вновь приблизился к хозяину.

Ла Бри, совершенно уверенный в том, что это монета в двадцать четыре су, опустил луидор в карман, благодаря судьбу и за такую удачу.

— Бог мне судья, если я плохо подумал о вашем замке, сударь, — ответил Бальзамо, отвесив барону поклон.

Будто желая доказать искренность своих слов, барон повел его, качая головой, через просторную и сырую переднюю, ворча на ходу:

— Я знаю, что говорю. К сожалению, я свои возможности хорошо знаю, и они весьма ограниченны. Если вы француз, господин барон, хотя ваш немецкий выговор свидетельствует скорее об обратном, а итальянское имя… Впрочем, это к делу не относится. Так вот, если вы француз, как я уже сказал, имя Таверне должно вызывать у вас представление о роскоши: когда-то говорили «Таверне Богатый».