Ассасин - Симона Вилар

Мартин только усмехнулся – стычки Эйрика и Сабира были для него не внове. Простодушного норвежца раздражала скрытность Сабира, а может, он в глубине души понимал, насколько Сабир, умный и изворотливый, превосходит его самого – простодушного рыжего великана. Но Мартин не стал упрекать Эйрика в злословии, особенно когда слушал, как непросто тому было на пути в Акру: и разбойники на него по дороге напали, и патрулирующие отряды во владениях Антиохии задержали, якобы для проверки, а на деле для того, чтобы вытрясти из него плату за проезд без подорожной грамоты. Подобное случилось и позже, когда его на подступах к Тиру задержали разъезды храмовников, которые были недоверчивы до ужаса, ворчал Эйрик. Эти не так уж платы добивались, сколько дотошно выясняли, кто он и откуда. Вот и пришлось рыжему орать на все побережье и клясться их Христом, что он просто едет на священную войну, чтобы убить как можно больше сарацин. И доказал-таки, что подобные ему воины нужны в славном воинстве крестоносцев.

А потом он приехал в Акру, кинулся к дому Гвидо де Лузиньяна и узнал, что малыш Мартин стал у крестоносцев значительной особой, да еще и собирается ехать воевать с ними против Саладина.

– Умом от всего этого можно тронуться, клянусь молотом Тора! – нервно подергивая за одну из своих височных косичек, проворчал Эйрик. – Я-то, почитай, спасать тебя спешил, а ты… Зачем тебе возиться с крестоносцами, когда тебя ждет не дождется твоя красотка Руфь?

При этом имени сердце Мартина невольно дрогнуло. Руфь! Нежная еврейская красавица, со смуглым личиком в форме сердечка и кудрявыми, как виноградные листья, иссиня-черными волосами. Он так тосковал по ней! Но главное, что там, где жила она, находились и близкие Мартину люди – старина Ашер, его добрая и приветливая жена Хава, их дети, с которыми он был дружен. Дом, в котором он мечтал осесть после всех треволнений своей бурной жизни. Покой… Но хотел ли он ныне покоя, когда его захлестнула и увлекла волна крестового похода?

Эйрик же по-своему истолковал его молчание и хитро подмигнул:

– А может, ты позабыл о своей невесте после того, как тебя приласкала кузина короля Ричарда?

Он говорил о Джоанне, приходившейся дальней родственницей Ричарду Английскому. Но Мартин только поморщился при упоминании о ней.

– Дело в другом, приятель. Ты сам говорил, что достопочтенный Ашер бен Соломон, как сообщил Иосиф, ныне отбыл в Фессалоники. А без его слова я не смогу жениться на Руфи. Значит, пока мне спешить некуда. Я люблю юную еврейку, хочу на ней жениться, она это знает… О, она соблазнительна, как райский плод, она сама тянется ко мне, и, признаться, мне будет спокойнее, когда я смогу обнять ее, уже имея на это разрешение от ее отца. Поэтому моя задержка тут особой роли в нашей с Руфью судьбе не сыграет. Ну а пока… Нет, дружище, пока я не могу уехать. Это будет слишком не вовремя.

И Мартин снова стал объяснять, какие подозрения вызовет внезапное исчезновение командующего отрядами короля Гвидо, его могут искать, снарядят погоню…

– Ладно, – махнул рукой Эйрик. – Если ты остаешься, то так тому и быть. Однако и я останусь с тобой. Знаешь, малыш, ты порой выглядишь будто замороженный, но голова у тебя горячая, и мысли в ней роятся неспокойные. Поэтому я хотел бы быть рядом, чтобы присмотреть за тобой, а то и усмирить, когда надо будет образумить тебя, даже против твоей воли, если зайдешь слишком далеко.

Мартин засмеялся. Вот какая заботливая у него нянька! А ведь обычно именно Мартин слыл куда более рассудочным и серьезным, а Эйрика всегда тянуло на самые безумные предприятия и опасные затеи.

Зная Эйрика, Мартин не удивился, что его рыжий оруженосец быстро проникся идеей похода. Правда, тот зевал, когда перед выступлением воинства была совершена торжественная месса и все крестоносцы молились, опустившись на колени перед крестообразными рукоятями своих мечей, но едва зазвучали трубы и воины стали садиться на коней, рыжий сразу воодушевился. К тому же Эйрика поразило, как вдохновляет воинов Христа появление прославленного Ричарда Львиное Сердце.

– Клянусь своей рыжей шевелюрой, эти парни с крестами просто боготворят Плантагенета! – восклицал Эйрик, проезжая мимо группы блестящих всадников, наблюдавших, как длинная колонна армии покидала Акру.

Ричард сидел на своем белом скакуне Файвеле, увенчанный короной шлем оставлял открытым его мужественное лицо, и было видно, что Львиное Сердце улыбается. Он то и дело приближался к кому-то из проходивших мимо крестоносцев – как рыцарей, так и простых воинов, – хлопал кого-то по плечу, с кем-то обменивался шуткой, еще кому-то помогал успокоить встревоженного коня. Серебристая броня короля мерцала в лучах восходящего солнца, и он весь казался сверкающим. Люди, еще пару дней назад такие мрачные и угрюмые после резни пленников – многие в эти дни молились и каялись, другие пили, иные по-прежнему со злым упорством отмечали, что иного выхода у них не было, – сейчас начали улыбаться и верить в победу при одном виде своего знаменитого короля-победителя.

Многие громко пели:

Идем с мольбой мы за тобой.Наш крест и меч едины!Веди с собой нас в бой, герой,В пределы Палестины!

Сидевший подле Ричарда епископ де Бове, облаченный в доспехи, сурово заметил, что, отправляясь на священную войну, крестоносцы должны петь псалмы, а не залихватские песни. Но Ричард только засмеялся.

– Пусть поют, если это тешит их душу!

Он всегда хорошо чувствовал настроение своих солдат.

Гарцевавший подле Мартина Эйрик тоже был воодушевлен.

– Красиво выступаем, клянусь памятью предков!

Мартин молчал. Это только начало. Война куда страшнее того, что так любят в ней рыцари, – рыцарского великолепия, желания совершать подвиги, проявляя отвагу. Но пока войско выступало во всем блеске: развевались знамена, вышагивали, поднимая пыль, тысячи и тысячи ног, гарцевали конники, сверкали на солнце доспехи рыцарей, звучала громкая музыка, бой барабанов и переливы флейт. О, мусульмане должны понять, какая сила на них движется! Пусть же поспешат доложить об этом своим командирам, а тех и Аллах не спасет!

Крестоносцы двинулись вдоль береговой линии, по дороге, проложенной еще римлянами. Вскоре армия миновала речку Вилу. Солнце поднималось, становилось все жарче, легкий бриз с моря почти не приносил облегчения, но все же, не будь рядом водной стихии, воины могли бы просто утонуть в собственном поту. Несмотря на то, что крестоносцы переняли у сарацин обычай носить поверх шлемов льняные куфии [24], на их запыленные лица струйками стекал пот, заливал глаза. И все-таки даже речи не могло быть о том, чтобы обнажить голову. Все понимали – враг может появиться в любой момент, многие уже заметили на возвышенностях слева от колонны то и дело появлявшихся всадников, пристально следивших за длинной стальной змеей армии. Пока мусульмане не спешили приблизиться, и лишь издали проносились по склонам кони, мелькали бедуинские куфии, харранские чалмы, туркменские тельники. Но через какое-то время всадники стали тревожить арьергард крестоносцев осиным роем стрел, и люди заволновались, кто-то вскрикнул, где-то встала на дыбы и заржала раненая лошадь.