Иероглиф желаний - Дуглас Брайан

Тин-Фу глядел на то, во что мартышки превратили его красивое, изысканное жилище, и размышлял о своем предназначении. И, поскольку он больше не был мстителем, но сделался мудрецом, то в конце концов Тин-Фу рассмеялся.

– Я должен был догадаться, что родители мои явили великую мудрость, спрятав нефритовую рыбку и никому не желавшие показывать иероглиф желания. Чего достиг я, завладев этой тайной? Враг мой умер без моего участия. А все желания, которые мне удалось исполнить, – глупы и ничтожны и конце концов едва не погубили мою собственную жизнь! Я превратил дурака в камышового кота – и он, по счастью, покинул эти земли. А затем я из двух неудачливых бойцов сделал двух обезьян – и что же? В качестве обезьян они преуспели куда больше, нежели в качестве бойцов! И вот уже моя пагода разгромлена, и все мои свитки изорваны, а мои ничтожные ученики превращены в прах… Воистину, я недостаточно мудр, чтобы владеть этими рыбками!

Сказав так, Тин-Фу немедленно удалился в лес и там занялся самосозерцанием, предоставив своим ученикам приводить пагоду в порядок без учительского надзора.

* * *

Тем временем крыланы удалялись от пагоды. Каждый взмах крыльев уносил их от горы Размышлений. Тяжелый хрустальный шар делался все тяжелее. Его стенки намокли, потому что при полете вода выплескивалась из него и брызгала во все стороны. Хрусталь стал скользким.

Даже помощь Фэй немногим улучшала положение крыланов, хотя девочка старалась изо всех сил.

Тем не менее они летели и летели, не желая подводить своего друга, человека, который помог им избавиться от злого колдуна, отомстить за мать и наконец обрести полноценное бытие в далеком Кхитае. Возможно, Конан и сам не понимал, как много он сделал для «горбатых старичков» – таковыми считали крыланов в те дни, когда киммериец впервые свел с ними знакомство. Но сами крыланы вполне отдавали себе в том отчет.

Рыбки, перепуганные происходящим, метались внутри шара и время от времени подпрыгивали, как будто хотели выскочить.

– Сидите смирно! – уговаривала их Фэй. – Сидите тихонько, не то вы разобьетесь! Вы упадете вниз, на сухую землю, и погибнете! Ах, бедные, бедные золотые рыбки!

От постоянного мелькания золотых тел, дробящихся в беспокойной воде, в глазах у крыланов прыгали искры.

– Давайте передохнем, – предложил один из них.

Они осторожно опустились на землю и поставили шар. Рыбки понемногу успокаивались. Теперь было очевидно, что их четыре. Они вытягивали хрящеватые губы и как будто удивлялись чему-то.

– Наверное, голодные, – предположила Фэй. – Кушать просят. Давайте покрошим им хлебца.

Отец Фэй хлопнул ее по руке.

– Такие волшебные рыбки не едят хлеба и того, что едят люди! Должно быть, они питаются особенными червячками, с рубиновыми телами, гладкими и блестящими, особенной породы.

– Напрасно мы их не захватили, в таком случае, – объявила Фэй. И наклонилась над шаром: – Ах, вы, бедненькие! Как перепугались! Ничего, скоро мы добудем для вас рубиновых червячков, и вы будете кушать, как привыкли!

Рыбки, казалось, молчаливо соглашались с девочкой. Она приблизила лицо к самой кромке воды. Тотчас одна из рыбок, как будто привлеченная этим, подплыла ближе и почти высунулась наружу. Девочка ощутила, как крохотный беззубый рыбий ротик прикасается к ее подбородку, и тихонько засмеялась от удовольствия.

– Мы с тобой подружимся, – прошептала она одними губами, чтобы старшие не слышали.

Впрочем; старшим было не до проделок Фэй. Они едва дышали. Они улеглись на земле, раскинув крылья и прижав их к почве так, чтобы ночная прохлада, исходящая от остывшей земли, пропитывала воспаленную кожу. Руки у них ныли.

– Ты знаешь мои заветные желания, рыбка? – нашептывала Фэй своей новой «подруге». Та как будто кивала и водила чуть выпученными глазами, словно показывая – «да, да, да». Фэй ощущала, как волны удовольствия бегают по ее телу. У нее прямо ладони зачесались от удовольствия! – Ты ведь не погибнешь после того, как исполнишь мою просьбу?

Рыбка глянула на Фэй с непонятным лукавством.

– Я умею читать, – гордо сообщила Фэй. – Меня отец научил. Он считает, что женщина должна выходить в жизнь во всеоружии. Ей не обязательно признаваться в том, что она умеет читать, но лучше уметь, чем не уметь… Кроме того, я ведь все равно крылатая. То есть, я хочу сказать, одной странностью больше, одной странностью меньше…

Рыбка пробормотала в маленькое ушко Фэй:

– Уметь писать для кхитайской женщины – не такая уж странность… Не морочь мне голову, девочка.

– Ты умеешь разговаривать?

– Не такая уж это странность для кхитайской рыбы, – прошелестела рыбка. Фэй показалось, что она смеется. По поверхности воды пробежали пузырьки.

– Я хочу, чтобы у меня были золотые волосы! – выпалила Фэй.

– Настоящее золото? – удивилась рыбка. – Это тяжело. Будет болеть голова.

Фэй показала пальцем на рыбью чешую.

– Такого цвета, как ты,

– Это называют золотом? – рыбка выглядела пораженной. – Ну надо же!

– Мы находим этот цвет очень красивым, – пояснила Фэй. – В Кхитае у женщин не бывает таких волос. Я хочу быть единственной.

– Это нетрудно исполнить, – сказала рыбка. – Что-нибудь еще?

– Да, – кивнула девочка. – Туфли как у Феникс… Я мечтаю о них всю жизнь.

– Мечты детства должны сбываться, – согласилась рыбка. – И лучше, когда они сбываются в детстве… Потому что иначе приходится ждать старости. В старости человек становится достаточно мудрым, чтобы вспомнить о тех мелочах, которые были желанны для него в детстве, и вновь пожелать их от всего сердца. Это настоящее искусство.

– Во-первых, я уже не ребенок, – начала Фэй. – А во-вторых, я не хочу ждать старости… Я хочу туфли, как у Феникс!

И она начала читать иероглиф на боку у рыбки.

Когда крыланы наконец перевели дух, они увидели, что солнце восходит. Первые лучи, простершиеся над равниной, залили гору Размышлений розоватым светом. Туман быстро исчезал, открывая для взора причудливо изогнутые деревья, растущие по склонам, и их листву, дрожащую на утреннем ветру. А затем нечто золотое метнулось в глаза и едва не ослепило крыланов.

Это была Фэй, золотая крылатая девочка. Волна длинных, ниже пят, волос цвета огненного золота лежала рядом с ней на земле. Фэй спала и счастливо улыбалась во сне. Рядом с ее щекой на земле стояла пара туфелек – точно таких, как были нарисованы на картине, изображающей императрицу Феникс.

А в хрустальном шаре по-прежнему плавали золотые рыбки. Только одна из них была обыкновенной, без иероглифа желаний на боку. Время от времени эта рыбка приближалась к той стенке шара, что была обращена к Фэй, и любовалась девочкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});