Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - Ольга Власова

Кьеркегор и Ницше, Маркс и Фрейд были своеобразными базовыми влияниями. Возникающие в последние годы обучения в университете и впервые годы работы вопросы побудили Лэйнга обратиться к новым горизонтам. Наблюдая за неврологическими больными, он заметил, что в течении заболевания немаловажным является личностный фактор. Он задавался вопросами о том, как нейрофизиология одного человека связана с нейрофизиологией другого. Обычно эта проблема скрывалась за нагромождениями симптомов и синдромов, за непробиваемым зданием интерпретации, поэтому внимание Лэйнга привлекли феноменология и теория межличностного взаимодействия.

В те времена не все было доступно в переводах, и это затрудняло знакомство с некоторыми авторами. Но Лэйнг не всегда останавливался перед такими препятствиями: Хайдеггера он читал по-немецки, Сартра – по-французски. Еще в студенческие времена основанный Лэйнгом Сократический клуб посещал необычайно одаренный китайский юноша. Он приехал в Великобританию учиться и прекрасно знал английский и немецкий языки. Он великолепно говорил и читал Гегеля и Маркса в подлинниках, всегда настаивая на том, что такие вещи нужно читать на языке оригинала. Лэйнг повстречал в нем самого одаренного ровесника. И он действительно задел его: владение языками тогда было для него недостижимой мечтой. Но… Хайдеггер и Сартр помогли ему взглянуть на свои способности по-другому. Техника чтения была следующей: Лэйнг выискивал каждое слово в словаре, а где-то через десять страниц текста работа уже начинала идти быстрее – основную суть он мог понять и без словаря. Можно догадаться, что при таком методе чтения понимал он на самом деле немного, но этих работ не было в переводе, и это было лучше, чем ничего.

Феноменология привлекла Лэйнга как теория описательной психологии. Он воспринял Гуссерля в духе его ранних проектов, – так же, как восприняло его большинство психиатров. Он читал «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии» и статью Гуссерля о феноменологии в «Британике». Но Гуссерль был для него лишь помощником на его собственном пути, ориентиры же задавала психиатрия:

В то время не было никакого интеллектуального пространства, чтобы возвыситься над психопатологией и начать говорить о ней. Так что мне казалось, что, в чем мы нуждались, так это в специфическом описании, которое не облекает непосредственно наблюдаемое в понятия «признаков» или «симптомов» болезни, фактически превращаясь в теорию болезни, которую мы стремимся описать. Мы нуждались в своего рода чистом описании. <…> Я пытался донести идею о том, что то, что в учебниках по психиатрии называют «описанием» болезни, не является лишь простым описанием действительности, потому что именование чего-либо болезнью – это уже часть теории болезни[71].

Феноменология пришла в жизнь Лэйнга не только благодаря работам Гуссерля. Первым текстом, в котором встречался сам термин «феноменология» и который он прочел, была «Феноменология духа» Гегеля. Он познакомился также с лекциями Жана Валя, посвященными Гегелю и прочитанными им в Сорбонне, читал «Сущность и формы симпатии» Макса Шелера, а также некоторые работы Мориса Мерло-Понти. Его как раз начали переводить на английский, читать его по-французски Лэйнг не смог, поскольку стиль и язык Мерло-Понти оказались для него слишком сложны.

Лэйнг штудировал не только феноменологов-философов, но и тех психиатров, которые использовали феноменологические идеи в своей практике. Так он познакомился с работами Карла Ясперса, прочитав все, что было тогда переведено на английский. Кроме того, второе издание его «Общей психопатологии» Лэйнг читал по-французски, поскольку английский перевод, по сравнению с французским, запаздывал. Он читал также французского психиатра Эжена Минковски, благодарность которому впоследствии выразит в посвящении к «Разделенному Я». Существовал также перевод «Смысла и содержания сексуальных перверсий» и фрагментов «Сна и его толкования» швейцарского психиатра, ученика Хайдеггера Медарда Босса. Так что Лэйнг был достаточно подготовлен в идейном отношении, чтобы написать то, что он напишет в своей первой экзистенциально-феноменологической книге.

Первый опыт Лэйнга в качестве специалиста был не психиатрическим, а неврологическим, поэтому обращение к достижениям неврологии и нейрофизиологии также было как нельзя кстати. Старший товарищ Лэйнга Джо Шорстейн познакомил его с идеями Курта Гольдштейна, который тогда был классиком неврологии. Его идеи холизма – целостности нервной системы, при которой поражение одного уровня приводят к изменениям на другом, – привели Лэйнга к вопросам о межличностном холизме, и он обратился к актуальным теориям межличностного взаимодействия и восприятия. Первый полученный Лэйнгом грант был связан с исследованием пациентки Нэн – больной с травмой головы.

Фактически единственной работой, которая касалась этих проблем, как обнаружил Лэйнг, была работа Мартина Бубера «Я и Ты». Благодаря этой книге он понял, что между людьми всегда существуют непосредственные отношения. Когда человек заболевает соматическим или психическим заболеванием, эти отношения не исчезают, напротив, они становятся гораздо более значимыми. «Я мечтал исследовать отношения между „я“ и „ты“ в связи с нейрофизиологией»[72], – говорит Лэйнг в интервью Бобу Маллану. Влияние Бубера особенно заметно в ранних работах Лэйнга, например, в «Разделенном Я» и «Я и Других», в диалектике Я и Ты, в понятии межличностной коммуникации, во взаимодополнении одиночества и взаимодействия и пр.[73].

Но Бубер писал о философии отношений между людьми. Лэйнг стал интересоваться тем, что говорят о взаимодействии между пациентом и врачом. Здесь ему на помощь пришли работы психоаналитика Гарри Стэка Салливана. Впервые Лэйнг наткнулся на его имя во время службы в армии, когда работал в больнице в Нетли. В медицинской библиотеке он обнаружил статью, где цитировалось высказывание Салливана, его обращение к молодым психиатрам: «Мне бы хотелось, чтобы вы всегда помнили, что в современном обществе прав пациент, а вы неправы». Эта фраза задела его, и он стал искать работы незнакомого ему психоаналитика. Он отыскал несколько статей и лекций Салливана и то, что он прочел в них, оказалось созвучно его вопросам и идеям:

Так, доводы Гарри Стэка Салливана оказались весьма важны, потому что тогда я был в состоянии понять, что, в общем, мезальянс между неврологией и межличностными отношениями существует. В то же время я чувствовал, что у рассогласования между теорией межличностных отношений и неврологией были определенные теоретические и практические последствия, что они обе были правы: разве не может быть нейрофизиологии межличностных отношений, которая будет учитывать различия между двумя дисциплинами, и разве это не будет настоящим слиянием?[74]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});