Перышко из крыла ангела - Екатерина Неволина

Кукла и девочка – ну чем не идеальная пара?! Он никогда не оставит ее. Она будет хранить ему верность. А весь мир за окном их маленького кукольного домика превратится в пыль – в сон, в мираж, в цветное кино.

Девочка осторожно, словно он был выточен из тонкого хрупкого льда, взяла ангела в руки и закружилась с ним в вальсе по комнате. Совсем как в том сне про бал.

Так они и танцевали под неслышную музыку – девочка и белокрылый ангел, милость господня, угасшая звезда.

Вдруг из крыла ангела упало перо и закружилось в воздухе, медленно опускаясь на ковер, будто танцуя свой собственный вальс.

И девочка, тоже кружась, отщипнула еще одно перышко, а потом – еще одно и еще… Словно снег, закружились по комнате белоснежные перья из ангельских крыл.

Будто в комнату к Тане нежданно-непрошенно пришла вдруг зима. Удивительная зима, когда у всех кругом лето.

Но и этот снегопад утих и прошел, и теперь перья лежали на ковре, словно умершие листья.

Таня взглянула на ангела. Вместо крыльев у него за спиной поднимались лишь пустые проволочные каркасы. Ей показалось, что ангел в ответ глядит на нее недоуменно и обиженно, и от этого ее вдруг пронзила такая острая нежность, что девочка крепко-накрепко прижала куклу к груди, а на глазах ее показались слезы.

Не может быть! Она – волчица – плачет от нежности и умиления! Не может быть…

– Таня! – В комнату заглянула мама, и девочка отвернулась, чтобы та не заметила ее слез. – Что это у тебя? Ты что, подушку распотрошила?

– Понимаешь, мама, ангелы всегда линяют к лету, – ответила Таня и громко засмеялась.

– Точно не наигралась. Ты вообще в детстве была очень серьезным ребенком, вот сейчас и наверстываешь, – покачала головой мама. – Смотри, убери все тут.

– Обещаю, – кивнула Таня, так и не повернув к матери исчерченного дорожками слез и растекшейся туши лица.

* * *

Миша позвонил уже вечером:

– Привет, я соскучился и хочу с тобой встретиться. У меня как раз вечер освободился.

– Я знаю, – тихо произнесла Таня. – Заметок на сегодня больше не будет? И Нику ты на сегодня уже все написал?

– Ах, знаешь? – переспросил он. – Ничего ты не знаешь. Выходи сейчас, я буду ждать тебя на углу, на старом месте.

– Зачем?

Миша явно удивился:

– Я тебе все объясню.

– Ну раз все, это, конечно, меняет дело, – сыронизировала она.

Он не обратил на ее иронию никакого внимания и еще раз повторил:

– Я буду ждать тебя.

Таня подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. На нее смотрела стройная девочка с волчьими желто-ореховыми глазами, неровными, асимметричными прядями волос, падающими на лицо, и четкой линией тонко очерченного рта.

– Я – волчица, – сказала она, тряхнув волосами. – И пусть трепещут все зайцы и косули и особенно полинявшие ангелы!

Она обулась и вышла из квартиры, крикнув напоследок «Я ненадолго!» куда-то в сторону кухни, где Геннадий Сергеевич, облаченный в женский, расшитый цветами фартук, надетый на его повседневную домашнюю одежду, со смешной старательностью ассистировал маме. Завтра из издательства должен приехать фотограф, и Танина мама торопилась, готовя материал для слайдов в новую книгу.

На углу дома, где они так часто встречались, Таню ждал Михаил. Девочка заметила, как проходящие мимо девчонки кинули в его сторону заинтересованные взгляды.

Кое-что, наверное, никогда не меняется.

– Ну, привет еще раз. – Она издали помахала ему рукой.

– Таня! – Он шагнул к ней, глядя ей прямо в глаза. – Возможно, ты считаешь меня негодяем…

– Нет, почему же. – Она пожала плечами, а он от неожиданности замолчал, сбившись с мысли.

Сделав явную попытку собраться, Миша продолжил:

– Я догадываюсь, как ты любишь своего отца, но и моему поведению есть объяснение.

Таня молчала, с любопытством глядя на него. Помогать ему вести этот разговор она явно не собиралась.

– У меня был сосед… – Михаил растерянно оглянулся, будто ожидал увидеть этого соседа прямо у себя за спиной. – А что мы стоим? Может, пойдем куда-нибудь сядем?

– Извини, у меня не так много времени, – ответила Таня и прислонилась спиной к стене дома, ожидая продолжения рассказа.

– Ну хорошо… Так вот, у меня на старой квартире, там, где сейчас родители живут, был сосед. Денис Петровский, который работал судьей-рефери на петушиных боях. Никогда, – красивое лицо Михаила чуть искривила брезгливая гримаса, – не интересовался, что там и как, но представляю, что это не слишком приятное зрелище. Плюс к тому азарт, деньги и прочее. В общем, твой отец встретился с Петровским, напоил его и вытащил из него всю информацию по играм. Денис вообще мужик, конечно, неплохой, но бывает не стоек к алкоголю. Как понимаю, он твоему отцу всю тайную кухню и выложил.

Тут он посмотрел на Таню, ожидая ее реакции, но Таня по-прежнему молчала.

– В общем, Петровский говорит, что хотя и был пьян, взял-таки с твоего отца клятву, что тот не напишет о некоторых фактах и уж ни под каким видом не назовет его имени. Твой отец поклялся. И клятву нарушил. Ну а дальше все просто. Люди, заинтересованные в этом бизнесе, предъявили Денису кое-какие претензии, в результате чего он попал в больницу в очень тяжелом состоянии. И тогда я твердо решил отомстить твоему отцу. Чтобы всяким другим журналюгам впредь неповадно было.

– И что, отомстил? – спросила Таня с легким любопытством.

– Извини, если ты про те заметки. Я не хотел пугать тебя. Но ты должна знать, какой он на самом деле! Все должны знать, что он – убийца!

Мишины глаза сверкали яростным огнем, а в голосе слышался напор и святая вера в свою правоту.

– Значит, ты считаешь себя вправе судить других? – спросила девочка.

– А что тут судить? Сама подумай! Твой отец причинил очень много зла и причинит еще больше, если его не остановить. Если его не наказать!

– И что, месть для тебя настолько важна? – Таня смотрела не на него, а себе под ноги, как будто ответ на этот важный вопрос лежал прямо там.

– Я думал, ты меня понимаешь и…

– А я думаю, что ты в точности такой же, как мой отец, – перебила его Таня.

Миша шагнул вперед и сжал ее пальцы.

– При чем здесь твой отец? Ты действительно очень мне нравишься, – сказал он тихо. – Все эта история с Ником Старом не имеет к тебе отношения. Я просто хочу, чтобы ты была на моей стороне… или нет. Если хочешь, не принимай ничью сторону. Просто забудь об этом, пусть все остается по-прежнему!

– А при том, что вы оба не видите ничего, кроме той правды, которую придумали для себя. – Таня осторожно высвободила свою руку. – Ни он, ни ты не замечаете других людей. И поэтому очень жестоки. Вы оба.

– Хорошо, скажи, как мне измениться? – быстро сказал Михаил и снова попытался взять ее за руку, но она только покачала головой.

Черные пряди упали ей на глаза, и она нетерпеливо отвела их.

– Я не знаю. Это надо просто чувствовать. Ты вообще умеешь чувствовать, любить, сострадать? – Она взглянула в его лицо. Михаил казался обеспокоенным, но не более того.

«Может ли он радоваться и огорчатся? Есть ли у него эмоции?» – подумала вдруг Таня, вспоминая, что, пожалуй, ни разу не замечала на этом красивом неподвижном лице никаких ярких человеческих чувств – ни когда они стояли высоко на площадке недостроенного дома, ни когда он дрался с ребятами из ее стаи… Его лицо всегда оставалось спокойным и холодным…

– Я же сказал: ты мне нравишься. Какие чувства тебе еще нужны? Ну, хорошо. Помоги мне стать лучше!

– Знаешь, мне снился сон, – вновь заговорила девочка. – Музыка, зал, свечи… Это был маскарад. Мне казалось, что под одной из масок был ты, и я срывала их одну за другой, но всякий раз не находила лица – там была только новая маска…

– Таня! Я не могу потерять тебя! – перебил он.

– А я не могу остаться. Я не верю, что ты – живой. И, знаешь, ты мне просто больше неинтересен. Ни ты, ни твоя глупая месть.

– Почему ты все время повторяешь слово «месть»? Это не месть, это справедливость. Я просто восстанавливаю справедливость!

В свете фонаря золотистые волосы Михаила казались нимбом. Карающий ангел. Человек, лишенный человеческих чувств.

По крайней мере, он предстал перед ее глазами именно таким. Красивым, бесстрастным и абсолютно чужим.

Все счастливые воспоминания, связанные с Мишей, мгновенно пронеслись перед ее мысленным взором и исчезли, сменившись пустотой и равнодушием.

Таня заглянула в свое сердце и увидела, что оно тоже вдруг опустело. Словно холод, шедший от Михаила, добрался и до него.

Девочка устало прикрыла глаза рукой:

– Я не сержусь на тебя. Нам с тобой просто не по пути. Я ухожу – вот и все.

И она пошла прочь.

– Я думал, что ты понимаешь меня! Погоди! – крикнул ей в след Михаил, но Таня и не думала оборачиваться.

На душе у нее вдруг стало легко и спокойно. За эти дни она потеряла двоих близких людей. За эти дни она поняла, что эти люди не были для нее близкими.