Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

Он уставился в чашку, медленно болтая ее содержимое – как будто гадал на кофейной гуще. А может, и правда гадал. Черт его разберет со всеми этими колдовскими зельями и сизоватым дымом из очага.

Подняв голову, Ван Драавен уставил на Марка прозрачные глаза. «Рыбьи, – подумал Марк и тут же поправился: – Нет, не рыбьи. Хрустальный взгляд статуи».

– Давайте не будем юлить, Салливан. Я догадываюсь, зачем вы сюда прибыли. Видимо, отнюдь не затем, чтобы продолжить этнографические труды вашего предшественника – если это можно так назвать. Вам интересно, кто прикончил Паолини.

– И кто же?

– Вы удивитесь. Никто. Все обстояло ровно так, как я указал в своем рапорте. С утреца пораньше он отправился в скалы, чтобы пообщаться с утабе. Я работал в огороде. Может быть, часом позже я услышал крики от воды. Присмотрелся и обнаружил отца Франческо, спокойно и отстраненно плывущего к морю. Из реки я его выловил, но он был мертвей мертвого.

– И это вас ничуть не шокировало?

– Меня мало что способно шокировать.

В это Салливан почему-то поверил сразу. Не поверил в другое.

– Хорошо. Допустим. Вам не приходило в голову, что Паолини не сам поскользнулся на скалах? Что ему помогли? Например, тот же утабе?

Геодец покачал головой:

– Вряд ли. Утесники любили Франческо. В нем им виделась хоть какая-то управа на меня.

– Безосновательно? Ван Драавен улыбнулся:

– Вы в чем-то меня обвиняете?

– Упаси меня время. С чего бы?

Геодец прищурился и неожиданно брякнул:

– А вы поклоняетесь времени, Салливан?

– Откуда вы взяли?

– Так. Интересное выражение.

– А вы поклоняетесь Разрушителю, Ван Драавен?

– У вас неверное представление об ионнанитах.

– Так просветите меня.

– Вечером я обычно читаю проповедь. Если вы уже достаточно оправились, приходите послушать. Или просто откройте парадную дверь. Я сижу прямо на лестнице.

– То есть вы не только приучаете аборигенов к полезному труду, но и заботитесь об их духовном благосостоянии?

– Если вы не заметили, я миссионер. Чем, по-вашему, занимаются миссионеры?

«Морочат людям голову, к примеру. И убирают с дороги тех, кто этому мешает».

Марк и сам не понимал, почему его так и тянет обвинить геодца в каких-нибудь непотребствах. Казалось бы, человек ухаживал за ним, блевотину подтирал, тряпье менял. Наверняка не самое приятное дело. Почему же он не испытывает ни малейшей благодарности? Неужели всему виной задание коммодора? Неужели он, Марк, заранее готовится к предательству, а потому не допускает и мысли о дружбе с чужаком?…

Нет. Марк Салливан умел трезво оценивать себя. Без этого ценного качества жизнь в лицее была бы совсем невыносима. Лучше узнать правду о себе прежде, чем тебя ткнут в нее мордой другие. Так вот, просьба – или, вернее, приказ Висконти – тут ни при чем. Ни при чем грызня в верхушке ордена, дележ лакомого пирога власти. Просто геодец врет. Не во всем, но в чем-то врет несомненно. Марк по-прежнему не мог его прочесть, по-прежнему на месте человека таращилась пустота, и даже электрические искорки куда-то спрятались. Но не надо быть психиком, чтобы понять: миссионер чего-то не договаривает. Чего?

– Я непременно приду послушать, – пообещал Марк. – В конце концов, наши ордена в чем-то родственны. Ростки из общего корня.

– Да, и два других ростка ваши братья уже благополучно затоптали.

– Григорианцы и юлианцы поддерживали враждебные Земле силы.

– Так вам сказали.

– А это неправда?

Священник равнодушно пожал плечами:

– Давно это было.

Два неполных века – не такая уж старина, но Марк с охотой сменил тему:

– Хорошо. Поговорим о том, что было недавно. Перед смертью отец Франческо собирался встретиться с утабе-секен?

– Да.

– Что ж. Вполне возможно, туземец больше расскажет о случившемся. Завтра я побеседую с ним.

В ответ на эту идею геодец весьма паскудно ухмыльнулся:

– У вас, Салливан, был шанс побеседовать с утабе, но вы его упустили.

– В смысле?

– В смысле, на том свете. Утабе мертв.

Та-ак. Отец Франческо погиб. Единственный свидетель – покойник. Как интересно. Или не единственный?

– Хорошо. Возможно, кто-нибудь из утесников…

– Вряд ли они с вами будут разговаривать. Утаме совсем чокнулась, как вы могли заметить… если успели заметить до того, как грохнулись в обморок. Она приказывает убивать всех, кто пересек или даже собирается пересечь черту. Не говоря уже о тех, кто является из-за черты.

– Как умер утабе?

Глаза геодца хрустально блеснули.

– Несчастный случай.

Ригель А, смутно видимый даже днем, горел в ночном небе, как новенький гвоздь в лакированной крышке гроба. Его младших братцев, близнецов Ригель B и С, вокруг которых вращался таинственный мир Новой Ямато, скрывала сейчас меньшая из двух здешних лун. Вторая и третья планеты системы, газовые гиганты, еще прятались за горизонтом. Марк срезал дерн саперной лопаткой, чувствуя себя, во-первых, осквернителем могил, во-вторых, идиотом.

Священник убрался лечить кого-то из туземных доходяг и должен был задержаться до утра. Местные постоянно хворали. Похоже, труд на свежем воздухе не шел им на пользу. За крестом, венчающим могилу отца Франческо, виднелся целый ряд свежих холмиков. Умершие весной дети. Их могилы не украшали склепанные из арматуры монстры – там торчали простые ионнанитские кресты, связанные из веток.

Саперная лопатка оказалась приторочена к рюкзаку с НЗ. Все же военные молодцы. Не будь ее, Салли-вану пришлось бы разгребать землю руками или украденной у священника тяпкой, и следы замести стало бы гораздо сложнее. Марк аккуратно откладывал срезанные пласты в сторону. Если повезет и он обернется быстро, могилу можно будет накрыть дерном, и ге-одец ничего не заметит. Пахло разрытой жирной глиной, сонной зеленью от огорода, свежестью от реки. Над водой стояла белесая дымка, поплескивали о берег небольшие волночки. Туманность Голова Ведьмы распростерлась на полнеба, и не будь Марк так занят, он не сумел бы удержаться от восхищенного возгласа. Пылевое облако, подсвеченное Ригелем, горело ярче земной авроры. Сейчас, однако, небесный салют занимал землянина в последнюю очередь. Чтобы отвлечься от мыслей о том, что он увидит под полуметровым слоем грунта, Марк прокручивал в голове сказку, рассказанную геодцем.

Вечерняя проповедь пользовалась успехом. Напахавшиеся за день туземцы расселись полукругом. Они болтали, перешучивались, пихали друг друга локтями – ни дать ни взять младшеклассники на открытом уроке. У Марка, устроившегося на пороге за спиной священника, наконец-то появилась возможность как следует разглядеть местных. У утан не было никаких украшений – если не считать украшениями неприятного вида шрамы, пятнавшие кожу мужчин. Из одежды – полоски кожи, травяные юбочки. Только у нескольких обнаружилось что-то вроде рубах. Рванина, пожалованная с миссионерского плеча. Здесь собрались и взрослые, и дети. Вид и у тех и у других был нездоровый. Редкие нечистые зубы, воспаленная кожа, ноги, слишком тощие и опухшие в лодыжках. На лица мужчин и женщин свисали нечесаные космы грязно-черных волос. И все же настроение у собравшихся было радостное. Наверное, им было приятно посидеть на мягком закатном солнышке, а не вкалывать в поле. Багровый, слишком насыщенный цвет валящегося за лес светила лишний раз напомнил Марку, что он не на Земле. Перистые облака сулили перемену погоды. Ветер уже начинал поддувать, и самые хилые из туземцев зябко поеживались. Странно. Они должны быть привычны к злым холодам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});