Вниз по темной реке - Одден Карен

О’Хаган выставил против меня высокого жилистого парня по имени Девлин. Выглядел тот точь-в-точь как я в первый день на ринге. Через год-друтой Девлин вырастет в хорошего надежного бойца. Один из боксеров, Мерфи, остановил меня перед выходом на ринг и тихо сказал:

— Пропусти от него пару ударов, чтобы все было не так очевидно.

— Что? — вздрогнув, переспросил я.

— Думаешь, ты выиграл первые бои, потому что настолько силен? — насмешливо фыркнул Мерфи.

Его слова ударили меня, словно обухом по голове, и я страшно обозлился.

— Иисусе… Не знал, что ты такой болван… — моргнул Мерфи.

Меня окатила волна стыда. Выиграл ли я честно хоть один из тех ранних матчей? Бьюсь об заклад, что да! Прекрасно помню, как одобрительно смотрел на меня О’Хаган, когда я укладывал на ринг Джо Келли, Томми Мэкки, а потом и Лема Шэнехана.

А если нет?

Я поймал взгляд, брошенный Симусом на букмекера, увидел, как Симус подтолкнул того локтем, и на меня обрушилась неприглядная истина: я — не более чем пес на собачьих боях, всего лишь средство для набивания чужих карманов.

Ну что же, Микки, для тебя это тоже бизнес… Сделай то, что от тебя требуется: сдай матч, получи деньги, а потом уйдешь навсегда.

На ринг я вышел с пустой головой. Сейчас пытаюсь не судить себя строго: я был молод, горяч, и весь кипел от унижения. Уже через десять секунд намерение поддаться сопернику испарилось без следа. Девлин нанес неплохой первый удар, после чего я выложился без остатка. Приди я в клуб после целого дня работы в порту, Девлин еще мог бы пару-тройку раз пробить мою защиту. Но в тот вечер у него не было ни единого шанса. Уже через двадцать секунд он оказался на полу, перевернулся и еще минуту неподвижно лежал на спине.

Я вытер угол рта, ощутив соленый привкус крови на губах, и глянул на О’Хагана. Тот стоял у стены с каменным лицом, скрестив руки на груди. Отвернувшись, он сплюнул себе под ноги.

Я отдавал себе отчет в том, что только что случилось. Впрочем, я принес ему чертову уйму денег, и рассчитывал, что мне дадут еще один шанс, как случилось после поражения от Гэхана. Подойдя к О’Хагану, пробормотал, прикрывшись рубахой:

— Следующий раз проиграю.

— Убирайся ко всем чертям!

Перед моим мысленным взором мелькнуло лицо ма Дойл. Я точно знал, как она помрачнеет, когда поймет, что денег за кулачные бои больше не будет. Впрочем, ма изо всех сил будет скрывать разочарование. Меня охватило раскаяние.

— Клянусь, я сдам следующий бой…

— Выметайся, я сказал! — безжалостно рявкнул Симус.

— Но… мне нужны деньги, — промямлил я.

— Проклятый идиот! — прошипел О’Хаган. — Я и так почти ничего не заработал за этот месяц, а теперь вообще чуть ли не банкрот!

Я перевел дух, попытавшись взять себя в руки.

— А мой фунт за эту неделю?

— Тебе повезет, если я не вышибу из тебя дерьмо, — хрипло рассмеялся О’Хаган. — Уберешься ты или нет?

Как быстро все изменилось… Я выбрался из грязного логова и побрел домой.

После моего рассказа о сегодняшнем дне у ма Дойл отвалилась челюсть — как я и ожидал. И все же минуты не прошло, как она похлопала меня по руке:

— Денег-то мы заработаем, Микки. Но боюсь, что Симус будет тебя преследовать. — Ма вздохнула. — Он поступил жестоко, вышвырнув тебя за единственный промах, — и это после всего, что ты для него сделал. Другое дело, что у некоторых людей нет чувства жалости. Их ничем не проймешь.

— Я пообещал ему проиграть следующий бой. Черт, сдам любой матч, какой ему захочется. Теперь знаю — все это делают.

— В Ирландии О’Хаганы всегда считались отбросами, — щелкнула языком ма. — Доверять им нельзя.

Она часто повторяла, что надежность — именно то качество, которое отличает настоящего человека от всякой гнили.

На следующее утро мое изумление испарилось, сменившись гневом. Несколько следующих дней я вынашивал планы мщения: подумывал сдать О’Хагана полиции — пусть расшибется о твердь неумолимого закона. Ма немедленно поняла, о чем я мечтаю, и спросила:

— Чего хмуришь брови?

— Да нет, ничего, — пробурчал я, ремонтируя ножку стула.

Она приподняла пальцем мой подбородок, заставив глянуть ей в глаза.

— Хочу отомстить О’Хагану, — признался я.

— Ах, Микки, не будь глупцом, — встревожилась ма. — Все кончится тем, что мы увидим тебя в гробу… — Она опустилась на колени рядом со мной, и ее лицо смягчилось. — Знаю, тебе больно, и все же овчинка выделки не стоит. Мы с тобой понимаем, что О’Хаган поступил несправедливо, и все же я рада, что с боями покончено. Придумаем что-нибудь другое, вот увидишь!

Ее слова подействовали словно бальзам, и мой гнев утих.

Наверное, этим все и кончилось бы, однако через пару дней полиция нагрянула в клуб и арестовала кучу народа, в том числе и О’Хагана. Полисмены были вне себя от радости: еще бы, удалось взять ирландца с поличным, с кучей денег на руках, а записи в его книгах изобличали еще добрый десяток участников. Симус не сомневался, что подставил его я, и в тот день, когда он угодил в тюрьму, ма прибежала в порт и втиснула мне в руку несколько монет, а в другую — сумку с вещами и запасом еды.

— О’Хаган передал весточку на волю, что ты его сдал.

— Это неправда! — запротестовал я.

— Клянешься? — Она испытующе посмотрела мне в лицо.

— Вот тебе крест! Ты ведь меня убедила — месть не стоит того, чтобы за нее умирать.

— Ну, раз так, бог даст — правда когда-нибудь выплывет наружу. И все же сегодня тебе придется уехать, Микки. Потом напишешь, где тебя искать.

Ма быстро обняла меня, пробормотав благословение, и подтолкнула в направлении Леман-стрит.

Оттуда я добрался до Ламбета, где и устроился в столичную полицию, — мою силу и крепкое телосложение оценили и там.

Облачившись в полицейскую форму, я получил возможность кое-что выяснить и узнал, что молодой Девлин далеко не сразу оправился после памятного боя. Его отцу стало известно, где пострадал сын. Именно он и навел полицию на О’Хагана. Я тайно отправил сообщение в Уайтчепел и в конце концов получил записку от Симуса, что тот считает мои слова правдой, и все же продолжает винить меня за бой с Девлином.

С тех пор прошло десять лет, и я больше не обменялся с ним ни словом. Так или иначе, мы с Симусом заключили негласную сделку: он знал, что я не раз мог его арестовать, и все же не сделал этого. Мне же случалось бывать в Уайтчепеле, и меня никто не трогал. И все же оставались люди, считавшие меня ирландской крысой, которые с удовольствием со мной покончили бы.

Каждый раз, выходя на Леман-стрит, я сжимал рукоятку полицейской дубинки.

* * *

Я открыл дверь в лавочку, где, как обычно, толпился десяток покупателей. Миссис Уинн, заметив меня, улыбнулась, и я подмигнул в ответ. Впрочем, в разговор вступать не хотелось. Ма в зале не было, зато за прилавком стояла засветившаяся от радости Элси.

— Ма в задней комнате? — спросил я, кивнув на дверь.

Элси, покачав головой, указала на потолок, и я в нетерпении побежал вверх по лесенке, открыл дверь своим ключом и вошел.

— Ма!

Она вышла из спальни и заключила меня в объятия.

— О, Микки! Спасибо, что пришел!

— У вас все хорошо?

— Ну да! — удивленно распахнула она карие глаза. — Я же писала — все замечательно.

У меня словно гора с плеч свалилась.

— Господи, Микки, что у тебя с лицом? — Ма заставила меня повернуться к свету. — Неужели снова занялся боксом?

— Конечно, нет! — Я наклонился и поцеловал ее в щеку. — Ничего страшного, я в порядке.

Она снова окинула меня внимательным взглядом, как делала, когда я являлся домой с синяками после боя.

— Что ж, отлично.

Ма еще несколько секунд прижимала меня к груди, затем отпустила. У меня потеплело на душе — так приятно, когда тебя обнимает самый близкий человек, ставший тебе приемной матерью… Я погладил ма по плечу и расстегнул пальто, продолжая незаметно ее рассматривать. Медно-рыжие волосы слегка поредели на висках, на круглом лице появилось несколько новых морщинок, ну а в целом она выглядела совсем неплохо. Уайтчепел скручивает людей в бараний рог, но ма Дойл не из тех, кого легко сломать. Ее жизнь была довольно благополучна — в лавочке бойко продавались свечи и прочие товары по вполне умеренным ценам, к тому же ма умела проявить сочувствие, не унизив человека жалостью, и в нужный момент предложить чашку чая.