«Мы одной крови». Десант из будущего - Юрий Валин

Лейтенант-очкарик. Торчок его знает лично, это бесспорно. Возможно, и Сергей Вячеславович именно о нем рассказывал. Тоже переводчик, тоже очкастый, с виду увалень и маменькин сынок. Хотя сейчас лейтенант Евгений (если верить документам), окуляры свои снял и близоруким не выглядит. Странно, что тоже с бревнышками ковыряется. С другой стороны, и майор работает. И отметины у него на брюшке явно пулевые. Майор-москвич с пулевыми? Или все-таки абвер, или как его там сейчас переименовали? Документы ерунда — с ходу хорошую «липу» не расколет и профессионал, не то что старшина с крошечным опытом. Абвер или финны? У тех вроде много в разведке белогвардейцев и прочих предателей. Не складывается. Торчок этого Женечку признал без всяких колебаний, тут сомнений нет. Перевербовали? Маловероятно. И все равно…

Марина понимала, что делает глупости. Какая оперативная работа? Какой поиск? Кто поручал? Скажут, что спятила, из СМЕРШа определенно уберут. Может, и под трибунал сунут за дезертирство. Ну, дальше фронта не пошлют, а доживать до победы старшине Шведовой причин не имеется. Нет, в Касимове свои действия обосновала, только самоуправство пришьют, но не дезертирство. Торчок вообще ни при чем останется. Звание у Шведовой невысокое, не очень заслуженное, но тут сгодится для оправдания.

…Не мог Варварин погибнуть. То тело изломанное, от крови плохо отмытое, старый шрам на лбу — все это случайность. Совпадение нелепое. Таких совпадений не бывает, но вот оно случилось. Жив он должен быть…

…Пилотка вновь терла мокрые щеки, Марина смаргивала. Здоровяк-дуролом опять плыл от берега, тащил за собой плотик корявый с бечевкой и камнем-якорем — шпионы глубину промерить собрались и «буек» оставить. С берега командовал-направлял майор…

…Если ОНИ чужие, то могут самолет уничтожить, следы окончательно замести. В машине вполне взрывчатка может быть. Ну, Торчок там приглядится — у Павло глаз-ватерпас, это проверено. Водитель у чужаков вообще странный — явно не в себе парень. Плохо у врага с кадрами.

…Чужаки. Уверенность окрепла, Марина понимала, что и самой себе ту убежденность объяснить не сможет. Может, они и не от немцев или финнов пришли. Москва, она тоже… разная. Но враги, и к гибели Сергея они отношение имеют.

…Назвала… Просто Сергеем назвала. Неужели это смерть так быстро все стирает? Неизменно «товарищ майор», потом «товарищ подполковник»… И «Сергей Вячеславович», даже когда…

…Кобура нагана на бок давила. Вчера оружие смазывала. Спуск отрегулирован, револьвер ухоженный, штучный. Сергей… Вячеславович сам выбрал, сам оружейникам носил. «Щечки» поменяли, краску светящуюся на мушку нанесли. Любил он с оружием повозиться, да все времени не хватало…

…В глазах плыло, щеки, кажется, опять мокрые. Пальцы вздрагивали на теплой коже клапана кобуры. Можно и вмиг все кончить. Легко станет. Да только не одобрил бы. И эти… в воду ведь тело столкнут, возиться не станут…

…Глубокую воду Марина Шведова ненавидела почти так же, как и немцев…

Что же делать? На хуторе наверняка наши, но задержать группу особистов с отличными документами, кто решится? Скорее уж наоборот. Прибежала какая-то девка, старшина с чужого фронта, с подозрениями нелепыми. Даже Торчок не поймет…

…Движение сбоку от себя Марина уловила лишь краем глаза. Уткнулась носом в пилотку — осторожно шли двое с оружием, правее еще двое…

Серые застиранные гимнастерки, у ближайшего трехлинейка наперевес. Второй в каске какой-то странной, тоже с винтовкой. Финны?! К чужакам идут. Точно! Вот оно и сложилось: прикрывают ряженую диверсионную группу. Нет, крадутся ведь очень осторожно. Уже знают, что русские на диверсантов вышли?!

Марина потянула застежку кобуры, пальцы коснулись рукояти «нагана». Семь патронов. Считать выстрелы нужно. И этих семеро… Павло Захарович уже не поможет. Только бы он сам сообразил к хутору уйти. Накроют диверсантов наши, обязательно накроют…

* * *

— Да где там донырнуть? — Женька переступал на месте, — голую спину пригревало, а босые ноги на сыром песке стыли — тут вам не Крым, и даже не Москва-река. — Туда со скафандром опускаться нужно.

— Спокойно. У тебя глубины германских диалектов исследованы-изучены, а у Валеры свой профиль, водный. Разберется, — Попутный почесал пузико, по домашнему нависающее над синими военно-семейными трусами. — Нам, главное, место засечь. Что-то не внушает мне этот ероплан загадочный. И пятна на воде… Да, Женя, ты если что, то за камни и вдоль берега…

Последнее было сказано почти тем же тоном, но именно, что почти. Женька чуть заметно вздрогнул, не поворачивая головы, скосил глаза — никого не увидел, но был там, на песчаном подъеме кто-то…

— И еще двое у деревьев. Хм, что-то мы неустанно лажаемся, — Попутный улыбнулся, вытянул пухлую лапу в сторону озера, потыкал пальцем. — Ох, Валера, ай да бобер, ай да ихтиандр…

За спиной тихонько свистнули.

Женька обернулся: шагах в десяти стояли двое со вскинутыми винтовками. Солнце слепило — различил лишь сапоги, очень похожие на наши. А вот брюки иные…

…Куда лучше, чем финнов, Женька видел лицо начальника: круглая, простоватая физиономия Виктора Ивановича выражала глубочайшее изумление. Коленки майора подогнулись, он вдруг бухнулся на нагретый озерный песочек. Словно отгоняя дурной сон, махнул на солнечные фигуры растопыренной пятерней — брысь, прочь поди, ох, причудится же…

— Суюда подхооди, — негромко приказал один из сияющих силуэтов.

Виктор Иванович было приподнялся, вновь плюхнулся на колени, забормотал:

— Вы чего… Не надо. Только не стреляйте. Я — майор! Важный чин. Инженер. Вот видите… — он показал вздрагивающим пальцем на погон с майорской звездочкой. — Майор я, ферштейн? Меня стрелять никак нельзя…

До одежды, до оружия было всего два шага. «Суоми» Коваленко аккуратно лежал на сапогах. Женькин ТТ темнел в предусмотрительно расстегнутой кобуре. Только эти два шага, ну никак…

— Товарищи! Камарады! — в голосе Попутного звучал искренний ужас. — Не убивайте. Я показания важные дам. У меня ж память… Я карту назубок. Все скажу, все…

Голопузый майор, задрав руки, мелкими шажками, на полусогнутых, приближался к финнам. Его ощутимо трясло — в какой-то момент Женька видел только волосатые руки начальника и его спину в неубедительном загаре. С опозданием понял — майор сектор стрельбы перекрывает, чтобы дурака-переводчика не завалили сдуру. Женька медленно начал поднимать руки…

…Попутный споткнулся, вновь плюхнулся на колени. Застонал, в отчаянии захлопал по песку ладонями:

— Ваша! Ваша землица! Да я всегда за добрососедские отношения выступал… ой, да я вообще не коммунист…

Ближний финн что-то негромко сказал товарищу. Что-то презрительное. Попутный пискнул, отмахнулся ладошкой:

— Только жить дайте…

Отчего финн пошатнулся и головой дернул, Женька не понял — камешек, вылетевший из пухлой майорской ладошки был крошечный — и воробья не убьешь. Но если в глаз — неприятно. Впрочем, финны, наверное, и сами не поняли, что случилось — каучуковый колобок, в который превратилось с виду рыхловатое тело Попутного, в долю секунды оказался рядом, мимолетным толчком сбил вверх винтовочный ствол, подкосил второго стрелка — вместе покатились по песку — финн охнул…

…К автомату и вещам Женька не прыгнул — того и ждут, сам на пулю налетишь. Прыжок вбок, и сразу вперед, — солнце все слепило, босые ноги, как назло, глубоко вязли в песке. Ошалевший финн сидел, криво держа винтовку — видать, когда плюхнулся, задел себя по чувствительному. Женька прыгнул «рыбкой», лишь в последний момент различил щетинистое лицо, выпученные глаза под козырьком каски, левый глаз все смаргивал, камешком-то задело…

…Обрушился на противника Земляков не сильно удачно, но и финн бестолковый лишь попытался винтовкой заслониться. Женька стиснул теплое ложе трехлинейки, с силой пихнул затвором прямо в морду гаду. Тот хекнул, уперся. Тупо пыхтеть, тщась удавить врага его же винтовкой Женька не собирался, тут же отпустил оружие, рванул каску врага…

…Хлопнул выстрел, но это переводчика Землякова не касалось — делом Женьки был этот финн тридцатилетний, ужаснувшийся тяжести, на него навалившейся, и глаза его светлые, расширившиеся…

…Башку врагу Женька не оторвал — ремешок каски застегнут не был, слетела, увесистая, потертая. Ни кастрюля, ни чугунок — среднее что-то. Первый удар винтовку задел — лязгнуло, финн ахнул — нос его набок смялся. Второй раз Женька каской уже точно врезал. Какой звук, когда череп под ударом покатого металла трескается? Да, собственно, ничего особенного…

…Револьверный выстрел, еще выстрел… Размеренные, словно в тире… Потом затрещали автоматы… Выдирая из рук еще вздрагивающего финна винтовку, Женька видел, как прытко скачет через корни, виляет между стволами сосен, скатываясь сверху, от машины, Торчок. Шпарит на ходу короткими… За ним, пошатываясь, брел водила, прислонился к сосне, вскинул ППШ…