Нансен - Александр Таланов

Ранней весной 1886 года рослый, светловолосый норвежец предстал перед профессором Гольджи. Итальянский ученый охотно ознакомил приезжего со своим методом исследований.

Пребывание Нансена в Павии не затянулось. По совету Гольджи он отправился в Неаполь. Там находилась созданная доцентом Иенского университета Антоном Дорном биологическая станция.

Об этом своеобразном учреждении следует рассказать особо.

Вдоль Неаполитанской бухты пролегает Корсо — набережная, с которой открывается широкий вид на голубые просторы Средиземного моря и живописный остров Капри.

Фешенебельное Корсо во время сезона заполняют щегольские экипажи, шикарные всадники, толпы прогуливающихся людей. Рядом с этим оживленным местом раскинулся обширный тихий парк. Тенистые дубовые аллеи его перемежаются купами акаций и тропическими пальмами, среди которых светлеют мраморные статуи — превосходные копии образцов античной скульптуры. В глубине парка высится здание биологической станции.

Не случайно для ее постройки Антон Дорн выбрал побережье Средиземного моря. Фауна этого моря, исключительно богатая и разнообразная, дает неисчерпаемый материал для исследований. «И что особенно важно, — утверждал Дорн, — исследователи могут здесь изучать морскую фауну не по заспиртованным, обычно искаженным экземплярам, а наблюдая их живыми, в условиях, близких родной стихии».

Не легко далось Дорну осуществление его замысла. В 1870 году после долгих хлопот неаполитанский муниципалитет отвел землю для строительства биологической станции. Полный веры в свое начинание, Дорн вложил в строительство все личные средства. Но вскоре оказалось, что их не хватает даже для сооружения главного здания.

Тогда Дорн стал ходатайствовать перед германским правительством о субсидии. Ему удалось заручиться обещанием правительства о помощи, но при условии, если Академия наук одобрит проект станции.

Берлинская Академия наук, однако, отказалась поддержать начинание энтузиаста-ученого. К тому же из-за каких-то интриг неаполитанский муниципалитет запретил дальнейшее строительство станции.

Вероятно, большинство людей в подобном случае пришло бы в отчаяние. Но Дорн с несокрушимой энергией одолевал препятствия, ставшие на пути. Он нашел влиятельных сторонников в Берлине и добился дипломатического вмешательства в пользу своего дела в Неаполе.

После четырех лет борьбы и труда Антон Дорн воплотил в жизнь свою идею. Детище его быстро заслужило мировую славу. Многие государства, в том числе Россия, обязались ежегодно вносить деньги на содержание Неаполитанской биологической станции, ставшей одним из важнейших научных центров в Европе.

В статье для журнала «Природа» Нансен описывает станцию в Неаполе: «Все подвальное помещение огромного здания отведено под аквариум, подобный которому трудно сыскать; доступ в аквариум открыт для широкой публики. Это обширное сооружение со множеством бассейнов отличается трезвым простым стилем, чуждым всякой вычурности или кричащих эффектов, оно привлекает внимание не только обыкновенных туристов, но и людей науки.

Исследователь может провести здесь целые часы, наблюдая редчайшие явления морской фауны, наблюдая жизнь в самых редких ее формах, и может научиться за это время куда большему, чем прочитав массу толстых, мудреных книжищ и перерыв мертвые сокровища всех музеев.

В научном отношении еще важнее кабинеты, расположенные в верхних этажах здания. Здесь работают естествоиспытатели всех европейских национальностей, имея под рукой все, что требуется для их трудов. Каждый из них может заявить лаборанту станции, какие организмы ему нужны для исследования, и эти организмы приносятся ему живыми, в их родной стихии.

Естествоиспытателю буквально не приходится делать из своего кабинета ни шагу — у него тут все под рукой: инструменты, и маленькие аквариумы, и превосходная библиотека. В этом заключается огромное значение учреждения. А когда ученый устает от кабинетной жизни, — к его услугам суда станции, и он может отправиться в море для собирания нужного материала. Станция имеет несколько лодок, два парохода, своих водолазов и всякие приспособления для ловли обитателей моря».

Из этих почти восторженных слов не трудно представить, с каким огромным интересом Нансен принялся за работу. Он сразу завоевал уважение и симпатии руководителя станции. Антон Дорн выделил талантливого и трудолюбивого норвежца из числа многих иностранцев, занимавшихся в лабораториях. Между ними завязались простые, дружеские отношения.

В Неаполе, пожалуй, даже еще в большей мере, чем в Бергене, Нансен горячо отдавался науке. В то же время он не отказывался от улыбок жизни. Еще бы! Веселый Неаполь, в котором по-южному ключом била жизнь, нельзя было сравнить с суровым северным городком. Прогулки при лунном свете в Сан-Себастиано, поездки на лодках к острову Капри или в Сорренто, дружеские ьстречи и пирушки были часты в разноплеменной среде ученых, собравшихся в Неаполе.

Нансен стал душой этого общества. «Он не сторонился радостей жизни и был прекрасным танцором», — отзывался Антон Дорн о своем норвежском сотруднике. А вот что рассказывает о нем один венгерский ученый, также работавший в Неаполе. «Нансен много способствовал общему оживлению, и случалось, что мы, серьезные ученые, так, бывало, разойдемся от музыки и вина, что начнем отплясывать кадриль, причем дирижером всегда бывал Нансен.

Однажды мы поехали в Сорренто через Кастелламаре. По пути нас нагнал экипаж с двумя дамами. Подсмеиваясь над нами, они устроили гонки и оказались далеко впереди. Тогда Нансен спрыгнул на землю, догнал насмешниц и пробежал рядом с их экипажем изрядное расстояние, чем вызвал всеобщий шумный восторг».

Но случались минуты, когда Нансен вдруг становился необычайно молчаливым и необщительным. Тот же венгерский ученый вспоминает, как у подножия Везувия «Нансен сидел на глыбе лавы несколько часов кряду, не шевелясь и вперив взор в пространство. Как я ни старался вывести его из задумчивости, звал его, он не двигался. И даже на обратном пути, идя со мной под руку, он, несмотря на все мои старания, оставался таким же молчаливым».

Сложная борьба происходила в душе Нансена. После бурных приступов веселья в кругу друзей он впадал в глубокую задумчивость, полностью отрешаясь от окружающего мира. Мысли его летели в безграничные дали. Он был накануне великих свершений…

ВЕЛИКИЙ ПОХОД

Сначала неприветлива, молчалива, непонятна земля,

Но иди, не унывая, вперед, дивные сокрыты там вещи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});