Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год - Вокруг Света

Из застрявшей в конструкциях «Нахимова» большой шлюпки выдергиваю уключину и, показав Николаю рукой в сторону «Бентоса», стучу ею три раза по переборке. Затем большим пальцем руки показываю вверх. Николай тут же сообразил, что мне надо, и, выхватив у меня уключину, нырнул вниз в темноту.

И опять мучительное ожидание. По моему подсчету Николай должен уже вернуться, но его все нет и нет. Ждать здесь или идти за ним в глубину? Неожиданно появился страх за Николая. Сначала я видел поднимающиеся мимо меня пузыри выдыхаемого им воздуха, затем пузыри исчезли. Оставив камеру на палубе, я делаю мощный гребок ластами и ухожу вниз на поиски Лобанёва.

Волновался я напрасно. С Николаем ничего не случилось. Как рассказал потом он сам, у него при спуске выскользнула из рук уключина, и ему пришлось искать ее на дне. А пузырей не было видно потому, что он находился под брюхом «Бентоса» между его ногами-опорами, и большие пузыри выдыхаемого воздуха, разбиваясь на мелкие пузырьки, застревали в днище.

Когда Николай подплыл к одному из иллюминаторов и заглянул внутрь аппарата, его опытный глаз сразу заметил внутри излишнюю суету. Похоже было, команда «Бентоса» пыталась исправить какую-то неполадку. Позже мы узнали, что «Бентос» дошел до заданной точки, но неожиданно в масляной системе возникла неполадка. Команде пришлось посадить аппарат на грунт и срочно заняться ее ликвидацией. Николай постучал уключиной по корпусу три раза. К иллюминатору подскочили сразу несколько человек. Николай поднес к стеклу свои подводные часы и показал пальцем на циферблат. Затем большим пальцем правой руки сделал движение вверх к поверхности. Внутри несколько секунд посовещались, затем главный механик «Бентоса» размашисто что-то написал на листе бумаги и поднес лист к иллюминатору. Николай прочел: «Через минуту всплываем аварийным всплытием. Не прозевайте!»

Я увидел Николая как раз в тот момент, когда он что есть мочи рванул от «Бентоса» вверх. На ходу он показал мне большим пальцем вверх, и я по его спешке понял, что «Бентос» сейчас начнет всплывать. Я поспешил за Николаем.

Я всплывал так близко от борта «Нахимова» и так спешил, что не заметил, как ремешок висящего у меня на груди фотобокса зацепился за какую-то выступающую железяку и неожиданно лопнул. Мой любимый фотобокс, имеющий отрицательную плавучесть, камнем устремился на дно. Догонять его не было времени. Не упустить бы «Бентос»!

Едва я успел на верхней палубе «Нахимова» приготовиться с кинокамерой, как, весь сияющий огнями, появился «Бентос». Он нарастал с поразительной быстротой — таинственный, похожий на летающую тарелку, выходящую из океана. (Помню, ходила в одно время версия, что летающие тарелки базируются в океане.)

...Когда «Бентос» скрылся далеко над нами, мы тоже начали всплывать. Через несколько минут катер доставил нас на «Гордый». Здесь Николая и меня ждала декомпрессионная камера. Чтобы избежать кессонной болезни, мы должны были пробыть в ней больше часа под снижающимся постепенно давлением. Только так наша кровь могла полностью освободиться от опасных пузырьков газа.

В барокамере, накинув на себя теплые одеяла, мы пили горячий чай, который нам подали через специальный шлюз. Николай напомнил мне о потерянном фотобоксе:

— Не переживай! Возьми на память вместо бокса...— Он протянул мне знакомую уключину. Я взял ее в руки, и тут же на меня снова нахлынули воспоминания о «Нахимове». Я подумал о безответственности, безнравственности, которые всегда оплачиваются человеческими жертвами. Об этом, пожалуй, и будет мой будущий фильм.

В. Крючкин

Капища православных

Китайскую пагоду невозможно спутать с западноевропейским костелом. И вообще, храмам каждой мировой религии, будь то христианство, буддизм или ислам, присущи оригинальная конструкция и вполне индивидуальное «лицо». Чем это вызвано?

Верующие обычно видят в форме и убранстве своих храмов нечто прямо связанное с сущностью вероучения, считают, что каждая храмовая архитектура неразрывно связана с породившей ее религиозной идеей. Из этого должно следовать, что храмы одной религии непригодны для отправления служб другой. Однако последнее правило на деле не выполняется: известны случаи, когда под мечети шли индуистские храмы, долгое время служила мечетью главная святыня православия — константинопольский Софийский собор. Значит, гипотеза о сакральных корнях храмовой архитектуры неверна?

А что, если мы попытаемся проверить свою наблюдательность и память и свяжем архитектурные формы с крупными географическими зонами и с народами, их населяющими? Любой человек, даже не искушенный в искусстве, увидев на репродукции колоннаду карнакского храма, сразу вспомнит: «Это — Египет»; при виде огромного сооружения, напоминающего высокую шапку и испещренного резьбой и скульптурой, скажет: «Это — Индия»; а легкая постройка, состоящая из многих крыш, похожих на птиц, только что севших одна на другую и не успевших еще сложить крылья, напомнит Японию или Корею. Отсюда напрашивается вывод, что в основе самобытности культового зодчества — традиции народной архитектуры соответствующих регионов планеты.

Однако наружный облик храмов периодически и коренным образом меняется и внутри религии, исповедуемой одним и тем же народом. Это загадочное и несовместимое вроде бы с религиозными традициями явление обычно объясняют движением архитектурных стилей. Особенно оно выразилось в архитектуре католического мира: первые христианские храмы совсем не похожи на готические соборы.

А вот преобразования в русском церковном зодчестве на первый взгляд не столь красочны и грандиозны. Монументальные сооружения Киевской Руси (первые из сохранившихся — Спасо-Преображенский собор в Чернигове, построенный около 1036 года, Киевская София — в 1037 году) сделаны по византийскому образцу, хотя и в более строгом исполнении. Крупным явлением стала своеобразная архитектура Владимиро-Суздальской Руси второй половины XII века — изобразительные мотивы в убранстве храмов делают ее созвучной романскому искусству Западной Европы. В XIII—XIV веках в Новгороде и Пскове создается тип небольшой приходской церкви. С конца XV века центром культурной жизни становится Москва; здесь церковные здания строились довольно оригинальной конструкции — в виде бесстолпного храма, крытого крещатым сводом (сохранившиеся церкви — Трифона в Напрудной слободе, Рождества в селе Юркине Московской области). Крещатый свод — это изобретение московских зодчих. Однако в 1532 году в селе Коломенском под Москвой была построена церковь Вознесения — первый каменный храм с шатровым покрытием, открывший новое направление в русской архитектуре. Опять поворот...

Чем это вызвано? Почему вскоре после канонического пятиглавого Успенского собора строится башнеобразная церковь Вознесения — без куполов, без апсид, украшенная невиданным стрельчатым декором? Ясно, что облик храма преобразует человек, и в столь серьезном деле им должны руководить отнюдь не второстепенные побуждения. Основным моментом в отношении человека к культовому месту является его отношение к самому культу, следовательно, за изменением «лица» христианского храма каждый раз можно предполагать новое понимание места и роли христианства в жизни людей.

Итак, с одной стороны, облик церквей со временем менялся — хотя причины этого неясны. С другой стороны, наука давно и твердо стоит на точке зрения, что распространялось христианство на Руси постепенно, хотя хронологические вехи еще не расставлены. Из-за этого в искаженном свете оказывались многие наши представления — касались ли они внутрицерковных вопросов, явлений культуры или социальных отношений.

Уже стало нормой говорить о христианизации Руси в отрыве от «шкалы времени». Одни считали, что принятие русскими христианства шло долго и неприметно, и конец этого процесса определить невозможно. Другие, наоборот, полагали, что народ приобщился к новой религии в какое-то неопределенно раннее время.

Между тем в русской действительности киевского периода отмечалось немало фактов пренебрежительного отношения к церковным зданиям: на стенах вычерчивали карикатуры и ругательства, фрески вырубали, церкви в ходе междоусобных войн безжалостно грабили. Поэтому весь киевский период может представиться и как время религиозного администрирования, и полного безразличия народа к духовным ценностям христианства. Но так считать тоже нельзя.

Попытаемся представить, как воспринималось христианство верхами русского общества в конце X, в XI и в начале XII веков. Почему князь Владимир из целого ряда значительных религий выбрал именно византийский вариант христианства? Очевидно, немалую роль здесь сыграла чисто религиозная сторона дела. В символике византийской церкви обнаружился некий элемент, сопоставимый с восточнославянскими представлениями о культовой архитектуре, что, кстати, и придало некую оригинальность всему русскому православию.