Клуб любителей фантастики, 1973 - Рышард Савва

Большая же часть читателей, претендующих на образованность, полностью (или почти полностью) игнорирует этот факт. По-прежнему фантастика считается какой-то побочной ветвью литературы. В современном литературном мире фантасты — изгои. А между тем научная фантастика, как уже справедливо замечено ее исследователями, единственный род литературы, не поворачивающийся спиной к будущему.

В Англии это положение усугубляется тем, что привычка к категоричности содержится в самой натуре англичанина: если вы читаете Шекспира, то вы просто не можете читать научной фантастики, а если вы приверженец фантастики, то, следовательно, вы не заслуживаете особого уважения…

По-моему, такая категоричность — крайность и, как всякая крайность, отпадет со временем. Те же, кто считает себя идейным противником фантастики, по-видимому, просто не любят (или не умеют) думать. Мозг, как и тело, не может существовать (или хотя бы по-настоящему функционировать) без гимнастики. Я полагаю, что это тоже одна из главных причин, почему одни пишут (а другие читают) научную фантастику. Она привлекает не только своей исключительной занимательностью, но и расширяет наш кругозор, стимулирует и укрепляет мышление. Можно добавить, прибегая к образным сравнениям, что фантастика похожа на скальпель, расслаивающий единое целое на составные части для Анализа…

Ну и в заключение собственно о жанре.

Научная фантастика занимается всем, что не случилось: это может быть то, что, весьма вероятно, случится, либо то, что с той же степенью вероятности не произойдет. Но как бы ни поступил автор, в соответствии с законами жанра он должен постараться убедить вас, что это могло бы случиться. Если он не предпринимает подобной попытки, то из-под его пера выходит современная сказка. В качестве формального определения научной фантастики можно привести слова, сказанные, к сожалению, не мной:

«Научно-фантастический рассказ предполагает наличие открытия в науке, или технике или его эффекта, следствием которого оказывается нарушение привычных норм жизни. Характер данного открытия таков, что оно не может быть совершено на том этапе развития человечества, которого оно достигло ко времени создания рассказа».

Перевод с английского Вл. ГАКОВА

1973, №№ 8-12

Сергей Жемайтис

БАГРЯНАЯ ПЛАНЕТА

Рис. Р. Авотина

Научно-фантастический роман[5]

Экипаж планетолета «Земля»:

Христо BAШATA — командир и первый пилот,

Антон ФЕДОРОВ — бортинженер и астронавигатор,

Макс ЗИНГЕР — врач и биолог.

Ив КАРДЕН — бортмеханик.

Марсианские миражи

Антон обмотал «талию» Туарега полимерным тросом, завязал морским узлом, хлопнул по спине:

— Давай, дружище, чуть чего выгребай назад, а упадешь, не бойся — вытянем.

— Счастливо, — пожелал я.

Робот выглядел уж очень по-человечески: парень в скафандре, с виду более совершенном, чем наши с Антоном.

Туарег осторожно двинулся по склону, сплошь состоящему из сланцевых плиток. Антон, сидя в «черепашке», потравливал трос, намотанный на барабан лебедки. У Туарега идеальный вестибулярный аппарат; когда двинулся каменный поток, робот замер и так проехал не меньше ста метров, затем стал спускаться по террасе, останавливаясь и орудуя геологическим молотком. Образцы он складывал в объемистые мешки, навешанные по обеим сторонам туловища. Солнце хорошо освещало склон, в разреженном воздухе четко выделялись складчатые, волнистые, поставленные на ребро голубые и темно-бурые породы; ниже, где Туарег перебрался на узкий карниз, лежали темные, почти черные, с фиолетовым отливом глыбы кристаллических сланцев, между ними просматривались тонкие синие прослойки.

Правее начинался обрывистый склон, покрытый карминовыми потеками, они отливали влажным блеском. Кровавый водопад терялся в глубине, где ослепительно светилось серебряное зеркало глубинного моря, по которому иногда пробегали багровые полосы.

Неожиданно в восточной части моря появилось облако, похожее на изморозь, поднятую ветром. Облако застыло на черном фоне затененного противоположного берега.

— Выброс углекислоты, — сказал Антон. — Очень эффектно! Как оно здорово вписывается в окружающий ландшафт!

Действительно, казалось, не хватало только этого облачка, чтобы оживить необыкновенный пейзаж. На другом берегу лежала багряная пустыня: красные, оранжевые, розовые скалы самой причудливой формы, будто абстрактные скульптуры. Веяло запустением, тоской и предчувствием чего-то…

Я поделился своими мыслями с Антоном. Он сказал:

— Да, пейзаж не вселяет оптимизма. Невесело здесь было марсианам мерзнуть, ходить в скафандрах и любоваться такой панорамой.

— А если тогда все было по-иному?

— Возможно. Но настроение-то осталось. Может быть, из-за этого и пошло все прахом.

— Ты серьезно считаешь, что здесь существовала жизнь, люди, цивилизация?

— Иногда…

Вмешался Макс:

— Неужели тебе еще мало доказательств? Ах, Антон, Антон!

— Пока не густо.

— А каналы? Или они следствие эрозии? Осадочные породы! Существование морей!

Вашата погасил начавшийся было спор:

— Всем бы хотелось найти следы жизни. Ну что там у вас? Направьте объектив на Туарега. Вот так, хорошо. Довольно. Поднимайте! Только осторожней. Нагрузился он порядочно.

«Черепашка» рванулась к обрыву и остановилась, подрагивая. Канат натянулся. Туарег исчез за выступом.

— Сорвался! — сказал Антон. — Попробую подтянуть.

Лебедка не брала. Видно, робот заклинился между камнями. Чувствовалось по вибрации каната, что он изо всех сил пытается выбраться из ловушки.

Я выключил его двигатели.

— Правильно, — одобрил Вашата. — Ну что будем делать? Жалко Туарега.

Макс предложил:

— Я надеваю скафандр и спускаюсь вниз. Ребята устали. Сам подумай, зачем мы торчим здесь вдвоем? Утренняя программа выполнена. Христо! Ну!

— Действительно, сегодня мы бьем баклуши, но… сам понимаешь, инструкция велит. Просчитано не раз «Большим Иваном», и получены варианты, когда оба мы здесь будем нужны. Сам же знаешь!

— Да, но «Иван» не был на Марсе. В программу вводили не те данные.

— Те. Или почти те, Макс. Извините, ребята, мы все с Максом митингуем. А надо действовать! Антон останется с техникой, а ты, Ив, как бывший альпинист пойдешь выручать этого остолопа, да будь осторожен, как бы у Туарега управление не подвело.

Макс сказал безнадежным тоном:

— Я проходил схемы роботов этого типа…

— Знаю. Будешь консультировать Ива.

Я начал спускаться. Сквозь стекла шлема я смотрел во все стороны, пытаясь заметить что-либо интересное, впрочем, здесь все было интересно, каждая сланцевая плитка, каждый камень были дороже алмазов, но я, пересиливая себя, не брал ничего. Если Туарега не удастся вызволить, захвачу на обратном пути, а пока только сунул в карман скафандра что-то похожее на крохотную панцирную рыбку, впрессованную в песчаник. (Сейчас эта находка занимает почетное место в Марсианском музее в Москве, хотя там есть экспонаты и поинтереснее, но с этой рыбешки начинается экспозиция «животного мира Марса»!)

С помощью Антона я довольно скоро опустился до злополучного карниза и сам чуть было не полетел вслед за Туарегом, если б не туго натянутый трос; плитки минерала, похожего на яшму, предательски вылетали из-под ног, стоять я не мог и, не рискуя сорваться, сел, свесив ноги. Метрах в десяти застыл, покачиваясь на тросе, наш Туарег. Я улыбнулся, представив себе, как бедняга барахтался, не находя точки опоры, когда его подтягивал Антон.

— Все в порядке! — сказал я. — Пожалуй, парень отделался легкими ушибами. Ты, Антон, осторожно выбирай трос, а я…

Я хотел сказать, что помогу перетащить его на карниз, но забыл обо всем на свете, взглянув направо и вниз. Там, метрах в двухстах от каменных нагромождений, замерли в какой-то невесомости странные сооружения, похожие на строения термитов, только несравненно сложнее. Это были ажурные переплетения, каменные кружева. Вглядевшись, я стал различать в этом целом отдельные части.

На миг я увидел город необыкновенной архитектуры, под прозрачным колпаком, у гладкой, отполированной до блеска, обтесанной горы. Я увидел ровные улицы, аркады, облицовку домов, красочные фрески на фасадах, летательный аппарат, парящий над морем, яхту — она подходила к набережной из оранжевого камня с черным парапетом. Стояли суда с непомерно высокими мачтами. Людей я не видел. Так же внезапно картина изменилась. Осталась отвесная стенка обрыва, далеко внизу холодный блеск озера, терраса, а на ней, как в мультфильме, деформировались прекрасные дворцы, превращаясь в каменные кружева, изъеденные песчаными бурями, разрушенные солнцем и космическим холодом.