Та, которой не стало - Буало-Нарсежак

IX

Прежде чем заснуть, Равинель долго ломал голову над словами Люсьен: "Ведь не станет же труп разгуливать по улицам". На следующее утро, едва проснувшись, он вдруг вспомнил об одной важной детали, которая до сих пор все ускользала из его памяти. Черт возьми, как это он о ней забыл! От неожиданности он сморщил лоб и замер на кровати. Голова пошла кругом. Куда делась бумага, удостоверяющая личность Мирей? Она преспокойно лежала в ее сумочке, а сумочка дома в Ангиане. Следовательно, опознать труп невозможно. Если воры избавились от своей компрометирующей ноши и труп нашли... Черт побери! А куда отправляют неопознанные трупы? В морг. Наспех одевшись, Равинель позвонил на бульвар Мажанта и попросил предоставить ему отпуск на несколько дней. Там не возражали. Потом он порылся в справочнике, отыскивая адрес морга, но вовремя вспомнил, что его официальное название - Институт судебной медицины... Площадь Мазас, иными словами, набережная Ля Рапе, в двух шагах от Аустерлицкого моста. Ну что ж! Ночевал он на этот раз в гостинице "Бретань" и поэтому, выйдя на улицу, тут же оказался на площади Монпарнасского вокзала. Однако ориентироваться было трудно. Навалившийся на площадь густой зеленоватый туман превратил ее в некое подобие подводного плато. "Дюпон" напоминал затопленный пассажирский пароход со светящимися иллюминаторами. Он поблескивал вдалеке, как в глубине вод, и Равинелю пришлось долго, очень долго до него добираться. Он выпил кофе прямо за стойкой. Рядом стоял железнодорожник и терпеливо объяснял официанту, что все поезда опаздывают и что 602-й из Манса сошел с рельсов под Версалем. - Метеослужба предсказывает, что эта мерзость продлится еще несколько дней. Прямо как в Лондоне, хоть с фонариком по улицам ходи... Равинель ощутил смутное беспокойство. Почему туман? Почему именно сегодня туман? В таком тумане не разберешь, где живые люди, а где... Чепуха! Но липкий туман проникает в грудь, медленно, подобно опиумному дыму, обволакивает мозг, и как ему помешать? Все кажется то реальным, то нереальным, и голова идет кругом; Он бросил на оцинкованную стойку бумажную купюру и, поеживаясь, вышел на улицу. Бледный свет фонарей тут же рассеивался, затухал. Матовая пустота, затопившая уличный переход, как бы впитывала в себя рокот моторов, белые пятна невидящих фар, шорох шагов - бесконечный, неумолчный шорох шагов-невидимок, направляющихся куда-то в неизвестность. Перед "Дюпоном" остановилось такси, Равинель бросился к нему. У него язык не повернулся сказать: "В морг", - и он пробормотал что-то невнятное. Шофер раздраженно выслушал сбивчивые объяснения и спросил: - Решайте, куда вам все-таки надо. - Набережная Ля Рапе. Такси рванулось с места, Равинель откинулся на сиденье. Он тут же одумался. Зачем ему в морг? Что он там скажет? Так ведь недолго и угодить в западню! Это уж точно! Западня уже расставлена. А труп - лишь приманка. Он вдруг вспомнил странные изделия из проволоки, которые он предлагал своим клиентам. "Вот сюда вы насадите кусочек мяса или куриных потрохов... Потом бросаете приманку по течению... Р-раз - и рыба будет болтаться на крючке". Да! Западня, конечно, расставлена. Шофер резко затормозил, противно скрипнули покрышки, и Равинель чуть не стукнулся лбом о стекло. Шофер, высунувшись из окна, клял туман и невидимого пешехода. Толчок - и снова в путь... Время от времени шофер, ворча, протирал ветровое стекло ладонью. Равинель уже не понимал, где они проезжали: что это за бульвар, какой квартал? А вдруг такси тоже часть западни? Ведь Люсьен права: труп не может растаять в воздухе. Возможно, Мирей и обладает способностью появляться и исчезать, исчезать и появляться. Но это особая статья, касающаяся только его и Мирей. Но труп? Зачем его украли и где-то запрятали? Для чего? Чего надо больше бояться: Мирей, .трупа Мирей или того и другого? От этих мыслей с ума можно сойти, но как от них избавиться? Справа проплыли огни, тусклые, мерцающие, - конечно, это Аустерлнцкий вокзал. Повернув, такси нырнуло в плотную серую вату, вбирающую свет фар. Сена бежала рядом, но из окна машины ничего не было видно. Когда такси остановилось, на Равинеля навалилась тишина, нарушаемая еле слышным ворчанием мотора. Тишина погреба, тишина подземелья, тишина, похожая на угрозу. Машина медленно растворилась в тумане, и тогда Равинель уловил плеск воды, дробную капель, падающую с крыш, мягкие вздохи влажной земли, бормотание ручья, неясные шумы, как на болоте. Он подумал вдруг о прачечной, схватился за револьвер. Это был единственный твердый предмет, за который он мог схватиться в этом дробящемся, зыбком пространстве. Он двинулся вдоль парапета, держась за перила. Туман мешал идти, холодными хлопьями обвивался вокруг икр. Он высоко поднимал ноги, как рыбак на заболоченном берегу. Вдруг перед ним, как из-под земли, выросло здание. Он поднялся по ступенькам, заметил в глубине большого зала тележку на резиновом ходу и толкнул дверь. Письменный стол с папками и зеленая лампа, отбрасывавшая на пол большой светлый круг. В кастрюле на плитке булькала вода. Пар, табачный дым и туман. Вся комната пропахла сыростью и карболкой. За письменным столом, сдвинув на затылок фуражку с серебряным гербом, сидел служащий. Другой делал вид, будто греется у батареи. На нем было поношенное пальто, но зато новые, немилосердно скрипевшие ботинки. Он исподтишка наблюдал за Равинелем, неуверенно подходившим к столу. - В чем дело? - буркнул служащий, раскачиваясь на стуле. Поскрипывание ботинок действовало Равинелю на нервы. - Я хотел навести справки о жене, - протянул Равинель. - Я вернулся из поездки и не застал ее дома. Я волнуюсь... Служащий бросил взгляд на Равинеля, и тому показалось, что он с трудом удерживается от смеха. - В полицию обращались? Где живете? - В Ангиане... Нет. Я еще никуда не обращался... - Напрасно. - Я не знал. - В следующий раз будете знать. Равинель в замешательстве повернулся ко второму сотруднику. Тот, грея руки у трубы, бессмысленно глядел в одну точку. Он был толст, под глазами мешки, под желтоватым подбородком жирная складка, почти закрывавшая пристежной воротничок. - Когда вернулись из поездки? - Два дня назад. - Ваша жена часто отлучается из дому? - Да... То есть нет... В ранней молодости она, случалось, убегала из дому... Но вот уже... - Чего вы, собственно, опасаетесь? Самоубийства? - Не знаю. - Ваше имя? Это все больше напоминало допрос. Равинелю следовало бы возмутиться, осадить этого непрестанно облизывавшего губы типа, который пристально разглядывал его снизу вверх. Но делать нечего: надо любой ценой узнать правду. - Равинель... Фернан Равинель. - Какая она, ваша жена? Возраст? - Двадцать девять лет. - Высокая? Маленькая? - Среднего роста. Примерно метр шестьдесят. - Какого цвета волосы? - Блондинка. Служащий все раскачивался на стуле, опираясь руками о край стола. Ногти у него были обкусаны, и Равинель отвернулся к окну. - Как одета? - В синем костюме... Так я думаю. Наверно, зря он сказал это так неуверенно. Чиновник метнул быстрый взгляд в сторону батареи, словно призывая в свидетели обладателя новых штиблет. - Не знаете, как была одета ваша жена? - Да не знаю... Обычно она носит синий костюм, но иногда надевает еще пальто с меховой отделкой. - Могли бы узнать поточнее!.. Служащий снял фуражку, почесал затылок, снова ее надел. - Никого, кроме утопленницы с моста Берси, у меня нет." - А... все-таки нашли... - Об этом писали все позавчерашние газеты. Вы что, газет не читаете? Равинелю казалось, что второй у батареи не спускает с него глаз. - Подождите минутку... - сказал чиновник. Он встал и исчез в проеме двери, к которой были прибиты две вешалки. Равинель вконец растерялся и не смел пошевелиться. Толстяк у батареи по-прежнему внимательно разглядывал его. В этом Равинель был уверен. Время от времени поскрипывали ботинки. Затянувшееся ожидание становилось невыносимым. Равинелю мерещились целые штабеля трупов на полках. Противный тип в фуражке, должно быть, расхаживает перед этими полками, как эконом, отыскивающий бутылку "О-бриона" урожая 1939 года или искристое шампанское. Наконец дверь распахнулась. - Не угодно ли пройти? Миновав коридор, они вошли в зал, перегороженный пополам громадным стеклом. Стены и потолок были выкрашены эмалевой краской, пол выложен кафельными плитками. Малейший звук отдавался в зале гулким эхом. С плафона падал скудный свет, заполнявший зал тусклыми отсветами. Все это напоминало рыбный рынок в конце дня. Равинеля так и подмывало поискать взглядом обрывки водорослей и кусочки льда на земле... Но тут он увидел сторожа, толкающего тележку. - Подойдите ближе. Не бойтесь. Равинель оперся о стекло. Тело на тележке медленно ползло в его сторону, и ему почудилось, будто он видит появляющуюся из ванны Мирей с прилипшими ко лбу волосами в мокром платье, плотно облегающем фигуру. Он подавил странную икоту. И, широко раскинув руки, прижался к стеклу. От его дыхания стеклянная перегородка запотела. - Ну! - весело воскликнул служащий. Нет, не Мирей! И это еще ужаснее. - Ну что? - Не она... Служащий махнул рукой, и тележка исчезла. Равинель вытер выступивший на лице пот. - В первый раз такая картинка малость впечатляет, - ухмыльнулся служащий. - Но ведь эта не ваша жена! Он увел Равинеля в комнату и снова уселся за стол. - Сожалею, как говорится. Если у нас будет что-нибудь новенькое, вас известят. Ваш адрес? - "Веселый уголок" в Ангиане. Перо скрипело. Второй чиновник по-прежнему неподвижно стоял у батареи. - На вашем месте я предупредил бы начальника полиции. - Благодарю вас, - пробормотал Равинель. - О, не за что. И он очутился на улице. Ноги подкашивались. В ушах звенело. По-прежнему стоял густой туман, но теперь его пронизывал красноватый свет, и он напоминал какую-то ткань вроде муслина. Равинель решил добраться до ближайшего метро. Сообразив, куда идти, он наугад перешел улицу. На улице ни единой машины. Звуки как бы блуждали в тишине, и уже искаженными доходили до слуха. Иные летели откуда-то издалека; другие замирали рядом, и Равинелю казалось, будто он шагает в толпе невидимок, участвуй в таинственных и торжественных похоронах. То там, то сям неярко, словно ночники, затененные сероватым, развевающимся крепом, поблескивали Фонари. В морге Мирей не оказалось. Что скажет Люсьен? И страховая компания? Надо ли их оповестить? Задыхаясь, Равинель остановился. И тут он услыхал рядом с собой скрип ботинок. Он кашлянул. Скрип прекратился. Где этот человек? Справа? Слева? Равинель двинулся дальше. Скрип возобновился. Ха... Ну и ловкачи! Как это они сумели затащить его в морг! Но вот... кто же знал... Приостановившись, Равинель быстро оглянулся и заметил позади мелькнувший силуэт, тут же растворившийся в вате. Наверно, вход в метро где-то рядом, в нескольких иетрах. Равинель побежал. На ходу он замечал другие силуэты, видел незнакомые липа, будто вылепленные прямо из этого мерзопакостного тумана. Лица мгновенно изменялись, теряли форму, плавились, как воск. Поскрипывание ботинок по-прежнему доносилось до его слуха. Может, человек хочет его убить? Нож, блеснувший в тумане, острая, небывалая боль... Но за что? За что? У Равинеля нет врагов... кроме Мирей! Но разве Мирей могла стать его врагом? Нет, не то... Метро. Недавние невидимки вдруг снова превращались в людей. Сверкая тысячами капель на пальто, волосах, ресницах, мужчины и женщины вновь обретали обычный облик. Равинель решил подождать преследователя у входа. Он увидел на верхней ступеньке ботинки незнакомца, пальто с оттопыренными карманами. Равинель вышел на платформу. Тот пошел следом. Может, это он похитил труп, а теперь собирается диктовать условия? Равинель сел в головной вагон и заметил, что потрепанное пальто проскользнуло в следующий вагон. Рядом с Равинелем сидел полицейский и читал спортивную газету. Вот бы дернуть его за рукав и сказать: "Меня преследуют. Мне грозит опасность". Но полицейский скорее всего только удивится... Ну а если его слова примут всерьез и потребуют объяснений? Нет. Тут ничего не поделаешь, ничего.