Беседы о Книге Иова - Дмитрий Щедровицкий

И увидишь, что семя твое многочисленно и отрасли твои, как трава на земле. (Иов. 5, 25)

Значит, и в потомстве своем будет благословен тот, кто перенес ниспосланное наказание, смирился и исправил свои пути.

Но Иов в возможность «получить компенсацию» не верит: как может Бог возвратить ему детей, которые умерли, когда на них обрушился дом? Как может вернуться к нему прежнее почитание со стороны народа, когда он, бывший много лет правителем, обесславлен и осмеян всеми – даже маленькие мальчики бросают в него камни, проходя мимо? Всё это невозможно, прошлое невозвратимо, поэтому Бог, «причинив рану», согласно взглядам Иова, уже не уврачует ее и не перевяжет. И, однако, Иов остается верным Всевышнему и сохраняет человеческое достоинство и упование.

Мы сказали о явном, земном воздаянии, согласно Елифазу; каково же воздаяние грядущее, окончательное, ныне сокрытое?

Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда;

Но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх. (Иов. 5, 6-7)

Мы уже упоминали, что, по учению Елифаза, муки и страдания происходят не от «земли», не от «праха». То есть порождены они не материей, не случайными обстоятельствами жизни. Они посылаются Богом; человек «рождается на страдание», т. е. провиденциально посылается на землю, чтобы страдать, дабы «искры» его души «устремлялись вверх». Именно для того, чтобы человеческим душам возвратиться в первоначальное состояние, вновь оказаться в горнем мире, из которого они ниспали, им приходится претерпевать страдание. Значит, из переносимых страданий можно извлечь еще большую корысть, ведь они позволяют не только обретать всевозможные блага, иметь много детей, быть спасенным на войне, насыщенным при голоде, но и обеспечивают самое главное – возможность для души вновь стать духом и возвратиться в славящий Бога ангельский хор. Итак, существует двойная корысть, к которой стремится богобоязненный Елифаз, – как на земле, так и в мире будущем.

Что же противопоставляет этому взгляду Иов? Его позиция может быть отчасти выражена стихом из другой библейской книги, написанной гораздо позже, а именно из Песни Песней царя Соломона:

... Ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный. (Песн. П. 8, 6)

«... Крепка, как смерть, любовь.» – такова любовь Иова к Богу. И все слова, обращаемые им к своему Создателю, суть выражение именно любви, а не жалобы или недовольства, выражение преданности, свидетельство абсолютного раскрытия навстречу Творцу несмотря на всё, что произошло с Иовом. И сам Иов говорит об этом так:

Вот, Он убивает меня, но я буду надеяться; я желал бы только отстоять пути мои пред лицом Его! (Иов. 13, 15)

«... Крепка, как смерть, любовь.» – ради любимых люди идут на смерть. И праведник так утверждает пред ликом смерти свою основанную на любви веру: вот, Он убивает меня, но я буду уповать на Него – на Того, Кто убивает и не оставляет, казалось бы, уже никакой надежды.

Значит, Иов хочет даже при отсутствии нравственного смысла привнести этот смысл в мироздание, и именно такова его задача, такова его высокая миссия. Нет справедливости, не существует высшей нравственности; но Иов, умирая, будучи безвинно поражаем карами, хочет и настаивает, тем не менее, на том, чтобы дана была ему возможность свой путь оправдать – путь жизни, целиком основанный на бескомпромиссной нравственности, – и перед лицом совсем иных, жестоких, законов утвердить этот путь и отстоять.

К данному стремлению Иова, к его философии генетически восходят очень важные для всего человечества религиозно-философские системы, развившиеся спустя столетия, а порой и тысячелетия. Прежде всего упомянем истинное, верное своему первоначальному смыслу христианское учение, т. е. учение тех христиан, которые служили и служат Богу не ради рая, не ради вечного блаженства, но из чистой любви, подражая самому Иисусу. Их служение выражается в готовности разделить с Иисусом его великую жертву – подобно ему, отдать жизнь ради спасения других. Если говорить об иудаизме, то и в талмудических текстах есть изречения, отражающие именно такой взгляд на смысл служения Богу. Мы уже приводили одно из них, содержащееся в трактате «Пиркей Авот». Особое выражение эта сторона учения Иова нашла в суфизме – том течении ислама, которое призывает к высшей, экстатической, любви к Аллаху несмотря ни на что; к любви, преодолевающей любые страдания и лишения. Суфийские поэты и мыслители разных веков говорили, обращаясь к Богу: «Не нужен нам Твой рай и не страшен нам Твой ад, но мы жаждем лишь близости к Тебе, наш Творец!» Такое – могучее и неудержимое – стремление души к своему Источнику совершенно бескорыстно, и речь идет не просто о слиянии души с Богом, о возвращении к Нему, но именно о необыкновенной, страстной любви ко Всевышнему, которая всё преодолевает. Ее образом стал в суфийской поэзии мотылек, летящий на пламя свечи и сгорающий в нем. Мотылек исчезает в пламени, но даже не чувствует этого, потому что он стремится к свету из чистой любви.

... Каковы же результаты философского состязания Елифаза с Иовом? У Елифаза, как следствие его рассуждений, правильных с точки зрения противостояния деистам и атеистам, но ложных применительно к спору с Иовом, рождается осуждение праведника. Сначала, как мы помним, осуждение достаточно мягкое и ласковое (потому что он видит муки своего друга), а потом – совершенно бескомпромиссное, потому что если Иов прав, если его страдания проистекают не от его грехов, если он не по справедливости наказан Богом, то рушится вся теория Елифаза: значит, нет в мире справедливого воздаяния; без него же Елифаз не может существовать, не может принять мира, не может принять Бога. Создатель без справедливости ему как бы не нужен, потому что в жизни не оказывается никакого смысла. Для Елифаза не является достаточным тот факт, что вселенная по-своему совершенна, что в ней столько красоты и мудрости: если нет праведного воздаяния, то всё зыбко и тщетно. И вот Елифаз, в очередной раз услышав из уст Иова утверждения о его невиновности, обрушивается на него с ужасными и, можно даже сказать, кощунственными по отношению к праведнику обвинениями:

Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца. (Иов. 22, 5)

Это говорит человек старый, давно знающий Иова, которому прекрасно известно, что перед ним – праведник, не делавший никакого зла. В те времена люди вообще жили гораздо более открыто и на виду у всех. Они могли достаточно свободно, почти в любое время посещать шатры или дома друг друга, видеть, чем занимается хозяин. Если кто-нибудь обижал слугу или служанку, об этом становилось известно всем вокруг. Как сказал о себе библейский пророк Самуил, обращаясь к народу:

... Я же ходил пред вами от юности моей и до сего дня... (I Цар. 12, 2)

И тем не менее Елифаз преступает в своей речи все границы этики, дабы отстоять собственную правоту.

Верно, ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду.

Утомленному жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе;

А человеку сильному ты давал землю, и сановитый селился на ней.

Вдов ты отсылал ни с чем и сирот оставлял с пустыми руками. (Иов. 22, 6-9)

Так обвиняет Иова человек, который хорошо осведомлен о том, что дом Иова всегда был открыт для бедных, нуждающихся, обиженных. И Иов сам напоминает: вы знаете, друзья мои, что я всегда бедному давал хлеб, жаждущего поил, неимущего одевал, сироте помогал... Но всё перечисленное ожесточенный Елифаз игнорирует. И затем, приведя свои бессильные и весьма резкие, даже злобные «аргументы», заключает:

За то вокруг тебя петли, и возмутил тебя неожиданный ужас... (Иов. 22, 10)

Иов действительно словно бы из одной «петли» (ловушки) попадает в другую: здесь – крах, там – разрушение; здесь – всё потеряно, там – гибнут члены семьи; такой ряд событий не может быть случайным, тут всё одно к одному: петля за петлей, капкан за капканом.

... Или тьма, в которой ты ничего не видишь, и множество вод покрыло тебя. (Иов. 22, 11)

– т. е., продолжает Елифаз, ты совершил непростительные грехи и, отказываясь теперь от моей, Елифазовой, теории, объясняющей смысл наказаний, по собственному желанию как бы покрываешь себя глубокой тьмой или водной толщей и ничего не видишь; все твои возражения – ложь и глупость, потому что не может быть, чтобы моя, такая совершенная и выверенная, теория оказалась бездейственной, не могущей ответить на самые значимые вопросы.

Однако Иов согласен быть в полнейшем, окончательном смысле «бескорыстным праведником»; он согласен даже, что воздаяние может постигать человека «наоборот»: чем более он праведен, тем больше терпит мучений. Такова любовь Иова, не ждущая взаимности, не надеющаяся на Божье милосердие и тем не менее к Нему направляемая.