Вечная молодость графини - Екатерина Лесина

К обиталищу смерти Дашка подъехала в сумерках и подумала, что времечко-то самое оно. Лиловая пелена задернула небо, и облака просвечивали сквозь нее как белые комки шерсти сквозь растянутую ткань колгот. Лохматое солнце застряло над крышей, и дыркой смотрелась единственная звезда.

Выйдя из машины, Дашка бодрым шагом – не бегом, именно шагом – направилась к административному зданию. Щебенка похрустывала под ногами, метались тени, заставляя вздрагивать, а по позвоночнику потянулась колонна мурашек.

Жуть. Мрак. И воняет паленым. Дашка изо всех сил старалась не думать про запах.

Если повезет, Адам откажется разговаривать, и тогда она с чистым сердцем уберется отсюда, а вернется завтра утречком. Не повезло. Адам сидел на лавочке и курил, точнее, держал в руках сигарету и глядел, как она тлеет.

– Привет, придурок! – крикнула Дашка издали. – А я к тебе.

Даже не шелохнулся. Интересненько, это у него от избытка таблеток или от избытка мозгов? И то, и другое вредно в больших количествах.

– Я тебя ждал, – сказал Адам, стряхивая пепел в ладонь. – Ты поздно.

Надо же, какой догадливый. Просчитал, что мадам Красникина в желании докопаться до истины выйдет на Дашку, и что Дашка преодолеет свою брезгливость и явится с вопросами.

– Ну извини, как смогла, так приехала. Выбрось сигарету.

Адам подчинился.

Янка говорит, что он бестолковый и беспомощный, потому что современный мир слишком сложен для Адама. Но если бы кто Дашку спросил, она бы честно ответила, что Адам – притворщик. Все он прекрасно понимает, а некоторые штуки так вообще на лету сечет. И если притворяется страдающим и одиноким, то чтоб жалость выманить.

Не станет Дашка его жалеть!

– Ну? Так и будем торчать тут? – она притопнула ногой, и под каблуком влажновато чавкнула земля. – Или в гости пригласишь?

– Ты пришла по делу. В гости я не приглашаю.

Адам поднялся и двинулся к дому, шел он прямо, ступая по центру дорожки. Плечи, голова оставались неподвижны, как и руки, прижатые к бокам. И эта его привычка тоже вызывала у Дашки раздражение. А еще у него пиджак морщил. И брюки были коротковаты, задирались при ходьбе, обнажая узкие белые полосочки носков.

Тьфу ты!

Дверь, конечно, придерживать не стал. И предупредить, что лампочка перегорела, не потрудился. Дашка шагнула за порог и замерла, испытывая почти непреодолимое желание сбежать. И чтобы преодолеть страх, спросила:

– А тебе тут самому не жутко?

Единственный светильник горел где-то на повороте, и желтый свет его увязал в сумерках. Белыми пятнами проступали мраморные лица, которые все как одно повернулись к Дашке, уставились выпуклыми глазами, словно спрашивая, что она делает здесь в неурочный час?

– Страх – иррациональное чувство, – Адам остановился. – В здании нет ничего, что представляло бы опасность для жизни и здоровья.

Ну да, конечно. Ему просто пофиг. Он извращенец и псих, а может, и наркоман. Он кайф ловит. Небось представляет себя этаким царем мертвых. Аид гребаный.

Дашка старательно злила себя, потому как знала: если хорошенько разозлиться, то страх уйдет. Пока не ушел, она старательно пялилась на пол и чертовы туфли Адама. Шла, сгорбясь под весом мертвых взглядов, кляла и себя, и Алину, и, уж конечно, ненормального, устроившего выставку мертвецов.

Наконец коридор закончился. В закоулке было чуть светлей, а на лестнице так и вовсе хорошо стало. Стерильность белых стен, хромовый блеск поручней и зеркало, отразившее бледную Дашкину физиономию. У зеркала Дашка задержалась, якобы прическу поправляла. На самом деле приходила в себя. Адам ждал. Он не выказывал ни нетерпения, ни раздражения.

Ну да, Аиду не пристало злиться на излишне нервозных смертных.

– Твое восприятие реалий неадекватно, – мягко сказал он. – Как и твое отрицание действительности.

Кто бы про отрицания говорил.

– Смерть является естественным завершением жизненного цикла отдельной особи и движущим элементом глобальной эволюции мира.

Надо же, какой он умный. Эволюция, элемент… а на людей ему начхать?

– Идем, – велел Адам. – Если ты не поторопишься, то существует риск, что ты задержишься до полуночи. А с учетом мистических свойств, приписываемых данному периоду времени, равно как и связи его с некротическим миром, это будет мощным стрессорным фактором воздействия на твою психику.

Мать-мать-мать… Дашка уже и забыла, как он разговаривает. Но в любом случае Адам прав: задерживаться тут на ночь беспонтово. Этак и копыта отбросить можно со страху.

Спускались долго. Пролет за пролетом, словно лестница вела не в подвал, а прямым ходом к центру Земли. Свет становился все более тусклым, глянец белой плитки блек, а Адам оживал. Наконец он остановился у массивной железной двери, выкрашенной в болотно-зеленый колер. Из кармана Адам достал массивную связку ключей, и Дашка не сдержала нервного смешка: вот они, ключи от царствия мертвых.

– Ты уверена, что твое нынешнее состояние выдержит посещение морга? – Адам не спешил открывать, перебирая ключи, он вытаскивал то один, то другой, но тут же отпускал. – Ты выглядишь возбужденной. Это может являться признаком психической неуравновешенности, которая помешает адекватно исполнить возложенные на тебя функции.

– Говори нормально! И открывай.

Дашка снова топнула, но здесь звук получился глухим. Прокатившись по лестнице, он оттолкнулся от стен и заполнил все здание, отчего показалось, что кто-то невидимый там, наверху, вздохнул. Стало еще более жутко.

Адам же, быстро управившись с замками, распахнул дверь и щелкнул выключателем. Слабо загудели, разгораясь, лампы дневного света. Засиял хром внутренней отделки, блеснули инструменты, разложенные на длинном столике. Когда Дашка вошла, Адам закрыл дверь.

А если он не просто псих, но и маньяк вдобавок? Вот возьмет и прирежет Дашку, а тело в печи сожжет.

– Твои подозрения, равно как и опасения, беспочвенны. И упреждая последующий вопрос: к этому выводу я пришел, проанализировав твои эмоции. Они явны.

– А ты все равно псих.

– Переодевайся. Вещи можешь оставить здесь. И да, твои опасения мне понятны, поскольку, с логической точки зрения, я обладаю большим спектром возможностей для совершения преступления, нежели среднестатистический человек. Однако прошу заметить, что насильственное причинение смерти противоречит моим убеждениям.

Дашка сбежала переодеваться.

В крохотной комнатушке было всего три шкафчика. Два заперты, третий распахнут. На полочках лежит синий халат в упаковке, бахилы, шапочка и пара тонких хирургических перчаток.

Он что, думает, Дашка вскрытие делать станет? И какое вскрытие, когда тело кремировали. Или Адам… о нет!

О да! Догадка оказалось верной. Во втором помещении, отделенном от первого стеклянной перегородкой, лежало тело. Серый стол, покрытый мелкой царапиной, был слишком велик для него. Дашка сглотнула и перекрестилась.

Господи, ну это же безумие!

– Зачем?

– Это доказательство, – ответил Адам. Он тоже успел переодеться, и в синем халате, точно таком же, какой был на Дашке, походил на врача. Сходство увеличивала шапочка, пластиковые очки и повязка, скрывшая нижнюю половину лица. – Она на меня не сердится.

Девушка улыбалась. Дашка сразу и не поверила, что та вправду улыбается, подумала – из-за грима, но, подойдя вплотную, убедилась: грима не было. И одежды тоже. Но в наготе тела не было ничего стыдного.

– Ее убили, – Адам поправил сухие прядки волос. – И тот, кто делал первое вскрытие, знает, что ее убили.

– Яд?

– Во-первых, трупных пятен нет.

– И что? – Дашка смотрела на черную линию шва, пересекавшего грудину и живот девушки.

– Трупные пятна формируются за счет того, что после прекращения сердечной деятельности и утраты тонуса сосудистой стенки происходит пассивное перемещение крови по сосудам под действием силы тяжести и концентрация ее в нижерасположенных участках тела.

– И что? – ударить бы его. Вот взять этот нарядненький лоток и приложиться к излишне премудрой, но такой тупой башке!

– При смерти от массивной кровопотери трупные пятна выражены слабо и никогда не захватывают всей нижней поверхности трупа, – Адам осторожно перевернул тело на бок, чтобы Дашка сама могла убедиться. Убеждаться она не желала. – Они имеют вид островков, отграниченных друг от друга, и бледный цвет.

Никаких островков какого бы то ни было цвета. Так. Стоп. Он не то хотел сказать!

– Кровопотеря? – переспросила Дашка. – Хочешь сказать, что…

Адам, вернув телу исходное положение, поднял волосы и, поманив Дашку, велел:

– Смотри.

Она смотрела изо всех сил, пытаясь разглядеть хоть что-то, но синеватая, со специфическим запахом, кожа была чиста. Ну почти чиста – родинка не в счет.

Или это не родинка?

Дашка заставила прикоснуться к шее. Кожа холодная и скользкая даже через перчатку. Противно. Но нужно осмотреть со второй стороны.