Высокое окно - Реймонд Чандлер

Ботинок находится в неестественном положении и смотрит на угол потолка. Сама нога выглядывает из-за большого сейфа. Когда я шел по комнате, мне казалось, что увязаю в грязи.

Лежит, скрючившись, на спине.

Очень одинокий, очень мертвый.

Дверца сейфа распахнута, ключи торчат в замке внутреннего отделения. Металлический ящик выдвинут. И пуст. Когда-то здесь, вероятно, лежали деньги.

В остальном комната как будто не изменилась.

Карманы старика были вывернуты, но я не стал его осматривать, только нагнулся и дотронулся тыльной стороной ладони до неподвижного лилового лица. На ощупь — как брюхо лягушки. Из виска, куда пришелся удар, сочилась кровь. Однако на этот раз порохом не пахло, и, судя по лиловому цвету кожи, он умер от разрыва сердца, вызванного, по-видимому, шоком или испугом. Все равно убийство — какая разница.

Я не стал выключать свет, протер дверные ручки и спустился вниз на шестой этаж. По дороге — сам не знаю зачем — читал имена на дверях: «X. Р. Тигер. Зубоврачебная лаборатория»; «Л. Придвью. Бухгалтер»; «Машинописное бюро Далтона и Риса»; «Доктор Э. Д. Блесковиц», а под ним буквами поменьше — «Хиропрактик».

Лифт с грохотом поднялся, старик не смотрел на меня. Лицо пустое — как моя голова.

С улицы, не назвавшись, я позвонил в больницу скорой помощи.

15

На шахматной доске с бдительным, знающим, серьезным видом, как всегда перед началом партии, выстроились готовые к бою красные и белые костяные фигуры. Было десять часов вечера. Я сидел у себя дома, курил трубку, выпивал и если о чем и думал, то исключительно о двух убийствах и тайне дублона Брешера, который вернули миссис Элизабет Брайт Мердок, хотя он еще лежал у меня в кармане.

Я открыл сборник турнирных партий — небольшую книжку в бумажном переплете, изданную в Лейпциге, — отыскал красивый ферзевый гамбит, сделал ход белой ферзевой пешкой, и в это время раздался звонок в дверь.

Я встал, взял с откидной крышки дубового письменного стола кольт 38-го калибра и подошел к двери, держа пистолет у правой ноги дулом вниз.

— Кто там?

— Бриз.

Я вернулся к столу, положил пистолет на место и только тогда открыл дверь. На пороге стоял Бриз — как всегда, большой и нескладный, только чуть более усталый. С ним был молодой румяный сыщик по имени Спенглер.

Они довольно бесцеремонно втолкнули меня в комнату, и Спенглер закрыл дверь. Его молодые, живые глаза перебегали с предмета на предмет, а более опытный, суровый взгляд Бриза надолго остановился на мне.

— Осмотри квартиру, — сказал он углом рта и прошел мимо меня к дивану.

Спенглер пересек комнату, заглянул на кухню, вернулся и вышел в коридор. Скрипнул дверью в ванну, пошел дальше.

Бриз снял шляпу и вытер облысевший череп. Издали доносился стук открываемых и закрываемых дверей. Стенные шкафы. Спенглер вернулся.

— Никого, — доложил он.

Бриз кивнул и сел, положив рядом свою панаму.

Спенглер заметил на письменном столе пистолет.

— Я взгляну? — сказал он.

— Тоже мне, пинкертоны, — сказал я.

Спенглер подошел к пистолету и, принюхиваясь, приложил дуло к носу. Вынул магазин, выбил гильзу из камеры, поднял ее и вставил в магазин. Положил магазин на стол и взял пистолет так, чтобы свет проникал в открытую казенную часть. Прищурившись, заглянул в ствол.

— Пыль, — сказал он. — Но немного.

— А вы что ожидали найти? — спросил я. — Рубины?

Он не обратил на меня никакого внимания, взглянул на Бриза и добавил:

— В течение суток из этого пистолета не стреляли. Уж это точно.

Бриз кивнул, пожевал губу и пытливо посмотрел на меня. Спенглер ловко собрал пистолет, отложил его и сел. Вставил в рот сигарету, закурил и с удовольствием затянулся.

— И так, черт возьми, было ясно, что это не 38-й калибр с длинным стволом, — сказал он. — Такой пистолет стену пробивает. Не может его пуля в голове застрять.

— Не понимаю, ребята, о чем вы? — сказал я.

— Все о том же, — ответил Бриз. — Об убийстве. Такая уж у нас профессия. Вы садитесь. Расслабьтесь. Мне показалось, я слышал у вас голоса. Наверно, из соседней квартиры.

— Наверно, — сказал я.

— Вы всегда держите на столе пистолет?

— Не на столе, так под подушкой, — ответил я. — Или за пазухой. Или в ящике стола. Мало ли где. Вам-то что?

— Мы не ссориться пришли, Марло.

— Это точно, — сказал я. — Обыскиваете мою квартиру, без разрешения берете мои вещи. Интересно, что бывает, когда вы приходите ссориться валите на пол и бьете ногами по лицу?

— Ишь ты, — сказал он и усмехнулся. Я тоже усмехнулся. Мы все усмехнулись. Потом Бриз сказал: — Можно от вас позвонить?

Я молча показал на телефон. Он набрал номер и, обращаясь к какому-то Моррисону, сказал: «Говорит Бриз по… — он взглянул на аппарат и прочел вслух мой номер. — Пока буду здесь. Марло. Да. Через пять — десять минут — годится».

Положил трубку и вернулся к дивану:

— Держу пари, вы не догадываетесь, зачем мы пришли.

— Я всегда рад дорогим гостям.

— Убийство — не повод для шуток, Марло.

— А я разве что говорю?

— Да, но ведете себя как-то несерьезно…

— Я не нарочно.

Он посмотрел на Спенглера и пожал плечами. Потом уставился в пол. Потом медленно, как будто с трудом, поднял глаза и опять посмотрел на меня. Я сидел за шахматным столиком.

— Шахматами увлекаетесь? — спросил он, взглянув на фигуры.

— Так, балуюсь. Иногда разыгрываю партию-другую.

— Разве в шахматы не вдвоем играют?

— Я разбираю турнирные партии, которые записаны и опубликованы. По шахматам существует целая литература. Бывает, решаю задачки. Это не называется играть в шахматы. Что же мы заговорили о шахматах? Хотите выпить?

— После, — сказал Бриз. — Я говорил о вас с Ренделлом. Он хорошо вас помнит по делу на побережье. — Провел ногами по ковру, как будто они затекли. Массивное старое лицо в морщинах, серое от усталости. — Ренделл считает, что вы не стали бы убивать. Говорит, вы неплохой парень, честный.

— Молодец Ренделл, — отозвался я.

— Говорит, что вы варите отличный кофе, любите поспать по утрам, остры на язык. Еще он говорит, что вашим словам вполне можно верить, особенно если они совпадают с показаниями еще пяти свидетелей.

— Вот негодяй, — сказал я.

Бриз кивнул, как будто услышал как раз то, что ожидал. Он не улыбался и не злился — просто спокойно, основательно делал свое дело. Спенглер откинулся головой на спинку стула, прикрыл глаза и смотрел на дым от своей сигареты.

— Ренделл считает, что с вами надо держать ухо востро. Говорит, вы много о себе понимаете, что полбеды, и при этом с вами вечно что-то случается, что уже хуже. Так он говорит. Я-то сам против вас ничего не имею. Просто люблю, чтобы все было в открытую. Потому и рассказываю.

Я поблагодарил.

Зазвонил телефон. Я посмотрел на Бриза, но тот даже не пошевелился, поэтому я потянулся к аппарату и взял трубку. Молодой женский голос. Мне он показался знакомым, но сообразить, кто это, я не мог.

— Мистер Филип Марло?

— Да.

— Мистер Марло, я попала в беду, ужасную беду. Мне необходимо повидать вас. Когда вы приедете?

— Что, прямо сейчас? А с кем я говорю?

— Меня зовут Гледис Крейн. Я живу в отеле «Нормандия», в Ремпарте. Когда вы?..

— Вы хотите, чтобы я приехал в отель сегодня же вечером? — спросил я, пытаясь вспомнить, чей это голос.

— Я… — в трубке щелкнуло, и все смолкло. Я сидел нахмурившись, держал трубку и смотрел на Бриза. Его лицо было совершенно непроницаемым.

— Какая-то девица говорит, что попала в беду, — объяснил я. — Нас разъединили. — Я нажал на рычаг, ожидая повторного звонка. Оба полицейских сидели тихо и неподвижно. Слишком тихо и неподвижно.

Опять зазвонил телефон, я отпустил рычаг и сказал в трубку:

— Вам нужен Бриз, не так ли?

— Да, — на этот раз голос мужской и немного удивленный.

— Так бы сразу и говорили, — бросил я, встал со стула и вышел на кухню. Я слышал, как Бриз что-то коротко сказал и положил трубку.

Их кухонного шкафа я достал бутылку виски «Четыре розы» и три стакана, из холодильника — лед и имбирный эль, приготовил три коктейля и на подносе отнес их на низкий столик у дивана, где сидел Бриз. Взял с подноса два стакана, один дал Спенглеру, а с другим вернулся на свое место.

Спенглер неуверенно поднял свой стакан и, зажав нижнюю губу между большим и указательным пальцами, взглянул на Бриза — станет ли тот пить.

Бриз не отрываясь смотрел на меня. Потом вздохнул. Потом поднял стакан, попробовал коктейль, опять вздохнул и, слегка улыбнувшись, склонил голову набок, — так ведет себя человек, когда ему наконец дали выпить и когда первый же глоток открывает перед ним иной — более светлый, солнечный, радужный — мир.