От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор - Николай Пржевальский

Предметы одежды и домашнего обихода таримцы получают из города Корла от приезжающих торговцев, частью же приготовляют сами. Холст выделывается из бараньей шерсти или из волокон кендыря, в изобилии растущего по долине Тарима. Осенью и зимой собирают иссохшие стебли этого растения, перетирают их сначала палками или руками и полученные волокна варят в воде; затем очищают его от костры, снова варят и расчёсывают окончательно. Прядут женщины особым веретеном. Из пряжи, с помощью незамысловатого станка и челнока, ткут холст, весьма прочный и иногда даже довольно изящный по выделке.

Кроме приготовления холста и кое-какой выделки звериных или бараньих шкур, таримцы не знают иных ремёсел; впрочем, изредка между ними попадаются кузнецы и сапожники.

Рыболовство составляет главное занятие жителей Тарима, а рыба главный предмет продовольствия. Для рыбной ловли употребляют небольшие сети грубой работы. Способ рыболовства будет изложен ниже. Здесь же скажу, что, проводя на воде большую часть своей жизни, таримцы, как мужчины, так и женщины, отлично ездят в челноках. Последние делаются из выдолбленных стволов тогрука и составляют непременную принадлежность каждого хозяйства.

Подспорьем к рыбной пище служат корни кендыря; их поджаривают на огне и едят вместо хлеба, которым пользуются лишь немногие зажиточные.

Земледелие по нижнему Тариму весьма незначительно и появилось здесь, как нам сообщали, не более десяти лет назад. Почву для посева орошают арыками. Из хлебов сеют пшеницу и в меньшем количестве ячмень. Урожай бывает не особенно хорош, так как почва везде слишком солонцевата.

Гораздо более, нежели земледелие, на Тариме развито скотоводство, главным образом, разведение баранов. Эти последние дают здесь отличное руно, но мелки ростом и с маленьким курдюком. Кроме баранов, таримцы держат рогатый скот, отличной, крупной породы, в небольшом числе лошадей и ещё реже ослов; собаки очень редки на Тариме. Верблюдов нет вовсе, так как местность для них непригодна. Для скота здесь везде один и тот же корм — тростник; кроме того, бараны охотно едят стручки колючки.

Религиозный фанатизм здесь невелик. Семейный быт, по всему вероятию, тот же, что и у других туркестанцев. Жена — хозяйка в доме, но раба мужа. Последний может, когда захочет, прогнать свою жену и взять другую или держать несколько жён вместе. Жениться можно на самое короткое время, даже на несколько дней.

Из привычек описываемого населения резко бросается в глаза сноровка громко и скоро говорить. Если беседуют несколько таримцев, то можно подумать, что они ругаются между собой. Удивление выражается чмоканьем и приговариванием: «иоба, иоба». В административном отношении обитатели Тарима, равно как и лобнорцы, ведаются правителем города Корла, куда и платят свои подати (29).

* * *

Теперь, после долгого отступления, будем продолжать о самом путешествии.

Переправившись, как упомянуто выше, вплавь через реки Конче и Инчике, мы вышли на Тарим в том месте, где в него впадает Уген-дарья. Отсюда, сделав ещё переход, добрались до деревни Ахтармы[57], самого большого из всех таримских и лобнорских селений. Здесь имеет местопребывание управитель Тарима — некий Азлям-ахун. Несмотря на свой громкий титул, который, как нам переводил Заман-бек, означает «наиучёнейший человек», этот ахун совершенно безграмотен.

В Ахтарме мы простояли восемь дней, так как лесная местность изобиловала птицами, а по тростникам водилось много тигров. Несмотря на ревностное преследование последних, ни мне, ни моим казакам не удалось увидеть желанного зверя. Впрочем, двух тигров мы отравили ночью на приманке, но, несмотря на то, что звери съели большие приёмы синеродистого калия, они всё-таки имели еще силы уйти в густейшие тростники, где наши поиски оказались напрасными. Впоследствии мы приобрели три хорошие тигровые шкуры от местных жителей, которые добывают этого зверя также посредством отравы.

В Ахтарме было сделано астрономическое наблюдение долготы и широты, а барометром измерена абсолютная высота. Последняя достигает 2 500 футов[58]. Озеро Лоб-нор поднимается над уровнем моря на 2 200 футов (30), так что нижний Тарим имеет сравнительно небольшой наклон. Тем не менее течение в описываемой реке весьма быстрое; оно достигает, при среднем уровне воды, около 180 футов в минуту[59]. Из Ахтармы путь наш лежал вниз по Тариму. Шли, то удаляясь, то приближаясь к названной реке, которая в своём нижнем течении не имеет долины в том смысле, как мы привыкли понимать это слово. Ни форма поверхности, ни качество почвы не изменяются даже возле самой реки. Так же глинистая равнина, тот же сыпучий песок, как в соседней пустыне, так и за сотню шагов от воды. Только узкая кайма деревьев, местами густые тростники да болота и озёра обозначают неширокую площадь орошённого пространства[60]. Итти с верблюдами весьма трудно, так как приходится пробираться то по лесу, или густым колючим кустарником, то иногда по возвышенному тростнику, корни которого, словно железная щётка, изранивают до крови верблюжьи пятки.

Отойдя всего 7 верст от места ночлега, мы пришли к рукаву Тарима, очень глубокому и сажен 25 шириной. Через этот рукав необходимо переправляться, что совершенно невозможно теперь, когда по утрам бывают двадцатиградусные морозы. Дождаться же пока река замерзнет, очень долго, так как днём всегда бывает тепло. До сих пор нас уверяли, что после Инчике-дарьи переправы вплавь уже не будет более, а Тарим перейдём по льду. Настоящую переправу скрывали, не желая, чтобы мы оставались где-либо долгое время. Опять, в самых резких выражениях, я выговаривал Заман-беку, что этот случай и десятки ему подобных… Несомненно, что виною всему сам Якуб-бек и Токсобай. По их, конечно, приказанию, нас ведут самой скверной дорогой и постоянно во всём обманывают[61]. Притом же с Заман-беком едет целая орда; у жителей продовольствие (бараны, мука и пр.) и вьючный скот берутся даром. Всё зло, следовательно, в том, что с нами едет Заман-бек. Дорогой вся эта ватага отправляется вперёд, травит ястребами зайцев, поёт песни. На ночёвках вместе с посетителями собирается всегда человек 20; пять раз в день во всё горло орут молитвы. Понятно, что при таких условиях невозможно увидать, не только что убить какого-либо зверя. Если бы не громадная важность исследования Лоб-нора в географическом отношении, я бы вернулся назад. За дикими верблюдами можно было бы сходить и из Цайдама. Не раз уже чуть-чуть не срывалось у меня [желание] обругать всю эту сволочь, этих мерзавцев, но я сдерживался во имя исследования Лоб-нора. Притом большая сравнительно экспедиция, какова теперь наша, не только бесполезна, но даже вредна в пустынях Азии. Опытом я убеждаюсь теперь в этом. С таким караваном, как теперь у нас, 24 верблюда, из них 18 вьючных, невозможно ни скоро итти, ни останавливаться в удобных местах. Идеальная экспедиция в Азии должна состоять из 6 человек: начальник, его помощник и четыре казака. Лишние люди — напрасная обуза. Дело тут не в количестве, а в качестве. При 6 казаках важны только ночные караулы, но их можно отменить, имея хороших собак. Движение большого каравана медленно потому, что при всех переправах или вообще трудных местах приходится тратить несравненно больше времени, нежели с караваном небольшим; верблюды чаще отрываются и т. п. В Тибет я не возьму с собой более 4 человек.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});