Курсант: назад в СССР 6 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Не оговорил, но следствие чуть по ложному следу не повел.

— Да кто же знал-то? Говорю же, испугался. Вот теперь, что делать? Придет тот мужик опять или нет? Расскажет про меня?

— Ты ему больше не нужен.

— Думаете, он убил Ваську? — Спицын испуганно вытаращился на меня. — И меня теперь заодно на тот свет отправит?

Я едва справился с волной глухого раздражения и только махнул на него рукой.

— Ничего я не думаю, разберемся. А ты больше языком лишнего не болтай. Лучше расскажи, как выглядел этот шантажист.

— Известно как. Плащ да шляпа. Морда, будто кирпича просит, но глаза умные, не разрядом заводским обремененные, явно интеллигент, только злой какой-то для работника мозговой деятельности.

— Ясно, а приметы? Высокий, худой? Белый, лысый, толстый, рябой?

— Я ж его не разглядывал, с похмелья был жуткого, давеча у Анатолича внук родился, два дня обмывали, а потом еще и жена моя к матери погостить уехала. Дорвался я до свободы, как песик дворовый, что цепочку оборвал. А он с пенным ко мне. Хоть убей, начальник, не помню я эту рожу мерзкую совсем. Мужик да мужик. Ни толстый, ни худой, ни старый, ни молодой. Никак не назвался, про себя ничего не говорил.

— Опознать сможешь?

— Нет, конечно… Видел его раз подшофе, как же я его опознаю-то? Нет, нет, не смогу.

— Что он еще говорил? Сказал, откуда знает про твое прошлое?

— Откуда узнал, не знаю. Я подумал, что он из челябинских, но теперь понимаю, что времени-то много прошло. Нужен я кому разве в этом Челябинске? Значит, специально про меня узнавал, чем зацепить. Но не такая я птица важная, чтоб про меня узнавать… Что делать-то мне теперь, начальник?

— Да ничего. Живи как жил. А при удобном случае, за кружкой пива, расскажи мужикам про свою отсидку. Все как было. Уверен, что не осудят тебя.

— Думаете? Вот спасибо за совет. А то надоело себя контрой чувствовать. Вроде ничего такого не сделал, а будто Родину продал и крысой притаился.

— О нашем разговоре пока никому ни слова, даже милиции. Если надо будет, повторишь все это потом официально под протокол. Понял?

— Если надо — скажу, — закивал Венька. — Не хочу грех на душу брать. Васька хороший мужик был. Хоть и пьющий, а руки золотые.

— Да у нас в стране каждый третий с такой бедой.

Бух! Бух! Дверь гаража вздрогнула, будто под ударами молота Тора. Хотя откуда взяться здесь богу грома, но звук уж очень похож, аж стены затряслись, а стальная воротина, казалось, прогнулась, жалобно заскрежетав.

— Спицын! Открывай, зараза!

— Это Рая, — Веня вжался в стену, аж удочки головой с полки зацепил, бамбук посыпался на бетонный пол, гремя катушками. — Скажите, что вы из милиции и меня допрашиваете…

— Зачем?

— Надо так!

— Ладно, — я подошел к двери и отщелкнул массивный замок.

Дверь распахнулась, и в проеме, загородив весь дневной свет, выросла супружница Вени. Та самая Раиса с фигурой шпалоукладчицы и статью штангистки. За ее спиной переминались мужички-соседи. Видно, сердобольные сотоварищи, завидев, как я бессовестным образом извалял их собрата в крапиве и затащил в гараж на разборки, позвали подмогу в лице могучего существа в ситцевом халате и платке с галошами.

— Опять пьешь, скотина? — Раиса прошла будто сквозь меня, я еле успел отскочить в сторону.

— Да не пью я, — взмолился Венька. — Это товарищ из милиции пришел.

— Спокойно, гражданочка, я из органов, мы с вашим мужем беседовали по служебным надобностям.

— Знаю я ваши служебные надобности! Голова вон как у забулдыги замотана, — пробасила Раиса. — Из милиции он! Ничего придумать лучше не смогли? Самогон где?

Хрясь! Женщина сходу залепила оплеуху мужу, а тот запутавшись в удочках, блеснах и леске, с жалобным стоном повалился на пол.

— Прекратить домашнее насилие! — гаркнул я и выудил из кармана удостоверение.

Не думал, что оно понадобится второй раз на дню, обычно женщины на слово верят сотрудникам. Хотя, как верно заметила Рая, видок у меня немного потертый из-за злополучной повязки на голове.

Ткнув в раскрасневшуюся физиономию ксивой, я добавил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Никто здесь ничего не употребляет. Так что, гражданочка, Спицына не троньте, а то мне вас задержать придется.

Сказал я, а про себя подумал, как же я ее задерживать, если что, буду? Добровольно она явно не сдастся, а женщин бить я не обучен. Придется бобик с ППС-никами вызывать. Вот уж не хочется шум поднимать.

Но Раиса, завидев книжицу с красной оболжкой и фотокарточкой моей не забинтованной, вдруг все осознала и смягчилась:

— Что же вы, товарищ милиционер, сразу не сказали, я ж Веньку чуть не зашибла. Вышло б ни за что.

— Сначала бьешь, — плаксиво прогундел Спицын, потирая вспухшее до чебурашкиных размеров ухо, — а потом разбираешься!

— Ну прости, поросеночек, — сквасила губы бантиком супружница. — Ошибочка вышла…

— Прости в карман не положишь, — оживился Веня. — Завтра с мужиками в баню меня отпустишь. С воблой пойду и пивом!

Глава 9

С Погодиным встретились в “Гангрене”. Местные так окрестили старый и занюханный, но популярный и гостеприимный пивбар в центре города. Злачное место, где вместо салфеток нарезка из серой бумаги, а хамоватые продавщицы пиво не доливают, всегда было переполнено страждущими. А в этом году к бару пристроили еще и веранду со столиками. Мы решили там обсудить дела, но поднявшийся ветер с пылью и редкими холодными каплями загнал нас внутрь самой пивнушки.

Вечер пятницы в самом разгаре. Раскрасневшиеся рожи мужиков отсвечивали сквозь завесу табачного дыма счастливыми улыбками за душевными разговорами. Посетители облепили “стоячие” столики пивного зала, словно виноградины лозу, ну или мухи кое-что.

— Ни хрена себе тут народу, — присвистнул Погодин, брезгливо морщась. — Чувствуешь, чем-то воняет?

— Это же не ресторан, Федя, — улыбнулся я. — Сюда в костюмах не ходят. А пахнет рыбой, перегаром, потом и слесарной спецовкой.

Мы постояли у входа, выждав счастливый момент, когда один из столиков вдруг освободился. Его “постояльцы” — двое очень тепленьких мужичков, судя по пустой таре, приговорили не одну пару кружек и с чистой совестью сползли под стол, пытаясь прикорнуть на затертом до земляного цвета кафеле.

Сердобольные собратья-посетители выволокли мужичков на воздух, привели в чувство похлопываниями по спине и потрясываниями за челюсть и отправили на автопилоте по известному маршруту “пивбар-дом”. Такой маршрут заложен у каждого советского мужика генетически, почти что с рождения. И если ноги не будут слишком мешать идти и предательски заплетаться, то тело рано или поздно доберется из пункта “А” в пункта “Б”. Если, конечно, по пути не повстречается патруль ППС, “воронок” которого курсирует лишь в пункт “В” — вытрезвитель.

Мы поспешили занять освободившийся столик. Столешница цвета прошлогоднего кизяка исцарапана, словно старая разделочная доска. К нам подошла хмурая тетя в грязно-белом переднике и смахнула дурно пахнущей тряпкой со столика чешую и подсохшие пивные разводы.

Я смотрел на Погодина. Он продолжал кривиться, будто зажевал целый лимон и головку лука впридачу. Брезгует. Быков в этом плане не такой привередливый. А за моими плечами так вообще сотня пивнушек, не меньше. Я вообще брезгливость еще в девяностых потерял. Во времена, когда даже приличные рестораны превратились в смрадные гадюшники. А тут не так уж и плохо. Все как и положено пивбару: дым коромыслом, чешуя пощелкивает и падает на пол словно конфетти, кругом простые работяги вперемешку с алкашами. Между собой они очень похожи, но последних от первых можно было легко отличить по более приветливым и счастливым лицам, не обремененным ежедневной работой. Жизнь прекрасна, если рядом кружка пива, папироса и такой же беззаботный друг. И еще их можно было отличить по зубам. А вернее, по их частому отсутствию у алкашной братии.

Да и вообще, как-то не принято было в СССР взращивать культ голливудской улыбки. Дорого это, да и стоматология долгое время оставалась на уровне довоенных времен. А одним из самых страшных воспоминаний для рожденных в СССР был и остается звук бормашины. Сидишь под кабинетом стоматолога и слышишь, как она работает с кем-то другим, а ноги уже подкашиваются у тебя. Удивительно, но в индустриально развитой стране, запустившей человека в космос и регулярно выполнявшей и перевыполнявшей “пятилетки”, так и не смогли усовершенствовать такой простой процесс, как сверление зубов. Конструкция бормашины с 20-х годов оставалась практически неизменной. Зубной сервис оставлял желать лучшего. Поэтому даже звезды советского кино часто “портили” кадр неприглядными улыбками, не говоря уже о завсегдатаях “Гангрены”.