Ночь триффидов - Саймон Кларк

Восемнадцать тысяч футов.

Альтиметр крутился вовсю. На крошечном экране счетчика цифры менялись с ошеломительной быстротой.

В наушниках послышался неуверенный голос:

— Скажите, Дэвид... мы уже прошли сквозь нее?

— Если вы имеете в виду грозу, то да — прошли.

— И молния в нас не попала?

— Напротив. Молния ударила нас шесть раз.

— Шесть? — переспросил он придушенным голосом. — Шесть раз?

— Именно шесть, — хладнокровно подтвердил я. — Но беспокоиться не надо. Приборы немного шалили, а в остальном все нормально. Ведь мы, по счастью, как вы можете догадаться, не заземлены.

— Слава Богу, — пробормотал метеоролог. Я обернулся, но не увидел его лица, скрытого затененным стеклом шлема и кислородной маской. Мне только удалось заметить, что он непрерывно крутит головой в разные стороны. Видимо, все же сумел преодолеть страх, если его вновь стало интересовать окружающее.

— На какой мы высоте? — спросил он.

— Приближаемся к двадцати тысячам футов.

— Думаю, мы вот-вот достигнем верхней кромки облаков.

— Вы хоть что-нибудь видите?

— Ни зги. А вы?

— Ни единой пташки. Продолжаю набор высоты.

— А вы сможете... хм-м... найти дорогу домой?

— Не беспокойтесь. Я на связи с землей, они держат нас на экране радара. В данный момент мы находимся над Винчестером.

— Над Винчестером? — эхом отозвался Сеймур. — Великий Боже! Мой отец был учителем физкультуры в Виндзоре. Великое Ослепление его миновало, потому что за день до появления небесных огней он, играя в поло, свалился с лошади и пролежал без сознания двое суток.

Мое отношение к Сеймуру начинало меняться в лучшую сторону. Небольшая доза страха в сочетании с грозой, похоже, сделали из него человека.

— Сейчас я закладываю правый вираж, — сказал я. — Этот маневр снова выведет нас к южному побережью. Как вы себя чувствуете?

— Большое спасибо, прекрасно. Хм-м... Небольшой дискомфорт в потрохах, если можно так выразиться, но, думаю, тошнота скоро пройдет.

Через пару секунд на счетчике альтиметра возникли цифры, показывающие, что мы перевалили отметку в двадцать пять тысяч.

— Высота двадцать пять тысяч футов, Сеймур.

— Осмелюсь предположить, Дэвид, что толщина облачности побила все рекорды. Но полагаю, ждать осталось недолго. — Он снова заговорил приглушенно. — Кажется, я начинаю различать форму облаков.

Я вгляделся в темноту в поисках молочных пятен света, но ничего не увидел. Усилив тягу двигателей, я продолжил набор высоты.

Двадцать шесть тысяч футов... двадцать семь... двадцать восемь.

Теперь в любой момент, сказал я себе. Каждую секунду мы могли вырваться в солнечное сияние, заливающее клубящееся белое море облаков.

Тридцать тысяч футов. Я потянул ручку на себя и прибавил скорость. Самолет почти стоял на хвосте, пронзая небо, словно ракета.

На высоте тридцати трех тысяч футов мы вырвались из облачного слоя.

— О... — В голосе Сеймура, прозвучавшем в наушниках, я услышал изумление и разочарование.

Да, из облаков мы вырвались. Но света больше не стало. Во всяком случае — того света, которого мы ожидали.

На мир опустилось толстенное покрывало.

— Что это? Я... Я ничего не понимаю, — пролепетал Сеймур.

Я не ответил — все мое внимание было сосредоточено на небе.

Представьте угасающий уголь в тот момент, когда он вот-вот готов превратиться в пепел. В нем еще сохранился оттенок красного, но это унылое, едва заметное темно-красное пятно возвещает о том, что огонь умирает.

Свет, который я увидел, очень напоминал это умирающее свечение. Все небо от горизонта до горизонта было окрашено в мутный темно-красный цвет, ничего или почти ничего не освещающий. Небо выглядело страшно холодным, просто ледяным. Завывание ветра на крыльях больше всего походило на погребальный стон. Впервые за весь полет я начал испытывать настоящую тревогу.

— Ничего не понимаю, — повторил Сеймур. — Облака под нами. Но куда подевалось солнце?

В зловещем темно-красном небе мы кружили примерно полчаса. Разглядеть что— либо в этом мрачном освещении было невозможно.

Я бросил взгляд на крылья самолета. В обычном солнечном свете на них от основания до самого кончика сейчас плясали бы яркие блики. Это же кроваво— красное зарево окрашивало серебряные плоскости в цвет ржавчины.

— Итак, темнота на земле наступила вовсе не под воздействием обычной облачности, — пустился я в рассуждения. — По крайней мере это не грозовые тучи.

— Да, — согласился Сеймур. — Тучи, несомненна, только усилили действие необычного феномена. Полагаю, что выше нас расположен еще один слой облаков, который и закрывает солнце.

— Но разве вы не сказали, что выше двадцати пяти тысяч футов облаков не бывает? — спросил я. — Да, конечно. Но не могли бы вы подняться повыше? Я продолжил набор высоты. Достигнув потолка в пятьдесят пять тысяч футов, я перестал слышать рев двигателей, настолько разреженным был воздух. Небо на такой высоте в обычных обстоятельствах должно было быть не голубым, а черным. Сейчас же оно по-прежнему было окрашено в унылый темно-красный цвет.

Даже если бы мы каким-то непостижимым образом ошиблись во времени и вылетели после заката, небо должно было бы сверкать многими тысячами ярких звезд. Создавалось впечатление, что наша планета так надоела богам, что они окутали ее кроваво-красным саваном.

Я связался с центром управления и доложил ситуацию. Мне показалось, что где-то в глубине, создавая фон для доклада, рычит Старик, отдавая приказы диспетчеру. Временами я не слышал ничего, кроме помех; видимо, далеко внизу под нами вспыхивала очередная молния. Позади меня на штурманском месте Сеймур делал заметки и что-то фотографировал.

Я посмотрел на указатель расхода топлива. Стрелка показывала, что осталось четверть бака.

Полет подходил к концу. Я сказал Сеймуру, чтобы он спрятал камеру. Мы направлялись домой.

Я уменьшил тягу двигателей и начал снижение. До самого подхода к аэродрому мне предстоял слепой полет. Диспетчер будет вести меня до тех пор, пока я не увижу огни посадочной полосы.

Перед мысленным взором предстал диспетчер, пристально вглядывающийся в светлую точку на экране радара, которой был для него наш самолет.

Сеймур начал проявлять некоторые признаки оживления, хотя мне казалось, что он больше размышляет вслух, чем беседует со мной. Его сильно беспокоило отсутствие солнечного света.

— При извержениях вулканов бывают столь сильные выбросы в атмосферу, что освещенность на земле снижается. Но ничего подобного тому феномену, который мы наблюдаем, не случалось. По крайней мере на памяти человечества. Извержение Кракатау существенно уменьшило силу солнечного света, что привело к глобальному снижению температуры, за которым последовали исключительно суровые зимы и прохладные летние периоды. Но то, что мы увидели сегодня, беспрецедентно. Если продолжить рассуждения, то...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});