У любви четыре руки - Маргарита Меклина

«Случайный мужчина» Джеймса Барра. Эта книга была издана в 1966-м, госпожа Браун прекрасно помнила то время, и тот мир — ее мир, сумрачный мир запретной любви и чокнутых гомосексуальных страстей.

Как долго он плакал, глядя в черное окно, в черную реку внизу, на ее дрожащие огни. Пятнадцать лет любви, пятнадцать лет счастья. Любви на всю жизнь, счастья на всю жизнь. А теперь пустота. Клауди захлопнул за собой дверь, и образовалась невыносимая пустота. А до этого, пока любимый Клауди собирал свои вещи, наполняя ими коробки и чемоданы, Давид рыдал, падал перед ним на колени, катался по полу, кричал, захлебываясь в слезах: «Почему ты не любишь меня больше? Как это может быть? Зачем ты уходишь, Клауди, зачем так сразу, почему мы просто не поживем раздельно немного, не бросай меня, не убивай меня! Клауди! Если ты уйдешь, я выброшусь из окна! Что случилось? Я уже старый для тебя? Я был с тобой пятнадцать лет, я хочу быть с тобой всю жизнь! Я хочу быть с тобой всю жизнь! Я люблю тебя, Клауди, это невыносимо, я не могу тебя потерять, я не могу жить без тебя, зачем ты так жестоко, это жестоко, я всего себя отдавал тебе, у тебя никогда не будет лучшего секса ни с кем, никто не будет любить тебя, как я! Клауди! Пожалуйста, не уходи, не уходи, пожалуйста, я умоляю тебя, я сделаю все, что ты хочешь. Что ты хочешь? Что тебе не нравится во мне? Я ведь не старый, мне всего сорок три, у меня даже нет седых волос. Кто он? Сколько ему лет? Куда ты уходишь, где ты будешь жить, где ты с ним будешь жить, он убьет тебя, вот увидишь, ты будешь страдать, он заразит тебя СПИДом, наверняка, а я всегда был тебе верен, все эти пятнадцать лет, я тебя боготворил. Клауди! Клауди! Пожалуйста, не бросай меня, что мне делать, я хочу только тебя, я люблю тебя, только тебя, я не могу, пожалуйста, стой, нет, подожди, эй!»

И вот, два года спустя, Клауди стоит перед ним на этом мосту, над этой рекой, и тоже ночь, и тоже дрожат огни, и теперь это Клауди плачет, но беззвучно, бесслезно, о том, что его молодой любовник нашел себе молодого любовника: «Они сейчас живут в гостинице, Стан хочет, чтобы я съехал с его квартиры, он обещал этой своей проститутке, что поселит его у себя, хочет, чтоб я убирался, неблагодарная тварь». И Клауди смотрит на Давида внимательным сиротским взглядом: «Ты говорил мне, что будешь меня ждать, что ты всегда поможешь, если мне нужна помощь, что ты никогда не разлюбишь меня, помнишь? Ты — единственный, кто любит меня, кто всегда любил. Ты — моя судьба. Прости меня, возьми меня обратно. Если не поздно, давай снова будем вместе, пожалуйста». Давид смотрит не на него, а в черную реку на дрожащие огни, но он чувствует на себе умоляющий взгляд Клауди. «Да посмотри на меня, что ты прячешь свой взгляд!» «Извини… На самом деле, поздно. Извини, я не хочу. Нет, я не могу вернуться в то, что было. Но я помогу тебе, конечно. Сколько тебе нужно?» Мгновение — и глаза Клауди сжимаются, как кулачки, полные ненависти. «Все у тебя — деньги, деньги, и всегда так было! Мелочный материалист! Ты что, поверил, что я пришел просить у тебя помощи, что хочу снова к тебе, ты, правда, поверил? Я — сильный, мне не нужна ничья помощь, сам всегда со всем сам справлялся, всегда! Потому что я сильный! А ты слабак! Помнишь, как ползал передо мной, рыдал, унижался, когда я бросал тебя? „Люблю тебя на всю жизнь, люблю тебя на всю жизнь!“ А сам даже и не пытался побороться за свою любовь! Сдался, сразу, слабак! А я специально так долго тогда вещи собирал — потому что я наслаждался, как ты передо мной унижаешься. Слышишь, а? Наслаждался! Это были лучшие моменты за все пятнадцать лет с тобой. Ага. Шокирован, дорогой?» Давид стоял, не дыша, он не верил, что это любовь его жизни говорит ему такие слова. Как он вообще мог пятнадцать, нет, семнадцать лет любить этого человека? «Ты мерзкая, грязная свинья». Это все, что он мог сказать. «Это все, что ты можешь мне сказать?» Давид посмотрел ему в свиные глазки: «Я больше не люблю тебя, мерзкая, грязная свинья». Клауди засмеялся.

Давид не знал, что за зеркальной стеной стояли люди и в возбуждении наблюдали за всем, что он и Красавец Джон делали в постели. Красавец Джон знал, но не сказал Давиду. «Прости, я боялся, что ты будешь стесняться». «Сюрпризы незащищенного секса?» «Прости его, моя милая! — Баронесса обняла растерянного, растрепанного Давида, его платье было измято, парик съехал на лоб, яркая помада размазалась по лицу. — Ах, ты была великолепна!» «Но как…» «У всех комнат с этой стороны коридора — прозрачные стены, я угрохала целое состояние на эти шпионские зеркала» «Но как я мог не заметить, когда шел по коридору? Из-за длинных искусственных ресниц? Кстати, я потерял один глаз…» Баронесса ласково улыбнулась, взяла Давида за руку: «Пойдем, моя девочка, я приведу тебя в порядок. Какая ты милая, нежная в этом платье. Я не могу поверить, что ты никогда раньше не надевала женскую одежду. Смотри, как смело ты держишься на своих высоких каблуках. У тебя удивительная, естественная женственность, девочка, ты так щедра в сексе, так искренна и искусна, ты настоящая королева, моя Давида!» Давид закрыл глаза — как приятно было ему слышать ласковый, ласковый голос Баронессы. За все это долгое время невыносимого страдания, мертвое время после ухода любимого Клауди, он впервые почувствовал себя счастливым. Да, он никогда раньше не переодевался, никогда не красился, не носил стилет, конечно, но как кстати все это сейчас было! Эти мужчины в женских платьях, которых он раньше презирал, за их манерность, вульгарность, кричащую пошлость лиц и одежд, вот они сейчас, стая ангелов, спасают его от самоубийства. Это не платье они ему одолжили и туфли, и не прекрасное белье, они надели на него легкие крылья, а он так давно хотел летать. «Подождите!» Вот так впервые Давид услышал этот низкий, бархатный голос — из-за спины, из-за крыльев. Все оглянулись, Баронесса расцвела в улыбке: «Граф Де Гроа!»

Но в ту ночь, когда Давид встретил Де Гроа, он еще любил Клауди. Он любил Клауди до того самого момента на мосту, когда Клауди сам убил его любовь, желая ее, когда он просил о помощи и убивал того, у кого просил. «Знаю, знаю, ты тут уже обзавелся миллиардером! Рассказали добрые люди. Что, навострил уже лыжи в государство Белиз? Скатертью дорожка! Обеспечиваешь себе безбедное существование, а? С этим фашистом! В газовой камере закончишь свое существование с этим фашистом! Дешевка! Блядь!» Клауди плакал, все так же бесслезно, пьяный. Давид смотрел не него и словно не узнавал — это был просто какой-то человек, какой-то случайно встретившийся ему в жизни мужчина, случайно ставший любовью его жизни. Клауди прав, я слаб, сказал себе Давид, а он ни в чем не виноват, он просто случайный мужчина. И Давид повернулся и ушел. И тут, как в кино, сверкнула молния, полил дождь, в раскатах грома слышался крик Клауди — он звал, умолял Давида вернуться, но Давид не оглядывался. Трамвай возник из-за угла, и Давид вскочил в него, и невольно посмотрел в сторону моста, но трамвайный свет отражался в окнах, и заоконный мир проступал лишь неясными огнями; Давид не чувствовал, как тогда, в ночь разрыва, взгляд Клауди, хотя знал, что Клауди пристально смотрит, оттуда, на его — как мошка в янтаре — силуэт. Давид больше не жил в своей квартире над рекой и мостом, он, мелочный материалист, уже успел ее сдать — он снимал комнату в гей-районе, над баром, в котором работал пианистом. Утром, поцеживая кофе в этом баре, он увидел в телевизионных новостях: самоубийство на мосту, выловлен в реке, неизвестный мужчина.

Граф Де Гроа защелкнул дверной замок и прошествовал к предательским зеркалам. Он что-то нажал, и две тяжелые шелковые занавеси беззвучно поползли по зеркальной стене навстречу друг другу и соединились. Затем он наполнил шампанским два бокала и поднес один из них Давиду: «Освежитесь. Я вижу, вы очень устали». «Я первый раз в таких нарядах…». «Вы смотритесь прекрасно, не волнуйтесь, просто вам все к лицу. И знаете, почему? Потому что вы прирожденный аристократ. Вы благородное существо, редчайшей породы, вас может оценить только человек, который это понимает». «Я думал, что я сегодня умру, а вместо этого, у меня получился самый счастливый день в моей жизни». «Потому что мы встретились?» «Не знаю… Но я так чувствую… Меня бросил человек, с которым мы прожили пятнадцать лет, это случилось два года назад. Семнадцать лет я люблю этого человека. Все время, что мы были вместе, я хранил ему верность, только последние два года были другими… Столько много было случайных мужчин… Но вы другой. Извините, я немного пьян, и очень устал, простите мне мою сентиментальность, дорогой граф». «И вы извините меня за любопытство, но скажите мне, почему он вас бросил? Нашел кого-то помоложе? Да?» «Да. На двадцать лет моложе меня». «Он дурак. Он променял бриллиант на льдинку, которая растает у него в руке, и он останется ни с чем, вот увидите. Вам нужен такой ценитель прекрасного, как я. Где вы научились такому изощренному сексу?» Давид покраснел. «Вы тоже там были, в коридоре, видели?» «Я никогда, мой прекрасный, никогда не видел лучшего секса. Все порно меркнет перед вами. Потому что все, что вы делали, вы делали от души. Такая щедрость, такая самоотдача, поистине королевская щедрость. И такая высококлассная техника. Кто научил вас этому? Поделитесь секретом». «Мне всегда хотелось совершенствоваться в этой области, дорогой Де Гроа. Ради моего любимого. Мне всегда хотелось дарить ему больше и больше наслаждений, чтобы он был счастлив. Я — исследователь сексуального наслаждения, я изучил все исторические источники, просмотрел все порнофильмы, которые сделало человечество, провел множество опросов среди проституток и их клиентов, все это просто как частное лицо, исследователь-любитель. Моим последним большим открытием была одна проститутка, тридцатисемилетний белизец, о котором я слышал, что он делает то, что никто до него никогда не делал, заставляя клиентов достигать высочайшего наслаждения. Я заплатил ему две тысячи долларов за его уроки, которые мы проводили ежедневно в течение месяца, а потом я самостоятельно совершенствовал искусство, требующие не только исключительной гибкости тела, но и полной душевной самоотдачи, почти смерти ради ублажения другого». «И что же это было такое, чему он вас научил?» «Это легче показать, чем объяснить». «Конечно!»