Портреты без рамок - Юрий Комов

Демонстрация фильма в Белом доме состоялась, как отмечалось, 21 апреля, а на следующий день Джек Уорнер организовал в Голливуде «просмотр для аудитории, состоящей из рабочих»: и там, и там реакция зрителей была, как заметили специальные наблюдатели, «положительной». На рекламную кампанию картины «Уорнер бразерс» выделили полмиллиона долларов. На приеме после премьеры, состоявшейся в Вашингтоне, присутствовало 4 тысячи именитых гостей, и всем им картина понравилась, как писали газеты, призывом к единению сил в борьбе с общим врагом — фашистской Германией.

Но вот фильм вышел на широкий экран, и тут же раз дались (недружные, правда, сначала) голоса протеста. Первой ополчилась на картину, по вполне понятным причинам, протроцкистская газета «Нью лидер», выходившая в Нью-Йорке. А вслед за этим, 9 мая 1943 года, в «Нью-Йорк таймc» появилось вполне обстоятельное письмо философа Джона Дьюи, которое в воскресенье перепечатали все издания известного газетного магната Херста.

Дьюи, возглавлявший специальную комиссию, самостоятельно занимавшуюся изучением материалов политических процессов, проходивших в СССР в 30-е годы, пришел к однозначному выводу: все обвинения, построенные на песке, составные чудовищной ловушки; разыгрывавшийся судебный фарс вопиющее нарушение советского права, приговоры необоснованные и произвольные. Комиссия Дьюи опубликовала свой 2-томный доклад, а сам он и раньше уже выступал в печати, предостерегая, что в книге Дэвиса допущены многие существенные неточности Теперь Дьюи утверждал, что новый фильм «Миссия в Москву» это «первый в нашей стране случай тоталитарной пропаганды, рассчитанной на массовое потребление, пропаганды, которая фальсифицирует историю, искажая ее, опуская действительно имевшее место и вводя надуманное» Кроме того, Дьюи осуждал сделанный в фильме акцент на то, что изоляционисты в американском Конгрессе, выступавшие перед войной против активного участия США в европейских делах, то есть фактически против борьбы с фашистскими агрессорами, играли на руку нацистам. Возмущенный этим фактом. Дьюи писал: «Все усилия сводятся к дискредитации американского Конгресса и одновременно представления советской диктатуры в виде передовой демократии».

Материалы Дьюи не прошли незамеченными. В прессе завязалась ожесточенная перепалка. Защитники книги и фильма настаивали па связях Троцкого с нацистами, на реальности коварных планов заговорщиков в Москве, а в заключение просто делали вывод о нелояльности поведения лиц, оспаривавших содержание произведения, «положительно характеризующего союзника в нынешних обстоятельствах военного времени». И при этом все отмечали необычную «открытость ленты, затронувшей важный для американцев политический вопрос».

Джеймс Эйджи в «Нэйшн» назвал фильм «первым советским продуктом, выпущенным одной из ведущих американских студий». «Наконец-то, писал он, имея в виду изоляционистов, консерваторов вывели на чистую воду, показав хотя бы часть тех их действий, которые привели нас к войне». Интересно, что в отношении подачи информации о процессах над участниками «правотроцкистского блока» Эйджи пытался сохранить нейтральную позицию заявляя, что верит этому и не верит. И такая реакция, по-видимому, была наиболее распространенной в среде американской интеллигенции.

Редакции шлет тем но менее получали сотни писем с прямо противоположными мнениями: одни писали, что этот суперфильм увидят по крайней мере 50 миллионов американцев, а ведь «история в нем подтасовывается, и диктаторский режим превозносится», другие утверждали, что фильм подкупает исключительной правдивостью, и предупреждали, что «кое-кто не понимает, как легко можно стать жертвами нацистской пропаганды, если выступать за подрыв единства объединенного фронта союзных сил». Один из братьев Уорнер вспоминал, что находились люди, которые с возмущением говорили ему, что слово «Москва», введенное в название фильма, — это форменный вызов, безобразие, с которым нельзя мириться. Но так или иначе, общая и конкретная критика сходилась в двух моментах: первое — фильм прославляет Сталина, второе — в картине ложь выдается за правду.

А что касается массового зрителя, то он. судя по статистическим данным, находил картину просто скучноватой: в опубликованной в январском номере «Вэрайети» за 1944 год списке наиболее кассовых лент сезона «Миссия в Москву» занимала 84-е место из 95 упоминавшихся лент. На внутреннем рынке фильм оказался убыточным. Дела финансовые (не идеологические) могли быть поправлены за счет проката в других странах (особенным успехом картина пользовалась в Англии и Китае), однако на рыночную экономику Голливуда уже начинали оказывать заметное влияние ветры «холодной войны». В октябре 19–17 года на «Уорнер бразерс» был подготовлен документ, разосланный во все отделения компании; в документе предписывалось по получении настоящего уведомления уничтожить (!) имеющиеся копии картины… Фильм, однако, уцелел, дошел до наших дней, хотя вряд ли кто, кроме специалистов, видел ее на экране за последние лет 40. Вероятно, сохранилась копия картины и у нас, ибо в свое время, приобретенная за условную минимальную цену и 25 тысяч долларов, была о советском прокате.

Следует сразу уточнить отдельные немаловажные детали: в период между 1939 и 1945 годами для коммерческого распространения СССР закупил у США всего 24 картины. Каждый фильм Сталин просматривал лично, выступая одновременно в роли единственного цензора. Преувеличения здесь нет: на этот факт, кстати, указывал и Н. С. Хрущев в своих воспоминаниях, увидевших свет в США в 1970 году. Можно сказать, что почти все американские картины, появлявшиеся на наших экранах в то время, отвечали вкусам вождя, хотя и воспринимались им со значительной долей скептицизма и снисходительности. Между прочим, Аверелл Гарриман, известный политический деятель и дипломат, посол США в СССР в 1943–1946 годах, вспоминал, каким успехом в Советском Союзе пользовался фильм «Северная звезда», сделанный на студии «Метро-Голдвин-Майер» по сценарию Лиллиан Хелман. Было такое впечатление, говорил он, что русским нравилось то, как в Голливуде изображали Россию, хотя не всегда это изображение было близко к реальности, В мае 1943-го Дэвис прибыл в Москву, имея с собой копию фильма. Но мнению Рузвельта, после просмотра Сталин мог прийти в «проамериканское настроение». На сеансе, помимо вождя, присутствовали Молотов, Вышинский и другие лица из его ближайшего окружения. Дэвис писал Гарри Уорнеру, что успех превзошел все его ожидания: «Маршал и премьер Молотов высоко оценили картину». А тогдашний посол США и СССР Уильям Стэндли, раздраженный специальным статусом Дэвиса (представитель президента) и своей неудавшейся миссией (к тому времени он уже получил уведомление об отзыве домой), в депеше в Вашингтон изложил свое прямо противоположное мнение. По описанию Стэндли, Дэвис чересчур затянул вступительное слово, и «было слышно, как Сталин несколько раз проворчал что-то»: дипломаты считали каждый вздох вождя. Завершал посол свой доклад следующей фразой: «Бросающиеся в глаза несоответствия в фильме не могли не вызвать у присутствующих советских официальных лиц серьезного неодобрения».

О личном отношении Сталина к картине судить, конечно, трудно, хотя есть свидетельства, что он был весьма удивлен содержанием ленты. Но официальная позиция сомнений не вызывает. Фильм вышел на наши экраны. Вступительное слово Дэвиса опустили, равно как и эпизод обсуждения советскими руководителями подслушанного через специальное устройство в американском посольстве разговора. Перевод был выполнен довольно точно, а сцены суда над «троцкистами» сохранены слово в слово.

Интерес к картине в СССР был понятен: хотя, по утверждению некоторых зарубежных дипломатов, аккредитованных с то время в СССР, «Миссия в Москву» выглядела несколько наивно, что высылало у русских улыбку, они тем не менее восторженно принимали картину, ибо об американской кинопродукции имели в те годы весьма отдаленное представление — и все американское потому было уже интересно. Даже по мнению скептиков в администрации президента, акция Рузвельту вполне удалась — изменение отношения Соединенных Штатов к союзнику в войне, принятие его таким как есть в настоящем и прошлом, демонстрировалось крупным планом, возможность взаимопонимания между двумя лидерами иллюстрировалась со всей очевидностью.

Надо отметить, что фильм не остался незамеченным и в фашистской Германии. Министр пропаганды Геббельс писал в своем дневнике в мае 1943 года, что Сталин в картине превозносится так явно, что протестует даже американская общественность. Неделю спустя он уже рассказывает об информации, которую получил из СССР о вояже Дэвиса в Москву, называя при этом посла «своего рода салопным большевиком» и «опасным типом». По мнению Геббельса, выход фильма на экраны Рузвельт якобы прямо приурочил к заявлению Сталина о роспуске Коминтерна. В июле, по указанию Геббельса, книга Дэвиса и сам автор становятся предметом издевательских нападок в прессе. Геббельс, который к вопросам пропаганды средствами кино относился очень внимательно, был готов поверить, что «Миссия в Москву» — это «пример того, как Рузвельт превращает «индустрию развлечений» в оружие на страже интересов государства».