Тачки. Девушки. ГАИ - Андрей Колесников

Мне было интересно, чем история закончится, и я даже с ним из машины вышел. Милиционеры встретили нас приветливо.

– Еще чего-то надо? – удивился один.

– Принес, – мрачно сказал таксист.

– Смотри, и правда, шашлык принес! – развеселился другой. – Да мы же пошутили! Отпустили мы тебя! Отделался устным предупреждением. Ты что, не понял?

Шашлык из шейки получился вкусный.

Лишь бы не сглазила

Я ехал из Новокузнецка в аэропорт. Водитель делал все правильно в это утро, которое бесило меня снежной кашицей, сочившейся с небес мерзкой сукровицей. Он не гнал, но и не тормозил. Он просто медленно разгонялся и так же медленно останавливался на светофорах. То есть он вел себя так, словно тормозов у него не было вообще.

Когда мы проехали где-то половину дороги, он спросил меня таким безразличным-безразличным голосом:

– Ну и что, а вы, может, торопитесь?

Вопрос не подразумевал положительного ответа. Он его исключал полностью. Я и промолчал. Он понял по-своему и сказал:

– Нет, ну если вы торопитесь, я по-другому поеду. Я представил себе, как может ездить этот брюнет с пятидневной щетиной и однозначно сверкающими в темноте глазами, и сказал, чтобы он держал себя в руках.

– Да я держу, – с грустью произнес он.

В общем, он рассказал, что с ним происходит. Ночью, когда он вез в аэропорт одну женщину, ей не понравилось, что он слишком быстро ездит. Погода уже портилась. Она ему один раз про это сказала, потом второй. Но ему, конечно, было лень ее даже слушать.

Тогда она рассказала ему, как ей один раз не понравилось, что один человек ее быстро вез, и она даже вышла из машины. А потом узнала, что эта машина разбилась. И со второй машиной потом то же самое случилось.

– И представляете, – говорит мне этот парень, – обе аварии – с «глушаками». Ну то есть вообще без вариантов.

– С трупами, что ли? – догадался я.

– Ну да, – вздохнул он.

– И что вы сделали? – спросил я.

– Да то, что и любой человек, который хочет жить, сделал бы. Ехал 50 км в час до места. Высадил ее, а она говорит: «Не гоняй, парень». И ты же понимаешь, она это же тем двоим сказала. Я сначала хотел вообще домой ехать потихоньку и на пару дней на дно залечь, но потом на тебя заказ получил.

– Заказ на меня получил? – с ужасом переспросил я.

– Да нет, в хорошем смысле слова, – успокоил он.

– От диспетчера в парке. Так что вот до сих пор не могу в себя прийти. Серьезная была женщина.

– Слушай, – говорю я, – мы, по-моему, все-таки уже, наконец, опаздываем. У меня регистрация на рейс через 10 минут заканчивается.

– А, ну понял! – обрадовался он и рванул по встречной мимо автобуса навстречу каким-то фарам.

И так он и гнал, как дикий. Я думал, если на рейс опоздаю, мы с ним можем взлететь и все равно через четыре часа в Москве не позже самолета приземлиться. Потом, у входа в аэропорт, он еще не отпускал меня и все благодарил, что я с него сглаз снял.

Дело принципа

В первую ночь Великого Снегопада, я ехал из аэропорта на такси по Аминьевскому шоссе через Москву.

Мы оставили за собой на сотни метров растянувшиеся ленты фур на въезде в город. Они не в состоянии были подняться в горку и, похоже, перестали даже сопротивляться судьбе. Это бывает каждый год в начале зимы, и каждый раз эта картина вызывает у меня какой-то священный трепет оттого, какими, оказывается, жалкими могут быть эти чудовища.

И вот на Аминьевском шоссе я увидел еще одно такое же чудовище. Оно еще не поняло, что надо экономить силы на холоде и сопротивлялось даже активно. Но два огромных прицепа… Нет, оно было обречено.

А потом я увидел нечто невероятное. Откуда-то из-за носа фуры вынырнул мини-трактор со скребком. Удел такого мини-трактора – потратить всего себя на чистку тротуаров и улочек во двориках. Понятно, что весь свой амортизационный век они живут мечтой о чем-то большем (этот, наверное, хотел бы вырыть озеро или хотя бы пруд) и с ней стареют.

Но вот что произошло. Без лишних слов мини-трактор подкатился за спину фуры, подпер ее сзади скребком и начал тужиться, пытаясь сдвинуть ее с места. И она, воя, пыталась помочь ему. Зрелище это было удивительным потому, что они оба были как живые. Мини-трактор казался муравьем на фоне этого застрявшего в охотничьей западне лося. Они оба кряхтели, пыхтели, буксовали… Фура не двигалась с места ни на миллиметр.

– Ну и ну, – сказал таксист и даже остановился в нескольких метрах от них. – Чертовщина какая-то.

Не один я глядел на это с открытым ртом.

– А главное, – пробормотал он, – я не понимаю, как они нашли друг друга. И как давно? – задумчиво произнес водитель.

И тут уж он меня заинтересовал не меньше, чем этот трактор.

– Как вы думаете, – спросил я, – фура поедет?

– Не должна, – ответил таксист. – Теоретически – ни одного шанса. А практически – не знаю. Вы видите, как этот корячится?

Этот корячился. Он уже пристроился к фуре с другого края, он взял левее, рассчитывая, видимо, что тут не так скользко, и снова кряхтел, надсаживаясь. Мини-трактору не жалко было ни своего скребка, ни прицепа фуры. Дело тут было в чем-то большем.

Наконец из фуры вышел молодой парень. Он подошел к мини-трактору, махнул рукой и протянул человеку, сидящему в нем, деньги. Это были всего-навсего деньги, успел подумать я, прежде чем человек из трактора отмахнулся от них и сделал знак: давай попробуем еще.

– Ну что, поехали? – спросил я таксиста.

– Поехали, – вздохнул он.

И тут трактор решил сделать последнюю попытку. Он повернулся на 180 градусов, немножко дал назад и надавил на фуру теперь уже ковшом, да еще как-то с разбегу. Фура неистово зашуршала шинами – и подалась. Я не поверил своим глазам. И никто бы на моем месте не поверил. Они сделали это и вроде даже были целы.

Они поехали. Мини-трактор порхал вокруг фуры, как бабочка-капустница.

А наша машина осталась на месте. Нам не следовало останавливаться. У такси была летняя резина.

«Фигня, Прорвемся!»

Утром, в час пик, я ехал на такси в аэропорт. Проблема усугублялась тем, что это было 31 августа. Водители просто осатанели. Куда-то они рванули с раннего утра и отчаянно боялись опоздать. Скорее всего, за школьными тетрадками Вобщем, в половине восьмого утра ситуация была уже неуправляемой. То есть управлять машиной не было никакого смысла, потому что мы мертво стояли в пробке, впрочем, не так уж далеко от выезда из города. Дальше надо было по МКАД проехать пару километров и свернуть на прямую дорогу до аэропорта. И тут водитель говорит: —А может, через третье транспортное кольцо попробовать?

И я понимаю: он уже готов это сделать и хотя разговаривает как будто бы сам с собой, но на самом деле хочет просто поставить меня в известность. А надо понимать, что означают эти слова: нам придется развернуться и проехать по пробкам, которые гораздо хуже, потому что все едут в город на работу, километров 10, потом еще столько же по набитому машинами третьему кольцу, потом опять начать все сначала… Я посмотрел на водителя с жалостью и попробовал объяснить, что я еду в аэропорт не потому, что давно не видел самолетов, а потому, что лечу на одном из них в командировку.

Но тут он тоже посмотрел на меня с жалостью и сказал, что если я хочу успеть, то надо делать все, как он сказал. И я неожиданно осознал, что ведь он так и поедет.

– Нет, – говорю, – едем прямо.

– Не, – пробормотал он, – я на разворот.

– А я прямо, – пробормотал я.

Сложность моего положения заключалась в том, что за рулем сидел он. И он уже начал потихоньку, словно от нечего делать, перестраиваться из левого в правый ряд. Я столкнулся с настоящим русским характером. Но и он, я надеялся, тоже.

Я начал лихорадочно соображать. У меня в распоряжении было всего несколько секунд. И я успел подумать о том, что в конце концов наше противостояние сводится к вечному вопросу: за кем историческая перспектива – за роботом или за человеком? Этого упертого водителя следовало просто перепрограммировать. Надо было переключить его русский характер на какой-нибудь европейский.

И я сказал ему:

– Послушайте, давайте сделаем так. Сейчас мы едем прямо…

– Не получается, – вздохнул он, зная себя.

– Мы едем прямо, – продолжил я, – и, если мы приезжаем вовремя, я до конца жизни считаю, что встретился с лучшим водителем в этом городе.

Он задумался, и мы проехали разворот. Это уже была большая победа. И к тому же мы все-таки наконец-то двигались.

– Ну да, – неуверенно сказал он, – а то через третье кольцо каждый дурак доедет. Так?

И он испытующе посмотрел на меня.

– Разумеется, – подтвердил я.

– Понял! – обрадовался он. – Ну ладно…

Там, где был тротуар, мы ехали по тротуару. Там, где не было тротуара, по обочине. Где не было обочины, мы тоже по чему-то ехали. Иногда мне казалось, что мы едем по впереди идущим машинам.

Мне не удалось перепрограммировать его характер. Это оказался живой человек. И он просто продемонстрировал другую грань русского характера. Она называется «фигня, прорвемся!».