Рейтинговые книги
Читем онлайн Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 162

А вот Чарской нет совсем. Это принципиальная установка родителей. Но зато есть подруги. Дают на день, на два почитать захватывающие истории из жизни институток, благородных девиц и благородных родителей[64]. Я не иду в школу и проглатываю «Княжну Джаваху», или «Вторую Нину», или «Люду Власовскую», а маме ничего не остается, как терпеть такое увлечение, да еще писать записку в школу о якобы уважительной причине моего пропуска. Какая сила воображения!

Становлюсь старше и увлекаюсь Эдмоном Ростаном (особенно «Сирано де Бержераком» и «Орленок»), Жорж Санд — любимый роман «Мопра» (как же — рыцари-разбойники), «Давидом Копперфильдом» зачитываемся вместе с братом, а заодно О. Генри и Брет Гартом. Нам нравятся эти герои — смелые золотоискатели, чудаковатые игроки, авантюристы. И тут же «Сердца трех» и северная эпопея Джека Лондона. Но особенно люблю я «Дон Кихота», двухтомник с иллюстрациями Гюстава Доре, подарок тети Маши Тугановой[65].

Важна была и познавательная литература — «Жизнь животных» Брэма, «Столетие открытий» в издании Гранстрема, «История зарубежной литературы» П. С. Когана, «История европейской культуры» под редакцией И. М. Гревса и др. Иной раз отец приносил книги из библиотеки ЦК. Так он принес мне Бомарше на французском языке: «Севильский цирюльник», «Женитьба Фигаро» и «Виновная мать» — почему-то антикварный экземпляр конца XVIII века.

Но в основном мы с братом «паслись» по шкафам с замечательными изданиями классиков. С какой радостью открываются роскошные брокгаузовские тома Пушкина, Байрона, Шекспира, Шиллера! Мы знали их наизусть, так же, как и голубого с золотом Тургенева, зеленого с золотом Достоевского (а там ведь и «Евгения Гранде» Бальзака в переводе Федора Михайловича), кремового с золотом Гоголя. Иной раз раскрывается небесно-голубой Есенин с прекрасными портретами под папиросной бумагой. Собрание сочинений, так и не увиденное поэтом. Решила выучить наизусть самое короткое стихотворение Есенина:

Там, где капустные грядкиКрасной водой поливает восход,Клененочек маленький маткеЗеленое вымя сосет[66].

(1910)

А почему самое короткое? Наверное, лень учить подлиннее, хотя Пушкин запоминается сам, без всякой выучки. Нет, наверное, не от лени (мне она чужда) запоминала самое короткое четверостишие. Ведь я сама была маленькая, у меня был маленький кукольный, но настоящий дом, и маленькая настоящая кухня, и маленький журнальчик. И у Есенина мне показался тоже какой-то маленький сказочный огородик, совсем живой, совсем детский. Потому и запомнился.

Толстого в темных солидных переплетах листали без конца. Лермонтова не только читали и учили наизусть, но даже разыгрывали в домашнем театре «Демона».

Среди особенно близких, кого я перечитываю не раз уже взрослой, — Николай Николаевич Каразин, писатель и академик живописи. Он был на военной службе в Средней Азии. Его книжка «С севера на юг», повесть о семье журавлей — настоящее сокровище, да еще с рисунками автора. А его романы, например «Наль», — Средняя Азия, экзотика, таинственные личности, военные разведчики, соперничество с Англией на Востоке; романы Каразина хорошо читать вместе с Киплингом, с «Кимом» (его я всегда как бы заново читаю), не говоря уже о двух «Книгах джунглей».

Мама следит за нашим чтением и, вспоминая собственные детство и юность, не раз сетует: ну где можно купить или достать книги Френсис Бёрнетт, ее знаменитые сострадательные, добрые и благородные книги, окрашенные тонким юмором и всегда со счастливым концом, что внушает читателю жизненный оптимизм?!

От школьных подруг я как-то получила на время «Волшебный сад» и «Маленькую принцессу», а книга о лорде Фаунтлерое никак не попадала мне в руки. И вот однажды, о чудо, отец приносит эту драгоценную книгу. И совсем не из магазина, а из какой-то будто бы библиотеки, но вместе с тем дарит ее нам. И не только дарит, но — редкий случай — сам в присутствии мамы по вечерам читает ее нам вслух.

Какой восторг! Отец в кресле, а мы рядом, кто на скамеечке, кто на ковре, — и слушаем, не отрываясь. Потом из разговоров отца и матери я поняла, что эту книгу обсуждали, изучая проблемы чтения детской литературы, специалисты из отдела средних школ то ли Наркомпроса, то ли аппарата ЦК (а отец — зав. сектором средних школ) на предмет того, стоит ли ее переиздать, сделать доступной для школьников — ведь она о графах, лордах и американской демократии.

Как теперь мне кажется, решение пришло отрицательное — не пускать. Я не знаю, когда в советские времена книга «Маленький лорд Фаунтлерой» увидела свет. Во всяком случае мы стали обладателями редкостного экземпляра — как писал Стендаль в конце своих некоторых романов (например, «Пармская обитель»), «for happy few»: «для немногих счастливцев».

В конце концов мне в голову пришла простая мысль: почему я все время должна читать? Почему бы мне самой не стать издательницей и писательницей? По примеру журнала «Маяк», который когда-то издавала молодежь в доме Семеновых во Владикавказе, я решила основать журнал, правда, очень скромный, под названием «Стрекоза», с повестями, рисунками, даже с рекламными объявлениями. Сама сочиняю, оформляю, сама читаю и даю под большим секретом моей подруге Людочке Королевич из дома напротив. Только ей. Папа одобряет мою деятельность и даже иной раз просматривает этот тщедушный, весь от руки, так называемый журнал, который, что вполне естественно, выдохся на пятом номере. Издавался раз в месяц, но уж очень надоело сочинять все самой, без сотрудников, и фантазия иссякла.

А почему бы не стать писательницей, раз уж есть опыт издания журнала? Я завела себе разные тетради. Для дневников у меня уже была одна, довольно скучная материя. Каждая запись начиналась словами — aujourd’hui — «сегодня», и затем шло перечисление самых простейших событий, хотя и всякие неожиданности бывали. В другой (мне ее подарил папин друг, Сулейман Сулейманов), красной, писала стихи, в основном переписывала из Пушкина, Лермонтова, Жуковского, Баратынского, Бенедиктова, Фета, Фофанова, Мея, Апухтина, Случевского (замечательные стихи «Статуя» — о статуе гладиатора и русалке). До сих пор помню, «Как холоден к ней гладиатор в своем заколдованном сне», или: «И слышно, как мхи прорастают, как сонные травы цветут». Бывали и совсем случайные, но почему-то понравившиеся, довольно плодовитой поэтессы О. Чуминой или совсем мне неведомого Н. Кавецкого, а то и просто выбранные из романов Лидии Чарской. И совсем неожиданно строки из «Потонувшего колокола» Гауптмана. Ну как же — очаровательная фея Раутенделейн, только она меня и интересовала в этой пьесе: «Не знаю откуда и выросла где я, не знаю я девочка иль фея лесная. Но разве кто знает, откуда фиалка цветок, что во мраке ночном аромат разливает…»

А собственное «творчество» слабенькое и жалкое, если перечитывать теперь: ни проблеска таланта в девять-десять лет. Недаром я потом перестала писать эти беспомощные, но тогда казавшиеся мне замечательными, вирши.

Вдохновение появилось с войной и совсем в другом возрасте и, конечно, после моей встречи с Алексеем Федоровичем и Валентиной Михайловной Лосевыми, но это — совсем другая жизнь, будущая и подлинная. А сейчас, в семье, мне все еще только грезится. Идеалом представляется мне лорд Байрон, и даже не его творчество, а его заманчивая и ни на что не похожая биография. Ему посвящала я не одно стихотворение. Смешно и грустно читать строки чуть ли не четырнадцатилетней школьницы, вроде таких замечательных, начало забыла: «На Грецию упал твой взгляд, / Рожден ты лордом, был великим, / А умер, как простой солдат». Или еще: «Я знаю тебя, ты мой идеал, / В жизни мне путеводной звездой / Будешь светить, как волшебный кристалл / Из грустной, как сон, темноты ночной». Портрет лорда Байрона, которым я особенно восхищалась во Владикавказе, нашел себе место среди других великих, привезенных моей сестрой в Москву и занявших место очень оригинальное — среди библиотеки, развернувшейся на нашей лестнице. Но я уже давно прохожу равнодушно, даже не взглянув на некогда свой идеал.

Другая тетрадь в бежевой обложке (до сих пор сохранилась, цена: 3 р. 50 коп.) предназначена была только для французских стихов, таких же беспомощных и жалких, как и русские. Некоторые оповещали читателя (если он будет), что привезли сегодня пианино («oh, comme c’est beau!») или что у меня прелестная маленькая сестренка, «та petite soeur a un bon coeur»[67]. Или другое, посвященное моей подружке Людочке Королевич, где я восхищаюсь разными цветочками — розой, ландышем, фиалкой и настурцией. Ну и конечно, опять феи, некая королева Розамунда, любительница цветов (опять незабудки, розы, ландыши), из которых эльфы сплетают венки. А вот в одном опусе со значительным названием «Символ» («Symbole») есть такие душещипательные строки: «J’entend fremissante les pas de la mort, tel est mon sort» («Я слышу, трепеща, шаги смерти. Таков мой удел»). А рядом стихи о каких-то снежинках, равнодушных к моему горю. От стишков этой тетради остались (время безжалостно) одни отрывки. Зато оставшееся пространство я заполнила уже в сороковые годы (опять-таки в моей vita nuova) выписками из любимого тогда Райнера Марии Рильке на немецком языке. Хотя собрание его стихов — моя собственность, но по старой детской привычке все равно переписываю в тетрадь (так же Жуковского балладу о Смальгольмском бароне переписывали вдвоем с братом). Так ближе к сердцу. Тем более что страницы, мной выбранные, я снабдила надписью: «Почти что повесть о моей жизни». Чтобы узнать, что же это за повесть, не мешало бы их перечитать…

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 162
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи бесплатно.
Похожие на Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи книги

Оставить комментарий