Своя ноша - Инид Джохансон

6

Джоан откинулась на спинку сиденья, пре доставив беседе Эрвина с матерью идти своим путем.

Итак, Эрвин объявил ей своеобразную войну. Вот что означал его поцелуй и холодные, угрожающие слова, которые он произнес по том. Мужчины способны заниматься сексом, не испытывая любви, и, очевидно, Эрвин не был исключением. Но Джоан не могла перестать любить его, как бы ни старалась, как бы ни презирала себя.

Почему она повела себя так глупо? Почему, улыбаясь и расточая призывные взгляды, не постаралась в то же время удержать Эрвина на расстоянии?

Да, она опустилась до дешевых приемов, при обычных обстоятельствах ей не свойственных. Но сейчас обстоятельства никак не назовешь обычными, с горечью подумала Джоан. Как ужасно чувствовать неприязнь и презрение единственного человека, которого по-настоящему любишь. Ненависть, любовь, боль и отчаяние смешались в ее душе, заставляя действовать в столь нехарактерной для нее манере, что она сама удивлялась и негодовала на себя…

Остаток дня Джоан показывала Саманте окрестности дома, изо всех сил пытаясь быть любезной. Эрвин сказал, что ему нужно сделать несколько деловых звонков, и ушел в ее кабинет. Как подозревала Джоан, он останется там и после того, как закончит необходимые переговоры. Что ж, чем меньше она будет видеть его, тем лучше.

Однако Эрвин появился, когда они с Саман той сидели за ужином — омлет с приправами и свежие фрукты. Джоан тут же изобрела предлог, чтобы уйти:

— Мне нужно полить цветы, Саманта. Я думаю, вы не против остаться с сыном и послушать, как идут дела в семейном бизнесе?

Она надела старые спортивные туфли, выгоревшую рубашку и завязала волосы в хвост. Как всегда, вид узких мощенных камнем дорожек, по сторонам которых росли лилии, лаванда и пышные кусты роз, подействовал на Джоан умиротворяюще и хотя бы ненадолго вернул ей душевное равновесие.

Итак, стремление отплатить Эрвину его же монетой привело лишь к тому, что их обоюдная ненависть усилилась. К тому же то, как она флиртовала с ним, нельзя было назвать достойным поведением…

Звук шагов по каменным плиткам заставил Джоан вздрогнуть. Она повернула голову, и тут же ее сердце подскочило в груди. К ней направлялся Эрвин!

На его лице было все то же застывшее выражение. Но когда он подошел ближе, Джоан за метила боль в его глазах, боль, которую он напрасно старался скрыть. Она почувствовала жалость и сострадание к нему, а заодно и злость на себя за глупое, нарочитое кокетство. Хватит ли у нее мужества сказать ему об этом? У Джоан возникло предчувствие, что сейчас наступает переломный момент в их отношениях. Если бы она могла оправдаться и заставить его поверить в свою искренность…

— Мама сказала, что хочет лечь пораньше. А вот это я нашел в твоем кабинете. — Эрвин протянул ей какие-то бумаги. — Телеграммы от твоего литературного агента. Последнюю принесли сегодня утром, и ее тон почти истерический. Наверное, тебе давно пора разобраться с ними.

Да, это были те самые телеграммы, которые она так долго оставляла без ответа. Джоан безразлично пожала плечами:

— Да, наверное. Но я думала, что это не так уж срочно.

— Не так уж срочно? — удивился Эрвин. — Даже если речь идет о вручении одной из самых престижных литературных наград?

В наступающих сумерках морщины по обеим сторонам его рта выглядели глубже. Не отвечая на его вопрос, Джоан спросила:

— Послушай, мы можем поговорить?

Но она не знала с чего начать. Если бы только ей удалось найти хоть одну-единственную трещинку в этом монолите оскорбленной гордости!

— Я как раз хотел предложить тебе то же самое. — Эрвин шагнул к ней. — Тут есть на чем посидеть? — С этими словами он протянул руку и, заведя ее за спину Джоан, сунул сложенные телеграммы в задний карман ее джинсов.

От прикосновения его пальцев легкая дрожь пробежала по телу молодой женщины. Однако все, что она могла сделать, — это попытаться не замечать ее и покорно следовать за Эрвином. Вскоре они дошли до маленькой беседки, почти скрытой кустами роз и олеандров.

Сердце Джоан сжалось от боли. Она поняла, почему Эрвин выбрал место подальше от дома. Должно быть, решил, что их разговор будет проходить на повышенных тонах, и не захотел, чтобы Саманта их услышала. Но как он мог при вести ее именно сюда! Разве забыл те долгие вечера, которые они проводили здесь, любуясь закатом, тесно прижавшись друг к другу, вдыхая аромат роз и временами отпивая вино из оплетенной соломой бутылки? Они шептали друг другу слова любви и не в силах были разомкнуть объятий…

Или он полностью стер из памяти эти воспоминания, потому что они, как и она сама, уже больше ничего не значили в его жизни?

Джоан захотелось вернуться в дом, чтобы избежать лишних страданий. Но им с Эрвином и в самом деле нужно было поговорить. А сегодня он впервые сам изъявил желание обсудить с ней сложившуюся ситуацию, вместо того что бы отдать ей очередной невыполнимый приказ и уйти прочь.

— Я хочу извиниться за то, как вела себя сегодня, — на одном дыхании произнесла Джоан, боясь, что мужество оставит ее. — То, что я делала, было ребячеством!

— Ну, я бы этого не сказал. Ты вела себя как вполне взрослая женщина. Женщина, которая готова заниматься сексом с утра до вечера с одним мужчиной, хотя прекрасно знает, что носит ребенка от другого.

Джоан закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы вынести очередное оскорбление, произнесенное резким холодным тоном. Что бы он ни сказал сегодня, она это заслужила. Джоан прислонилась головой к столбику, поддерживающему крышу беседки, и еле слышно произнесла:

— Все не так просто.

— Разве? Но можешь не тратить времени на извинения. Считай, что наш развод уже состоялся.

Джоан не стала спрашивать, что он подразумевал под этим заявлением. Она только надеялась, что Эрвин не собирается дать ей то, о чем, по его мнению, Джоан сама хотела просить его.

— Кстати, о сексе, — заметил Эрвин почти непринужденным тоном. — Насколько я успел узнать, твои сексуальные аппетиты достаточно велики. Странно, что ты не затащила меня в постель сразу после того, как мы познакомились. Подумать только — через двадцать четыре часа после нашей встречи я уже был словно в угаре! Постоянно представлял, как занимаюсь с тобой любовью. Мы даже обсуждали это, — сухо добавил он. — Помнишь? И решили, что обстоятельства для этого явно неподходящие. Смерть Тома… Потом ты вернулась сюда, чтобы завершить срочную работу, а я остался в Англии, чтобы в свою очередь закончить необходимые дела. А дни, что мы вместе провели в Каслстоуве, готовясь к свадьбе, были невероятно сумбурными. Из-за всего этого мы решили подождать до первой брачной ночи. Как романтично! — В го лосе Эрвина прозвучало презрение. — Ты вела себя на редкость разумно. Таким путем ты хотела одурачить меня, заставить поверить, что этот ребенок мой. Даже если бы он и родился немного раньше срока, что с того? Но, возможно, тебя даже это не заботило. Ведь я был лишь вовремя подвернувшейся заменой первоначального кандидата в мужья.